Страница 17 из 66
Наверное, их спасало то, что здесь не было ни дня, ни ночи. Если один из них уже выспался, другой ложился спать. Кое-кто спал прямо на площади — на голых, влажных камнях.
— Какой ужас! — не выдержала Лоча. — Я никогда не видела, чтобы люди жили в такой тесноте.
На ее белом лице появился румянец — видимо, от волнения.
Коля посмотрел на нее — и ему стало страшно. Нет, это был страх не за Лочу, а за человека вообще, за его природу, за красоту гордого духа и сильного тела. Ведь человек прекрасен и его красотой можно гордиться перед другими мирами и галактиками. Такой и была его любимая Лоча — чудесный цветок промерзшего насквозь Фаэтона.
Но вот Коля увидел в нескольких шагах от себя сравнительно молодую беловолосую женщину, одетую во что-то грубое. Склонившись над канавой, по которой текли вонючие нечистоты, она сосредоточенно болтала в них руками. Рядом с нею что-то вылавливал в канаве оголенный до пояса, худой — кожа да кости — беловолосый парнишка.
— Что они делают? — с горечью спросила Лоча.
— По этой канаве стекают нечистоты из наших ферм, — ответил Лашуре. — Иногда туда попадает белок. Он сбивается в комочки и плывет по канавам. Вот эти комочки они и вылавливают.
Чамино молчал. Он, наверное, не впервые видел эту охоту. Щеки его нервно подергивались, зубы были сжаты. И Коля, видя, как молча страдает его друг, подумал о том, хватит ли у него сил довести до конца то великое дело, которое он начал? У Коли не осталось никаких сомнений — он пойдет рядом с Чамино! И для него настало время прозрения — он благодарен за это отцу, рассказавшему правду. Теперь же он увидел все собственными глазами…
— Животных кормят лучше, чем людей! — ужаснулась Лоча.
Лашуре оглянулся. Собственно, он мог бы и не оглядываться — слушали их не здесь, а в другом месте — далеко отсюда. И Лашуре хорошо знал, что их слышат. Именно от этого и зависел его ответ.
— Дагу — это животные Единого. Их нужно очень хорошо кормить, иначе мясо будет грубым и невкусным. А беловолосые… Зачем их кормить? Пользы от них никакой. Расплодилось их больше, чем нужно.
Лоча метнула на Лашуре гневный взгляд, но потом сообразила, в чем дело. И на глазах ее выступили слезы…
Тем временем беловолосые, увидев на площади людей со «второго этажа», пустились наутек.
— Им здесь неплохо, — сказал Лашуре. — Тут по крайней мере много света и можно вылавливать добычу. Есть углы, где такая жизнь считается большим счастьем.
Лашуре повел их на ферму. В щедро освещенном, продолговатом помещении выкармливались дату. Эти животные были чуть выше человеческого роста, на их куцых ногах не было суставов — наверное, они срослись, ведь животные вовсе не двигались уже тысячи оборотов. Оплодотворение давным-давно проводится искусственно. Дагу прижаты так тесно друг к другу, что между ними едва можно протиснуться. Сотни людей, придавленных массивными тушами животных, делают какие-то странные движения: натягивают кожу, потом отпускают и месят кулаками похожее на тесто туловище, затем разглаживают ладонями выхоленную кожу. Работа эта, видимо, очень тяжела, так как лица людей лоснятся от пота.
— Это и есть основная работа скотоводов, — объяснил Лашуре. — От постоянной неподвижности у дагу атрофировались мышцы. Они им так же не нужны, как и суставы на ногах. Но нарушается кровообращение… Если не делать массажей, животное будет давать много жира и мало мяса… Массажи проводятся почти непрерывно. Один скотовод кончает — другой начинает… Те люди, которых вы видели в пещерах, — тоже массажисты. Вскоре заступит новая смена…
— Значит, их мышцы поддерживаются за счет человеческих? — спросил потрясенный Коля.
— Да. Отсутствие движения компенсируется массажем. Это дает хорошие результаты, — сказал Ла-шуре.
— Неужели нельзя изобрести какие-нибудь приборы для массажа? — все с той же наивностью допытывалась Лоча.
— Зачем же? Что будут тогда делать беловолосые? — ответил Лашуре. — Ведь они должны хоть как-то оправдать свое существование… И ту пищу, которую выдает им Бессмертный.
К Лашуре подошел худой, изможденный человек и незаметно для других скотоводов быстро зашевелил пальцами. Ему в ответ так же быстро задвигал пальцами Лашуре. Коля понял, что это язык жестов, к которому прибегают тогда, когда нужно сообщить что-то тайное. И Лашуре тотчас же, взяв за локти Чамино и Лочу, кивнув головой Коле, повел их к выходу.
Коле запомнилось лицо скотовода. Оно показалось ему чем-то неуловимо похожим на лицо Ечуки-отца.
К жилью Лашуре они возвратились без особых приключений. Закрыв двери, Лашуре сказал:
— Наблюдатели передали, что нами заинтересовались на контрольном пункте. Мне, правда, верят, но я не имею права злоупотреблять этим доверием.
— А они не придут сюда с обыском? — спросил Чамино, испугавшись за судьбу изобретения, ведь на него возлагались такие огромные надежды.
— Карателей я не боюсь. Это тупые, необразованные люди. Они не способны отличить обычный фонарик от шахо. А служители храмов далеко не ходят…
Коля спросил у Лашуре:
— Разве шахо контроля не улавливают смысла переданного на пальцах?… Ведь люди все равно мыслят словами…
— Да, — согласился Лашуре. — Но групповой контроль по большей части осуществляется при помощи улавливателей звука. И только время от времени луч шахо направляется на мозг какого-либо отдельного человека. В таком случае язык жестов скрыть невозможно. Но это случается только тогда, когда человек вызывает подозрение.
Лоча молчала. Она была угнетена всем увиденным и теперь до конца поняла брата. А Коля смотрел на нее и думал о том, что у его любимой благородное сердце и она страдает за людей.
Когда все немного отдохнули, Чамино обратился к Коле:
— Теперь мы можем поговорить о том, ради чего мы сюда прибыли.
Взгляд его был суровым, а в голосе слышалась твердость.
— Разве мы не говорили? — удивился Коля. — Все, что ты мне показал, Чамино… Поверь мне: я готов…
Чамино положил руку ему на плечо.
— Знаю, Акачи. Если бы я не знал этого, я бы не привел тебя сюда. Но есть вещи, о которых ты еще не знаешь. Тебе нельзя больше выходить отсюда… Лашуре устроит тебя в безопасном месте… Мы будем часто встречаться, — и добавил, обращаясь к Лоче: — Акачи не будет чувствовать себя одиноким, ведь правда?
Для Лочи это тоже было неожиданностью. На ее лице снова появился румянец.
— Зачем ему здесь оставаться? — дрогнувшим голосом спросила девушка.
— Так нужно. Мы должны уберечь Акачи. Уберечь для борьбы. А еще потому, что он наш друг…
И Чамино рассказал то, чего не знал Коля, потому что Ечука-отец не захотел, чтобы он стал свидетелем его разговора с Единым и отослал сына на Зеркало Быстрых Ног.
Когда Коля вышел на улицу, Единый сказал:
— Раб божий Ечука! Я назначил тебя своим советником, ибо в тебе лучше всего проросло зерно разума, которое я, твой Всевышний, бросаю в череп каждого человека. Но не в каждом черепе это зерно находит плодоносный грунт… Кем был твой отец? Он жил так же, как и твой дед и прадед, среди бессловесных тварей. Ты, Ечука, жил бы точно так же, если б я не заметил, что в тебе зреет мое зерно. Как же ты отблагодарил за это Единого Бессмертного? Ты вкладываешь в череп своей младшей плоти еретические мысли. Опомнись, Ечука! Вернись в лоно божье и верни сына своего.
— Я всегда служил истине, Отче. Она для меня более священна, чем моя жизнь. Сегодня истина живет не под твоей десницей, Всевышний. Она сегодня там, на Материке Свободы! Я знал, что ты меня покараешь. И готов принять смерть за истину. Но прошу тебя: отпусти моего сына на Материк Свободы!..
— Нет, еретик! — прогремел металлический голос Единого. — Я не дам тебе легкой смерти. И не отпущу твоего сына на Материк черных пороков, который побуждает меня совершить страшный суд над греховным человечеством. Ты вместе со своим сыном полетишь туда, где господствуют адская жара и духота, и ты будешь вымаливать у меня глоток родного воздуха! А я буду посылать тебе его один раз в оборот. Буду посылать ровно столько, чтобы ты не мог жить и не мог умереть. И тогда я, наконец, услышу твою молитву, богоотступник!.. — Изображение Бессмертного на стене внезапно исчезло. Только мерцающим голубым светом горел экран. Потом и он исчез. Несколько минут в центре стены горело яркое пятно, но вскоре и его не стало.