Страница 73 из 82
— Ты же сам сказал, что у Англии плохо с деньгами. А я ужасно люблю читать. В особенности личные дела.
— Это ведь мое.
— Да. Одна из папок. Их там девять штук.
— А… а… а откуда? Неужели они их вот так продают?
— А почему нет? Как горячие пирожки. Оптом скидки. Тебе ничего не требуется?
Он нервно сглотнул, не отводя взгляда от папки.
— Так ты и так все знаешь… — тихо произнес он. — Зачем спрашиваешь меня?
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал. Ты ведь понимаешь — тебя сдали и продали. Причем давно. И мне ужасно интересно, как они тебе голову морочили.
— Продали… — медленно произнес Дефо, собираясь с мыслями.
Скосился на потолок.
Там на витом проводе свисала электрическая лампочка. И горела, освещая пространство над столом. Слабенько довольно. Но горела.
Разборная.
Каждый часов сто ей меняли нить накаливания, после чего опять откачивали воздух. До нормального вакуума было далеко. Да и не чем его было сделать. А вот определенную разреженность — вполне.
Это была первая лампочка в мире.
Вообще.
И пока единственная. Ее тут обкатывали и испытывали. Ну и заодно гостей в смущение вгоняли. Так что первые, наверное, минут десять Даниэль закономерно взгляда не мог от нее отвести, рассматривая и изучая. Чудо ведь! И задавая вопросы — что, как и зачем.
Алексей отвечал. Но без лишней детализации. Только то, что требовалось сообщить по программе минимум. Вон — рядом с дворцом в одной линии с котельной и насосной появилась электростанция. Ну… громко сказано, конечно. Просто кирпичный корпус, в котором стояла паровая машина и генератор. Пока — всего по минимуму.
О том, зачем был поставлен на ближайших холмах блок из дюжины ветряных мельниц нового типа — с вертикальными лопастями, он помалкивал. Для чего эти сооружения, насколько он знал, вся Москва обсуждала. Выдавались идеи одна дурней другой. Впрочем, о том, что эти ветряки — электрогенераторы молчали. Как и о том, что на базе этой опытной станции проводилось изучение электролиза. Так-то он ему особо и не был нужен. Но другого способа глубокой очистки меди он не знал. А и иметь такая добрая требовалась, и латунь.
Даниэль, кстати, тоже спросил о том сегодня.
Ну а почему нет?
Алексей лишь улыбнулся, отшутившись. Поэтому беседа тогда пошла по другому пути — начали обсуждать рукопись его романа.
Сейчас же, немного поглазев вновь на электрическую лампочку, он тяжело вздохнул и стал рассказывать. Все. Вообще все что знал и что делал…
Впрочем, где-то через два часа разговор пришлось прервать.
Время.
Даниэль отправил писать развернутый ответ по своим художествам. Считай роман в формате докладных записок. А Алексей — поспешил на семейный вечер. Тихий такой. Уютный. Такие не часто случались…
Вот на диване сидели Петр Алексеевич и Евдокия Федоровна. Царь и царица. Как без них? Пили кофий и блаженно бездействовали. Хотя было видная определенная натяжка этого состояния. Оба ради такой посиделки оторвались от дел и мысленно находились там.
Евдокия уже перегорела особым рвением в воспитании сына, рожать новых детей Петру не спешила, ибо ей уже 44 стукнуло. Для тех лет — перебор в подобных делах. Поэтому царица настолько погрузилась в издательское дело и театр, что остальным почти не интересовалась. Даже кафе почти не уделяла времени. Хорошо хоть этого уже и не требовалось. Семейные вечеринки же подобного толка ей были откровенно в тягость.
Петр ей был под стать.
Пить он стал сильно меньше после той болезни. Отказавшись от крепких напитков. Через что царевич смог начать кампанию по вытравливанию их из страны. Что-то в духе слогана — польская водка, черный хлеб, селедка, а в России вина, пива и меда да причесанная борода.
Никакого сухого закона. Нет. Боже упаси!
Просто стал решительно искоренять насаждаемую отцом водку, к которой тот имел особую страсть. Да и вообще — культуру умеренного пития.
Сам же Петр, став меньше пить, почти полностью погрузился в дела судостроительного корпуса. Там сейчас как раз разрабатывали боевые корабли. И мыслями он был так. Хотя на такие встречи шел охотно. Видимо отказывать сыну не хотел.
Невдалеке расположилась сестра царя Наталья Алексеевна — местная лягушка-путешественница, которая после смерти мужа больше месяца нигде и не жила. Посетив, наверное, все дворы владетельных семейств Европы. Именно ее прибытие и позволило организовать эту встречу.
Рядом с Алексеем сидел брат Павел двенадцати лет[1].
Такой же худощавый и высокий.
Они тихо переговаривались, обсуждая его мечту отправиться в кругосветное путешествие. Он уже успел поглядеть на барки и теперь в них влюблен. Видимо в этом деле пошел в отца.
Кирилл[2] тоже присутствовал.
Смущался и стеснялся, но присутствовал. Все ж таки узнал он о своем происхождении. Но принять его пока не мог. Да и не хотел. Ему возня с техникой нравилась куда больше всего этого.
Миледи, кстати, не приглашали на такие посиделки, чтобы царицу не дразнить. Да она и не рвалась. Зачем провоцировать? Ей хватало, что сына ее приняли, пусть и с оговорками. А вот Софью — темнокожую супругу Кирилла сюда допускала. Вон она стояла — старалась не привлекать внимание, прячась за мужем. Почему царица на это решилось — вопрос. Хотя царевича он и интересовал в минимальной степени. Ему вообще было наплевать на национальность и расу человека — лишь бы он делал то, что ему требовалось. И делал хорошо. А супруга Кирилла была молодец. Может не семи пядей во лбу, но молодец. Без нее ее муж бы погиб уже наверняка. Еще до покушения…
Вокруг Серафимы же находило четверо малых детишек. Двое ее и пара мулатов — тех самых, которых Алексею родили негритянки.
Бастарды.
Но они воспитывались в семье и им давали полноценное образование. Романовы были слишком немногочисленными, чтобы раскидываться своими представителями. Даже такими… хм… необычными.
Алексей с ними чуть было не учудил.
Очень ему хотелось возродить старую традицию, при которой крестильное имя являлось интимным, то есть, о нем знали только самые близкие люди. В обиходе же вместо него использовалось публичное. Все ж таки в христианстве имя было желательно давать по святцам, а там порой такая дичь имелась… во всяком случае для носителя русского языка. Взять того же Акакия… У Алексея уши в конвульсиях сводило, когда он такое и аналогичные имена слышал. Вот и хотел убрать «за шторку» все это непотребство. Но его отговорили.
Патриарх лично долго убеждал, дескать — не гоже прятать имена христианские. И даже отца тогда подключил. И прочих. Прям коллективно на царевича навалились… А то он прямо губы раскатал… да… Поначалу то он вспомнил, что нет «более традиционных для темнокожих людей имен, чем Элронд и Галадриэль». Припоминая дикую «повесточку» из прошлой жизни. Но поначалу то мулатов у него родилось пятеро, а столько эльфийских имен он попросту не вспомнил. Слишком уж далекая для него тема. А потом, как появилась возможность, его охватила идея о другой шикарной паре имен: Рагнар и Рогнеда. А почему нет? Он даже себе образы рисовал. Встретил кто такого статного, кучерявого мулата и спросил его на английском:
— What isyour name?
А тот ему в ответ:
— Рагнар Ляксеич я немчура ты поганая, из Романовых, — оглаживая окладистую бороду.