Страница 60 из 82
— Что ты задумал? — тихо прошептал Петр.
— Знаешь, что сказал мудрый Каа, когда встретил бандерлогов?
— Что? — нахмурился царь. — Кто это вообще? О чем ты?
Сын повернулся.
От былых эмоций уже ничего не осталось. Он снова полностью себя контролировал и был нейтрален.
— Я знал твое мнение по поводу убийства Людовика и Иосифа, — максимально добродушно произнес Алексей. — И обратился так официально для того, чтобы ты отказал, а им потом об этом донесли. На контрасте с демонстративной казнью Кольбера.
— Зачем? Ты хотел их напугать?
— Понимаешь, я не держу своих людей рядом с ними. — расплылся в максимально многообещающей улыбке. — А ты даже не представляешь, как сложно найти черную кошку в черной комнате. Особенно если ее там нет.
Петр промолчал, странно посмотрев на сына.
Он только сейчас осознал, ЧТО он устроил. И какая безумная, лихорадочная «охота на ведьм» там начнется.
— Кроме того, — добавил сын. — Теперь они пылинки с тебя сдувать будут. Ведь в их представлении только ты стоишь между мной и ими.
— С меня — да, но не с тебя.
— А со мной они попытаются договориться… — подмигнул ему сын… — Будь уверен — им сейчас страшно. Как никогда. Ибо их страх густо замешан на чувстве бессилия и полной беззащитности. А потребность в безопасности одна из базовых у человека. Я их ее лишил. Они теперь даже спать нормально не смогут. В горшок, садясь на него, будут заглядывать, проверяя нет ли там убийцы.
— А война? — нахмурился царь. — Ты ведь к ней так отчаянно готовишься. Это все игра?
— Блеф. Такое поведение называется блефом. Но нет. Я действительно готовлюсь. В глубине души я все еще надеюсь, что у меня ничего не получится и можно будет с чистой совестью предать все там у них огню и мечу.
Петр нахмурился еще сильнее, но промолчал.
Алексей же начал вышагивать по зимнему саду, напевая широко известную песенку из далекого будущего, полную черного юмора:
— Скатертью, скатертью хлорциан стелется и забивается под противогаз. Каждому-каждому в лучшее верится, падает, падает ядерный фугас…
— Шутник хренов, — буркнул царь. Он не понял содержание этой песенки, но вполне догадался о сути. По контексту разговора и настрою сына. Ну и каким-то отдельным смыслам, которые он все ж таки уловил.
— Говорят, что смех продлевает жизнь. — пожал плечами сын. — Тому, кто смеется, во всяком случае.
— Не слышал, — хмыкнул Петр. — Ты уже читал новый доклад Голицына о джунгарах?
— Ты про бои в Тибете?
— Да. Как думаешь, устоят?
— Не берусь даже гадать. Там сложный рельеф, пустынные горы и ситуация… — сделал Алексей неопределенный жест рукой.
— В отношение шаха ты более скептичен.
— Джунгары в обороне на хорошо известной и привычной им местности. Они недурно вооружены. Но их мало. Как все сложится — не ясно. Слишком многое завязано на удачу. К тому же не ясно кто именно против них воюет. Если собственно маньчжуры, то это опасно. Очень опасно. Они крепкие вояки, хоть и архаично вооруженные. Могут и размазать джунгаров по Тибету как сопли по рукаву. А вот если к ним заявились вспомогательные части из хань — можно не переживать. Они веками из хорошего железа не делают гвоздей, равно как и добрых, одаренных людей в армию не посылают. С шахом и пуштунами все совсем не так. Пуштунов много, они воинственны и вероятно неплохо вооружены. В горах наступать с армией шаха на такого противника плохая затея. Очень.
— Они нанесли пуштунам поражения в пограничных стычках.
— А ты уверен, что это не уловка?
— Ты настолько в него не веришь? Почему?
— Потому что это все отчаянно похоже на провокацию и ловушку. Стандартный прием степной. Подразнить, а потом отойти, заманивая в засаду. Разве нет? Кроме того, им кто-то поставил много оружия, и они начали восстание очень своевременно. Это все не может быть просто совпадением.
— Надеюсь, что Аббас понимает, что делает.
— Я — нет. Я надеюсь — лишь на удачу. На его удачу. Мда. Надо бы, как поправлюсь, съездить к Льву Кирилловичу. Как бы нам не пришлось все это расхлебывать.
— Мучал бы ты его поменьше. Тем более, что войны не будет.
— Мы этого не знаем. И они должны верить в то, что мы готовимся их всех в пыль стереть. Иначе дипломатии не получится. С ними. С этими тва… просвещенными людьми можно разговаривать по-человечески только наступив им ногой на яйца и приставив пистолет к виску. Иначе не понимают. Со слухом у них что-то делается.
— Лев Кириллович хворает. — покачал головой царь, недовольный такой формулировкой сына.
— Простуда?
— Нет. В груди давит. Отдышка. Загнал ты его. Он не молодой уже.
Алексей потер глаза с переносицей.
— Не знал?
— Нет. Он мне ничего не говорил.
— Не хочет расстраивать.
— Расстраивать? Да это катастрофа будет, если он сейчас умрет. Черт! Проклятье! Сердце. Надо же…
— Все мы смертны. — развел руками Петр.
— У него ведь и наследника толком нет. Сам делами занимается. С головой в них ушел. А завод архиважный. Один из ключевых. Вокруг него большая часть промышленности нашей строится. Он же такой живчик всегда был… Черт! Черт! Черт!
— Ты подумай о том, кого туда поставить.
— А если он поправится?
— Я бы его отправил на покой. Тяжело ему уже. Пусть присматривает, но дела чтобы кто-то другой вел.
— Ты с ним об этом говорил?
— Еще нет. Хочу сам поехать на днях. Посмотреть на него.
— Как бы его это предложение не добило. Мне кажется, что он держится неплохо в первую очередь из-за понимания своего особого положения в державе. И того, что он и его дела нужны всем. Забери у него завод — стержень вытащишь. Скиснет и умрет в считанные недели.
— И что делать?
— Не знаю… надо думать…
Часть 3
Глава 3
1713, май, 2. Исфахан — Удинск — Москва
Паровоз пыхтел клубами черного дыма, медленно продвигаясь по узкой дороге. Людей вокруг — уйма. Они от самого Каспийского моря стояли…
Составы пока ходили редко в здешних местах. А по этому маршруту так и вообще — впервые. Поэтому всяких зевак всегда хватало. Иной раз смотришь в окно по пути — и диву даешь от того, сколько оказывается в округе людей живет.
Вот и сейчас.
Стояли.
Смотрели.
Иной с козой на поводке. Другой с корзиной. Третий с кувшином воды. Натуральный парад получался из окрестных жителей…
Поезд же хоть и шел почти порожняком, но оказался буквально забит всякими любопытными. Первый прогон от побережья до столицы. Просто символический такой проход. Вот и разрешали людям прокатится, не выгоняя их из вагонов. А они и рады стараться — даже частью ехали на крыше. Из-за чего состав напоминал какую странную гусеницу, облепленную людьми, словно песчинками. Впрочем, оно и раньше повелось. Считай с первых составов брали с собой попутчиков и зевак, если было куда их загрузить на собственный страх и риск…
В пригороде же Исфахана, где разместили вокзал, стояла огромная толпа. Тысяч под сто. И машинист, поглядывая на нее, немного волновался. Страшно же… столько людей… и все на его поезд смотрят с любопытством. А ну как они все решат забраться в вагоны?