Страница 2 из 44
Глава I
АКОПЯНУ ИЗМЕНЯЕТ ТЕРПЕНИЕ
— Одну минуточку, товарищ! — Белокурая, безукоризненно причесанная секретарша вскочила из-за стола, выставила перед собой ладони. — Семен Васильевич занят. И вообще, у нас прием только по записи!..
— Дорогая моя, — примирительно сказал вошедший, пытаясь проскользнуть к дверям кабинета. — Дорогая моя, вы знаете, как портится цвет лица от частых волнений? Сосуды расширяются, ухудшается подача крови, и…
— Оставьте ваши лекции! Сегодня нет приема. Прошу вас не мешать…
Неизвестно, чем окончился бы этот поединок, если бы массивная полированная дверь не распахнулась, выпуская двоих мужчин в белых халатах. Их провожал к выходу хозяин кабинета, рослый, представительный.
— Сеня! — жалобно возопил посетитель. — Я к тебе! Буквально на пять минут…
— Светлана! — приятным баритоном сказал начальник психофизиологической службы Космоцентра. — Пропустите этого пылкого сына Кавказа и засеките время. Если ровно через пять минут он не выйдет сам, значит, меня надо спасать. И дайте, пожалуйста, чаю с печеньем. Товарищ Акопян после еды становится добрее…
— Хорошо, Семен Васильевич! — растерянно кивнула секретарша.
Кабинет был велик и внушителен, как и его владелец. Помимо обязательного стола буквой Т, универсального блока связи (телефон-селектор, диктофон, экран терминала) и стеллажей с книгами, здесь находилась целая коллекция космических сувениров. Причудливые марсианские камни; отлично сделанный макет корабля «Вихрь» с гравированной надписью на стальной пластине: «Седьмому, «земному» члену экипажа С. В. Тарханову от благодарных вихревцев». Вот и черные, серебрящиеся на изломе куски породы с Фобоса; их привез сам Акопян. Семен Васильевич был связан с «Вихрем» тонкой, но надежной нитью радиосообщений все пятнадцать месяцев полета; через пропасть в десятки миллионов километров слушал он пульс космонавтов, следил за состоянием их здоровья, за работоспособностью, настроением; давал советы и предписания… А дальше — целая выставка под стеклом: образцы руд с астероида, «второй Луны». Сам Акопян не участвовал в астероидной эпопее — ему хватало дела в космическом флоте, — но, конечно же, знал до мельчайших подробностей о том, как жители интернационального поселка на орбите осваивали безжизненную планетку, бурили, строили. Как отражали попытки злых сил сорвать работы на астероиде, психологические диверсии и вооруженные нападения… Во всем этом принимал самое деятельное участие шеф психофизиологов, доктор Семен Тарханов… с недавних пор — академик медицины Тарханов.
— Ну-с, так чему обязан приятным визитом? — спросил Семен Васильевич, усаживаясь не в свое хозяйское поворотное кресло возле блока связи, а в одно из двух гостевых, у журнального столика. Акопян плюхнулся напротив и нетерпеливо спросил:
— Можно прямо к делу, академик?
— А вы собирались сначала поговорить о погоде?
— Да ну тебя… Лететь надо, Сеня.
— Куда же?
— На Марс. Точнее, на Фобос.
— Хм… Оригинальная идея. Главное, свежая. А почему такая спешка, Сурен?
— Не могу больше! — почти закричал Акопян и ладонью так припечатал столик, что вздрогнула секретарша, входившая с подносиком, и пролила чай из стаканов. — Занимаемся черт-те чем, тянем резину… Вот, воткнули меня в серию испытаний ракетного поезда… кто я вам, мальчик — цистерны таскать до Луны и обратно?! А Фобос опять отложили…
— Ну, положим, занимаемся мы не черт-те чем, а важнейшей работой… — Голос Семена на мгновение стал начальственно-строгим. — Идет промышленное освоение Солнечной системы, и поезда твои скоро аммиак или водород будут возить с Юпитера…
— Успеем! Никуда Юпитер твой не денется. А по той штуке на Фобосе долбанет какой-нибудь шальной метеорит, и поминай как звали…
Тарханов задумался, помешивая ложечкой в стакане.
— Но ты ведь понимаешь, что от меня тут очень мало зависит?..
— Неважно. Ты-то, по крайней мере, хочешь этого полета? Ты… будешь меня поддерживать?
— Буду, конечно, — после паузы сказал Семен. Сурен облегченно вздохнул, отхлебнул из стакана:
— Честное слово?
— Ну да, — недоуменно кивнул Тарханов. — Тебе что, страшная клятва нужна? Даю слово…
— Вот и хорошо. Значит, вместе пойдем уговаривать Волнового. Вдвоем мы его укатаем. А когда он сдастся, всей компанией к «нашему министру»…
— Ах ты, стратег! — захохотал Семен Васильевич. — Все наперед продумал…
— Ты слово дал! — поднял палец Акопян.
— Ладно, ладно. Сейчас позвоним Игорю…
…Каждый из них двоих по-своему помнил высадку на Фобос. Сурен пережил ее непосредственно: увидел, руками прикоснулся к чуду, прошелся по сказочному тоннелю… Семен через десятки миллионов километров вместе с Космоцентром просмотрел видеофильм, записанный телекамерой на шлеме Акопяна. А еще — что для Тарханова было важнее фильма! — прочел по цифрам на световых табло, по экранам осциллографов все переживания счастливчика бортинженера. Скафандр был нашпигован датчиками… Показатели пульса, сердцебиения, рефлексов рассказали Тарханову больше, чем экспедиционные отчеты, чем видеокадры, чем слова самого Акопяна. Если верить этим данным, Сурен встретился с чем-то ошеломляющим, таким, что не укладывается в воображение…
Да, было так… Одноместная челночная ракета, ласкательно прозванная на «Вихре» «Аннушка», покачивая веерами солнечных батарей, мчалась над коричневой шкурой Фобоса. Крошечный, поперечником в четверть сотни километров, сплошной закругленной горой вздымался снизу Фобос. Безжизненный купол был наждачно-шероховат и густо усыпан мелкими кратерами — следами метеоритных ударов. Отпечаток любой, самой древней эпохи мог сохраняться здесь миллионы лет. Там, где нет воздуха и воды, бороздка, небрежно проведенная в пыли, имеет шансы оказаться прочнее и долговечнее египетских пирамид.
Акопян, зажатый стенками тесной кабины, вертел головой в шлеме. Среди выпуклой пустоши вздымался, подобно пиле с острыми зубьями, хищный, не облагороженный ветрами и дождем хребет скал…
Он прикидывал в уме посадочный маневр. Однозначного ответа компьютер не дал. Приходилось выбирать самому. А на дисплее непрерывно рос столбец сводных данных. Подсказать ему мог только командир «Вихря» Виктор Панин. Руководитель полета Игорь Волновой был на Земле и ничем помочь не мог. Ведь посадка на Фобос требовала мгновенных реакций — а радиоволны от Земли до окрестности Марса добираются свыше трех минут. Если бы сейчас что-нибудь случилось с Акопяном, в ЦУПе[3] все равно не успели бы вмешаться, подсказать; и световая бабочка на табло перед Тархановым билась бы еще три минуты после остановки сердца космонавта…
Кратеры попадались занятные — овальные, с плоским дном, они напоминали стадионы. Виток, еще виток… Вот особенно просторная впадина; барьер, вспученный концентрическими складками, похож на трибуны для зрителей. Лучшей площадки не найти! Сюда можно было бы посадить не только миниатюрную «Аннушку», но и громадный «Вихрь», ставший на время искусственным спутником Марса…
Акопян включил радиопеленг и одновременно послал инфракрасный сигнал. Ответил второй пилот Сергей Меркулов: «Оба приняты». Теперь за челночной ракетой следили внимательнее прежнего, зная с точностью до нескольких метров, где она находится каждую секунду.
Каменные просторы понеслись под самым днищем кабины, скорость была еще очень велика. Выпрыгнул разрушенный гребень кратера; было похоже, что здесь в «трибуны стадиона» угодил снаряд. Далее равнина плавно переходила в пологий, изрезанный трещинами склон, и наконец — открывалось колоссальное каменное «поле»…
Двенадцать часов пробыл тогда Сурен на Фобосе. Он нашел то самое, что, вероятно, подсознательно искал всю свою «космическую» жизнь… Следы иной цивилизации.
3
ЦУП — центр управления полетом.