ЧОП "ЗАРЯ" 3

Всю дорогу до Белого Яра и потом каждый день, пока мы искали Дантиста, я пытался вскрыть «буханку».

Объяснить, как она сама приехала к шахте, мы так и не смогли. В тот момент Гидеон уже был сильно пьян, Захар обновлял в кузне свои железяки, а Стеча отмокал в бане. И получается, что, когда возникла опасность и бойцы Исаева погнали на помощь, никто из чоповцев участвовать в этом мог, и «уазик» взял все в свои призрачные руки.

Докатился до шахты, развернулся и открыл огонь из пулемета. Не особо метко, но в нужный момент шороху навел.

Странненько. Но чем сильнее об этом думали, тем больше других странностей вспоминали. Хотя бы тот случай, когда Гидеон задавил охранника «сумоиста» возле городской бани и клялся, что моторка сама поехала. Плюс злобные рычания, которые раньше казались обычной перегазовкой.

Вариантов было два — либо подцепили где-то потустороннюю сущность, либо она была там с самого начала. С самого моего появления в этом мире. С того самого момента, как дед пожертвовал жизнью, чтобы меня вытащить.

И при таком раскладе выражение: «Гордей вложил в нее душу» обретало новый смысл. Резкий характер, хулиганские замашки, необузданность и ярость — а от «буханки» всем этим так перло. Но это и помешало мне с самого начала почувствовать подвох, потому что я всегда был такого мнения о УАЗах. Может, и зря, но речь же об ощущениях. К которым еще примешивалось некое родство душ.

И я поверил, что там дух деда. Но была проблема.

В том, что вызвать его дух на разговор не получалось. Никаких тебе: «Здравствуй, дедушка! Поделись мудростью!»

«Буханка» на контакт не шла. Я точно чувствовал, что там что-то есть. Что-то агрессивное, но дружественное к нам. Может, не целиком фобос, как Муха или Ларс, но какая-то часть. Воспоминания или фантомный след от его сильного желания вернуть меня и отомстить за сына. Я ощущал ауру, четкую колкую энергию, но будто спящую.

Пробовал найти рецепт того коктейля, который впопыхах намешал и принял возле шахты. Три дня спать не мог, сердце стучало, но кроме воспоминаний о клубных тусовках и «ред буле» с водкой, ничего не пришло. Аж бесило!

Видимо, в тот момент вышел за рамки, потянулся к новому уровню, превозмог себя, но переборщил. Мышца, которая отвечала за фобосов, надорвалась.

Я тренировался. Если уж рвать жилы, то сразу же и наращивать.

Взял за правило каждое утро выходить на ринг с Мухой. Драться с ним, расходуя силу на двоих, бегать, прыгать и далее по списку из стандартной программы боксера.

А каждый вечер работа с «буханкой» — какая-то лютая смесь медитации, пантомимы и боя с тенью. Но дед не сдавался, либо я что-то делал не так, либо и здесь играла его характерная упертость. Но как говорится на каждую упертую задницу, найдется свой бампер от «уазика».

Я решил, раз он не выходит из душелова, значит, надо подселить к нему кого-то другого. Зона комфорта штука довольно ограниченная. Первым практически добровольцем отправился Муха — подсадить его получилось, механизм душелова прекрасно работал с моторкой, хоть я и не мог также легко визуализировать для себя, сколько там мест и что происходит.

Кузов немного потрясло, будто машина стала стиральной, а потом рыкнул и чихнул двигатель, и из выхлопной трубы вылетело небольшое темное облачко в виде взъерошенного Мухи.

«Не, брат, бесполезняк, лучше пойдем еще одну химеру приговорим…» — пробухтел в голове Муха и спрятался обратно во фляжку.

Но я не сдался. Прочистил всю выхлопную систему, которая в здешнем мире, по сути не функционировала. Банку выхлопную разорвало или что там могло сломаться, но звук «буханке» будто прямоток прикрутили, а на рычание весь дом сбежался, думали, что деймосы напали.

Добил деда Ланс. Уж не знаю, на каком уровне поговорили старики, но и, правда, рыбак рыбака… Образ Гордея проявился на лобовом стекле — слабенький, будто засохшие следы от капель после дождя, но узнаваемый. Суровый бородатый дед, обозленный и выражающий свое недовольство рычанием мотора и длинным протяжным гудком. Когда заметил меня — притих, лицо подобрело, а взгляд и улыбку можно было расшифровать как: «Внук, я рядом. Не останавливайся, я прикрою».

В нагрудном кармане сразу потеплел жетон Ордена.

Новехонький серебряный жетон действующего, так сказать, лицензированного охотника. А не рекрута, как раньше — этот вопрос мы решили первым делом, как оказались в ордене.

На одной стороне имперский герб и церковные знаки, а на другой гравировка в виде силуэта «уазика», внутри которого уже выбит герб семьи Гордеевых.

Это было небольшое нарушение, но помогла протекция Исаева, когда нас восстанавливали в правах. Помимо статуса такие жетоны имели ряд дополнительных свойств и могли выступать в роли аккумуляторов силы. Не полноценный «повербанк», но оружие последнего рывка.

Я позвал официанта и попросил еще стакан горячего чая. Ээх, переборщили мы тогда с празднованием. Если бы первым делом за Дантистом пришли, а потом уже в Орден, может, и не пришлось бы уже третий день в засаде сидеть.

Захар остался в поместье, готовит нас к переезду, а остальной ЧОП жаждет попасть на прием к стоматологу.

Стеча шарится в городе, пытается что-нибудь вызнать. Но он не местный, что с одной стороны хорошо — можно кем угодно прикидываться, а с другой стороны — он не знает, у кого спрашивать. Гидеон в «буханке» где-то в переулках на соседней улице, следит за черным входом. Банши дрыхнет после ночной смены.

— Ну, наконец-то, зубодерню щас откроют, сколько дней-то уже народ ждет, — над ухом прогундел официант, ставя на стол новый стакан и кивая на марлю, торчащую у меня из кармана. — У тебя-то поди уже даже болеть перестало? Газетку-то уже до дыр прочитал.

— Да, не болит еще, — я погладил челюсть и поморщился. — А с чего решил, что откроют?

— Так топить начали, вишь дым из трубы попер.

Я развернулся к окну, сдвинул стакан, от которого шел пар, и всмотрелся в дом напротив. И, правда, дым — обычный светлый и жиденький, не такой, будто самурайка какие-то вещдоки уничтожает. На первом этаже там, где драли зубы, чуть в сторону отошла штора, но сразу же запахнулась плотнее, чем была до этого. В комнате темновато, не похоже, что готовятся к приему пациентов.

На улицу вышел охранник, из тех, кто постоянно был в здании. Растолкал бедняков, проходя к бочке, и выбросил туда какой-то мусор. Замер рядом и закурил, высматривая что-то на перекрестке.

— Пойду и я, а то вдруг, очередь пропущу, — я бросил пару монет на стол и стал одеваться.

Вернул грецкий орех, замотал голову и, закутавшись в ватник, побрел через дорогу к толпе. Тихонько влился между подмороженными людьми, протиснулся поближе к бочке и поправил шапку, а то совсем ничего не видно.

Послышался звук моторки. Охранник бросил бычок и стал теснить людей от входа. Ну! Неужели, дождались?

Машина остановилась, хлопнули двери, очередь колыхнулась, пытаясь одновременно не потерять свое место, убраться с прохода и разглядеть, кто же приехал. Пришлось на цыпочки встать и разочарованно плюнуть.

Никто из моторки не вышел, наоборот, из здания показалась самурайка и подошла к машине.

— Расходитесь, приема не будет, — она махнула рукой, как гаишник регулировщик, — Доктор в отпуске.

Послышались вздохи, жалобные возгласы, но народ не торопился. Будто решил, что его обманывают — типа я уйду, а вдруг, откроется. Наоборот, стали жаться к входу. Меня кто-то толкнул, я обернулся с мылью: «идите, идите, я вам уже на спину плюнул» и увидел лакированные ботинки.