Нелюбимая для властного лорда

– Ты видел тело? – глухо спрашивает Ангелина.

А, ну всё ясно. Слава Стихиям! Она не тронулась умом, а просто решила верить в чудо и отказывается признавать суровую правду. Защитная реакция.

Молчу, раздумывая над тем, пора ли вернуть её с небес на землю, или оставить как есть, позволить ей и дальше жить в розовых фантазиях. Последнее чревато, учитывая, что здесь замешаны дети.

– Мне жаль, но с такими ранениями не выживают, – предпринимаю слабую попытку воззвать к её разуму.

Ангелина отходит к окну. Обхватывает себя за плечи. Смотрит немигающим взглядом в ночную темноту. Затем я слышу её спокойный ровный голос:

– Ты не понимаешь, Лэйтон, а я не знаю, как объяснить. Он жив. Я знаю. Чувствую. Рэйнер никогда меня не оставит. Он этого не сделает. Точка. То, что случилось – это какая-то чудовищная ошибка, глупый фарс, который просто нужно переждать, и всё будет как раньше.

Она вздыхает, прячет лицо в ладонях, затем я слышу её сбивчивый шёпот:

– Если бы не его проклятое завещание, за которое я ему ещё устрою… Если бы не это, я бы спокойно ждала его столько, сколько потребуется, но сейчас… Я не знаю, сколько всё это продлится и когда он вернётся ко мне. Через год, два, пять лет? У тебя прекрасная жена, Лэйтон, я очень за тебя рада. У меня тоже налаженная жизнь в столице и место при дворе. Если Рэйнер не верил, что я справлюсь, он мог бы назначить опекуном своих детей того же Хэлленбурга, я не знаю, или кого-то из наших приятелей, но он почему-то выбрал тебя!

Радуюсь, что Ангелина стоит спиной и можно не прятать эмоции. Усмехаюсь горько. Почему, почему? Да потому что твой муж знал, как сильно я тебя любил… люблю? Знал, что позабочусь и всё для тебя сделаю. И для твоих детей тоже.

– Впрочем, неважно, – продолжает Ангелина. – Всё это ерунда, мелочи. Главное – что мы успеваем всё исправить. Я консультировалась с нотариусом. Твой отказ в простой письменной форме в присутствии двоих свидетелей отменит эти пункты завещания. В силу закона все права перейдут ко мне, как его супруге и матери детей. Мы все будем жить, как жили до этого.

Ангелина резко разворачивается:

– Есть у тебя пергамент и чернила? Отлично. Позовём Элиру и кого-то из слуг? Дворецкий прежний, Гант, кажется?

– Спокойно, Ангелина, – останавливаю её жестом, та замирает на середине пути к выходу из кабинета. – Не надо никого звать.

– То есть, как это?

Молча встаю с кресла и гашу настольный магический светильник.

Кабинет погружается в полутьму. Делаю шаг в её сторону, она два назад, отступая к выходу до тех пор, пока не упирается спиной в дверь.

– Я не стану ничего подписывать, – отвечаю твёрдо, глядя ей прямо в глаза, одновременно с этим выключаю последний источник света и мы остаёмся вдвоём в кромешной тьме.

Протягиваю руку и безошибочно наощупь нахожу дверную ручку. В темноту кабинета вливается щедрый поток коридорного света.

– Уже поздно, – говорю примирительно, успокаивающе сжимая её хрупкие плечи. – Ты устала, дети могут проснуться и напугаться. Иди к ним, отдыхай.

– Тогда завтра, – её глаза суетливо носятся по моему лицу, словно пытаясь разгадать какой-то скрытый смысл.

– Завтра вернёмся к этому разговору, а сейчас иди. Найдёшь дорогу или проводить?

– Найду, конечно, – улыбается так знакомо. – Я всё помню.

И эти её три слова отзываются где-то глубоко внутри, пробуждая то, что давно было забыто и похоронено под толстыми слоями пепла. Сдержанно киваю, показывая ей на коридор:

– Тогда доброй ночи.

Её шаги стихают вдали. А я решаю вернуться в кабинет. Вновь зажигаю магический светильник за столом, опускаюсь в кресло и долго сижу, соединив кончики пальцев, размышляя, глядя в одну точку.

Элира.

Просыпаюсь отдохнувшая, и в прекрасном настроении. Ничто мне его не испортит, и никто! Я полночи не спала. Всё обдумала, решила, как поступлю, и теперь мне намного спокойнее!

Умывшись и одевшись, выхожу в коридор. Издалека доносится детский смех. Как же его здесь не хватало, в этом огромном доме!

Стучу в приоткрытую дверь комнаты, в которую раньше даже не заглядывала, считая её одной из гостевых. А это, оказывается, детская! Солнечный свет, столь редкий в наших краях, сейчас заливает просторное помещение правильной квадратной формы.

В глубине комнаты виднеется кровать из белого дерева с кремовым балдахином. У стены специальный круглый детский столик с маленькими стульчиками. На полу мягкий белый ковёр и игрушки: деревянные кубики, вязаный заяц, домик для кукол, паровозик и многое другое.

– Ого! – восклицаю и радостно улыбаюсь. – Сколько у вас игрушек! А покажете самые лучшие?

Мальчик и девочка, до этого игравшие, вдруг замолкают, настороженно на меня смотрят. Ангелины нет, но слышно, как в ванной льётся вода.

– Какая красивая кукла! – я опускаюсь на пол и заползаю на четвереньках к ним на ковёр. – Только косичка расплелась, видишь? – демонстрирую девочке. – Можно, я заплету? Я умею! А ты?

– Я нет, – тоненьким голоском тянет девочка, косясь на брата.

– Я покажу как, смотри! Кстати, как тебя зовут? Меня Элира.

– Рина, – отвечает малышка.

– А тебя? – это я уже спрашиваю у мальчика.

– Ричард, – отвечает тот громко и чётко.

– Приятно познакомиться, Ричард.

– И мне, леди Элира.

Спустя несколько минут мы уже строим из кубиков замок для зайца и кукол, весело смеёмся над падающими кубиками. Именно эту картину и застаёт вышедшая из ванной Ангелина.

При виде меня её лицо расплывается в улыбке:

– Доброе утро! – она поправляет волосы и ленточки на серебристом платье. – Как я рада вас видеть! Вчера не успели толком познакомиться.

– Да, это я виновата, – легко соглашаюсь, – трудный был день, я очень устала и легла пораньше.

– Конечно, – она опускается на ковёр рядом со мной, подзывает дочь и принимается заплетать той непослушные вьющиеся волосы. – Мне так неудобно, что мы приехали без приглашения, но дело срочное, к сожалению.

– Нет, нет, – я машу руками, – не стоит извиняться. Я всё понимаю! Могу ли я чем-то помочь?

– Я очень надеюсь, что Лэйтон поможет, – улыбается та.

А меня вдруг дико злит, что другая женщина называет мужа по имени. Мне не нравится, как его имя звучит в её устах. Не нравится, что она вспоминает о нём, думает о нём.

Но Ангелина занята волосами дочки. Удерживая во рту ленточки для волос, она продолжает:

– Я очень надеюсь, что мы сегодня же покончим с делами, и сразу выдвинемся в обратный путь.

Внутри у меня чуть отмирает. Чувствую облегчение: она здесь по каким-то делам. Уж не знаю, что у неё за дела с моим мужем, но задерживаться здесь бывшая Лэйтона не планирует, как и говорил Гант.

Я стараюсь не расспрашивать слишком подробно, из опасений коснуться темы гибели её мужа, которая, должно быть, очень болезненна для неё.

За завтраком без остановки болтаю с детьми, смешу малышку Рину, стараюсь не смотреть лишний раз на Лэйтона.

– Надо же, весь гарем в сборе, – неудачно шутит Кристиан после того, как ему представляют Ангелину. – Хоть какое-то развлечение в нашей унылой глуши.

Незаметно для Лэйтона бросаю в Кристиана виноградинкой, от которой тот ловко уворачивается, после чего смеётся и вскидывает руки ладонями вверх, показывая, что сдаётся. Улыбаюсь ему в ответ. А что ещё остаётся? Плакать? Не уж, лучше смех, чем слёзы.

– Мы сможем заняться нашими делами сразу после завтрака? – спрашивает Ангелина у моего мужа.