Страница 5 из 42
Нет! Но что делать дальше, я еще себе не представлял. Неподалеку раздался громкий выхлоп. Я вздрогнул. У тягача с прицепом на высоких оборотах забарахлил мотор и заглох. Водитель на ходу то включал, то выключал сцепление, пытаясь завести двигатель.
Вот он, случай…
Мотор чихал, следовали оглушительные выхлопы. Быстро вверх по откосу!
Рядом борт прицепа. Я побежал быстрее. Мотор работал с перебоями. Пока он прочихается, мне надо обогнать еще метра на два эту темно-зеленую массу на резиновых шинах. Вот наконец и передний борт прицепа. Мотор загудел ровнее, водитель газовал пока вхолостую. Я поравнялся с дышлом между прицепом и тягачом. Только бы не сорваться…
Борт тягача был высокий, но ухватиться удалось. Тягач дернулся вперед. Я повис на руках, рывком подтянулся и ощутил подошвами спасительное дышло. Прежде чем забраться в кузов, я немного постоял, пока не унялась дрожь в коленках. Если бы сейчас на дороге оказался патруль, уйти бы я вряд ли сумел…
Скоро страх прошел. Дома потянулись уже сплошными рядами. Мимо мчались, обгоняя нас, машины и мотоциклы. Зашумел большой город. Берлин.
Автопоезд остановился у какой-то фабрики. Я мигом выбрался из кузова и нырнул в поток пешеходов. Был час «пик». Люди торопливо шагали по улице. И я шел вместе с ними, направляясь туда, где море огней светилось все ярче и ярче, хотя предпочел бы остаться в темноте.
Булыжная мостовая. Асфальтовая. Сквер. Автобусы на маленькой площади. Шум городской железной дороги. Станция «Берлин - Адлерсгоф».
Отряхнув костюм и пригладив волосы, я оглядел себя в зеркало весов-автомата. Может, рискнуть сесть в электричку? Вряд ли они думают, что я уже добрался до Берлина… Правда, у входа на перрон стоит контролер с компостером. А ездить зайцем я не научился.
Придется топать. Я направился по улице, вдоль которой тянулась линия электрички. Поезда с грохотом проносились мимо, освещая меня прожекторами. Улица с двухсторонним движением, автомобили и мотоциклы мчались мне навстречу или обгоняли меня. А я шагал один-одинешенек. Лишь у следующей станции - Шёневайде - опять появились прохожие. Только сейчас я ощутил, что рубашка прилипла к спине.
Впереди пожилая женщина тащила два тяжелых чемодана и битком набитую дорожную сумку. На краю тротуара она обессиленно опустила багаж. Люди проходили мимо, не замечая ее. Что мне стоило помочь ей? Три минуты, не больше. Три минуты из жизни, которой ты еще распоряжаешься, хотя и проиграл ее, проиграл инстанции, лишившей меня свободы.
- Позвольте, я помогу вам.
Женщина с признательностью поглядела на меня, улыбнулась и кивнула в знак согласия. Я даже не заметил, как почти одновременно со мной к чемоданам подошел уличный регулировщик и тоже предложил свою помощь. Он приветливо кивнул мне. Я попытался ответить ему улыбкой, но из этого ничего не получилось. А мне хотелось дружески, от всего сердца улыбнуться этому широколицему добродушному парню.
- Вы так любезны, молодой человек, - сказала женщина, войдя в вестибюль станции. - Извините уж, вам нетрудно будет проводить меня до Восточного вокзала?
Я машинально кивнул, но тут же опомнился.
- К сожалению, не могу: контролер…
Серые глаза на добром морщинистом лице вопросительно взглянули. Она понимающе улыбнулась.
- Ах да, разумеется, я уплачу.
Я покраснел - она, конечно, сочла меня мелочным и стал придумывать объяснение. Надо что-то соврать, и какое значение имеет правда в моем положении?
- У меня украли пальто. В пивной. А в кармане бы бумажник.
- Вы приезжий? - Женщина торопливо полезла кошельком.
- Нет, нет. Я живу возле Фридрихштрассе, - совсем запутался я.
Пробормотав извинение, женщина оставила меня с чемоданами и пошла к кассе. Вернувшись, она сунула мне карман билет. На Восточном вокзале, где мы вышли, я поставил чемоданы на перрон. Она вложила мне в руку пятимарковую бумажку и еще раз извинилась.
- У меня есть сыновья, двое, - сказала она улыбаясь. - Если вдруг с ними случится такая же беда, их тоже кто-нибудь выручит.
Она кивнула мне на прощание. Я вошел в вагон электрички. Двери захлопнулись. Противный звук для слуха человека, побывавшего в тюрьме. Милая, добрая мамаша, если б ты знала…
Фридрихштрассе. Что же дальше? Не успеваю оглядеться, как немногочисленные пассажиры исчезают с перрона и я остаюсь на нем один. Нет, не совсем один. Здесь еще полицейские и таможенники. Ну почему я не сошел станцией раньше! Спасаясь от пытливых взглядов, спускаюсь в кассовый зал. Здесь полно народу, толкаются, спешат, просто околачиваются. Надо быстрее смыться и перейти на Запад.
Протиснувшись к выходу, я сворачиваю направо, затем еще раз направо и топаю по какой-то улице. На углу питаю табличку: «Фридрихштрассе». До границы отсюда недалеко. Если бы она была открыта… но ведь сейчас тысяча девятьсот шестьдесят пятый год!
Пересекаю широкую улицу: Унтер-ден-Линден. Ярко горят витрины. Прохожих мало. Обхожу освещенные места, однако назойливые фонари преследуют меня на каждом шагу. На следующем перекрестке сворачиваю с Фридрихштрассе. Тротуары тут еще пустыннее. Вокруг высокие здания, которые оживают лишь днем. Безлюдье угнетает меня. Такое чувство, будто ты весь на виду и покуда спрятаться.
Опять ныряю направо. Сверкающие огни. Изредка проезжают машины. Слева пустырь. Предупреждающие знаки: «Пограничная зона». Мысленно пытаюсь проникнуть туда. Там меня ждет свобода. Но какая? Я оглядываю новостройки Унтер-ден-Линден, ярко освещенные фасады, дальше виднеется стройплощадка на Маркс-Энгельс-платц. Перед внутренним взором, как на киноэкране, возникает страна, по которой я проехал, новые города, новые заводы, школы, больницы, детские сады… родина. В горле застревает комок. Я стискиваю зубы.
Разве я не причастен ко всему этому? Разве я не готов был защищать родину? Не давал присягу в Народной армии?
От вопросов закружилась голова, я не мог на них ответить… Вернее, не хотел, уклонялся от ответа, потому что было стыдно произнести его… Это измена, предательство, хотя… Черт возьми, что я предаю? Родину, которая распахивает передо мной лишь тюремные ворота…
Впереди улицу пересекла патрульная машина. Страх гнал меня дальше. Это же Унтер-ден-Линден! Слева Бранденбургские ворота и… полиция.
Да что я - спятил? Скорее прочь отсюда!
Заморосил дождь. Я нырнул в подворотню, потом в другую. Всякий раз, меняя укрытие, я замечал, что дождь усиливается. Стоянье под арками длилось все больше, перебежки делались короче. А куда спешить, когда нет цели? Какая разница - минутой больше, минутой меньше… Если и удастся прорваться в Западный Берлин, там все равно спросят о причине перехода. Ладно, допустим, я навру, не, ведь ничто им не помешает исполнить приговор, вынесенный мне за уголовное преступление. Граница - не помеха, для розыска, его нити протянутся и через Западную Германию, может подключиться даже Интерпол. Стало быт? меня выдадут либо заставят отбывать срок в западногерманской тюрьме… Ну, а если, скажем, объяснить свои действия политическими мотивами? Но выдвинуть политические мотивы - значит признаться в убийстве Мадера! А его не убивал!
Я с отчаянием озирался вокруг. И почему обо всем этом: я подумал только сейчас, при виде государственной границы? Где же выход, где?
Глубокая апатия овладела мной. Ветер ворвался ущелье между домами, потрепал мне пиджак, забрался под рубашку, обдав влажным дыханием, и на время разогнал тягостные мысли. Текли часы. Я шагал по незнакомым улицам. Меня знобило, хотелось в тепло, но я не решался зайти в закусочную выпить кофе или рюмку водки.
У перекрестка я увидел киоск. На удивление он бы еще открыт. Мучительно захотелось есть. В очереди стоял всего четыре человека, но я еле дождался, пока получи две сардельки с булочкой на картонной тарелке. Я тут ж с жадностью проглотил их.
И лишь потом внимательно огляделся, досадуя на себя, что забыл об осторожности.
Итак, остаюсь. Здесь, несмотря ни на что, я дома. Н остаться на родине - значит жить вне закона. Я усмехнулся своей наивности. Что же раньше-то думал? Короткое замыкание, нервный шок? Чудно #769;!