Страница 21 из 34
Дмитрий ЦУНАМИ — ПЕРЕД НАМИ ( ФИНАНСОВАЯ ВОЙНА В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ И НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ )
ПО МЕРЕ ТОГО, как то накатываются, то ослабевают валютно-финансовые бури на биржах Восточной Азии, распространяя свои всплески и на остальные мировые рынки, наблюдатели все больше задаются вопросом, а что, собственно, происходит: неизбежный тотальный коллапс политики экономического глобализма и спекулятивного монетаризма, как утверждает в своем знаменитом "9 пророчестве" крайне правый политик и мыслитель Линдон Ларуш, или давно ожидаемое крайне левыми начало общего краха капитализма в духе классического марксизма? Во всяком случае дежурные объяснения ведущих биржевых аналитиков по поводу непокрытых инвестиций и мегаломанских проектов в странах региона уже давно никого не удовлетворяют. На свете немало куда более хлипких экономик, к которым бушующий кризис подозрительно щадящ, например, в Восточной Европе. Накапливается все больше свидетельств того, что у происходящего есть и другие причины. Банковские потрясения в тихоокеанском регионе возникают вроде бы ниоткуда — как возникает в этих местах цунами — и также в никуда исчезают, оставляя выброшенными на берег многих из недавних "экономических драконов", и лишь самые посвященные их участники знают, что на самом деле они являются свидетелями первых схваток новой весьма специфической глобальной войны технотронной эры, последние раскаты которой еще далеко, а последствия и вовсе неведомы. Смысл ее во все еще, увы, неизбежном и неизбывном, несмотря на весь так называемый прогресс, стержне человеческой истории-борьбе за мировое господство. И пусть количество действующих сил в этой войне достаточно велико, и не всегда пока ясно, кто на чьей стороне, но по именам основных из них ее вполне уместно называть Второй американо-китайской. Первая американо-китайская война проходила в 1950-1953 годах в Корее. В силу этого ее обычно принято называть Корейской, хотя таковой она была в основном по географическим координатам, а не по сущностному содержанию, подлинную основу которого составляло столкновение держав, находившихся за пределами полуострова — США и КНР, а смыслом являлось стремление Вашингтона остановить в самом начале победное шествие китайской революции по Восточной Азии. Даже Советский Союз можно считать второстепенным, хотя и важным участником тех событий. Достаточно сказать, что они застали его полностью врасплох, о чем свидетельствует хотя бы отсутствие советского представителя с его правом вето при решающем голосовании по этому вопросу в СБ ООН, что значительно осложнило исходную позицию для Пхеньяна и Пекина. Наиболее существенно, однако, то, что тогда лицом к лицу в ожесточенных и кровавых боях друг с другом в конечном счете участвовало несколько миллионов американцев и китайцев, сотни тысяч людей с обеих сторон погибли и искалечены! А ведь кровь — не вода. Такое не забывается. Ничего подобного за всю историю "холодной войны", несмотря на весьма драматические моменты типа Карибского кризиса, в отношениях Москвы и Вашингтона не было. И победу, по всем канонам, в Первой американо-китайской войне одержал Китай. Ничья, зафиксированная в Панмунчжоне, — только видимость, позволившая от греха подальше, сохранить лицо американцам, уже угрожавшим чуть ли не применением ядерного оружия. Нельзя забывать, что китайцы вступили в боевые действия в октябре 1950 года, когда армия США вместе с союзниками практически овладела всем полуостровом и вплотную приблизилась к корейско-китайской границе на реке Ялуцзян. Закончила же их НОАК в 1953 году на 38-й параллели, вчистую записав в свой и северокорейцев актив полстраны, что, по определяющему результаты войн критерию удержания территории, нельзя не признать несомненной победой. При этом была принесена и определенная жертва: воспользовавшись корейскими событиями, 7-й флот США практически оккупировал Тайвань, не дав возможности Пекину ворваться туда на плечах еще не готовых по-настоящему к обороне гоминьдановцев и позволив Чан Кайши серьезно укрепить свой режим, что осложнило для китайцев последующие перспективы объединения отечества. Действия Мао Цзэдуна в данной ситуации вполне поддаются истолкованию в рамках, по-прежнему характерных для формирования китайской политики 36 классических стратагем, а именно 11-й, весьма поэтически, как и большинство из них, называемой "Сливовое дерево засыхает вместо персикового". Означает она ловкий маневр, с помощью которого жертвуют: а) собой, чтобы спасти другого; б) другим, чтобы спастись самому; в) другим, чтобы спасти третье лицо; г) малым, чтобы выиграть нечто ценное. В самом деле, оккупированная американцами объединенная Корея представляла бы для Китая еще большую угрозу, чем мятежный Тайвань, и к тому же навек могла запечатать возможность объединения с ним. Конечно, стратегическая победа Пекина в Первой войне с Вашингтоном была бы вряд ли достижима без учета фактора Советского Союза, поскольку Белый дом вынужден был действовать с постоянной оглядкой на Кремль и его поступки в Европе, включая блокаду Берлина, частичную мобилизацию войск и т. д. Применить, например, против Китая атомное оружие, как того требовал Пентагон, ни Трумэн, ни сменивший его в 1952 году Эйзенхауэр так и не осмелились, поскольку к тому времени оно уже имелось и у Москвы, которой не обязательно даже было применять его самой — достаточно передать китайцам, тем более в отсутствие договора о нераспространении. К тому же Америка, в свою очередь, решала собственную стратагему — как упредить рост потенциально весьма грозного, но в относительно далеком будущем, геополитического соперника — КНР, не упустив при этом уже созревшего и, на ее взгляд, более опасного — СССР. Так и не выполнив первую часть этой задачки, она сделала выбор в пользу концентрации усилий на решении второй ее составляющей. Более того, в определенный период времени ей даже удалось привлечь к политике "сдерживания" Советского Союза и вчерашнего обидчика по Корее, хотя естественным союзничеством этот временный брак по расчету назвать невозможно. На этот раз, как известно, успех Вашингтону сопутствовал — о всех методах его достижения следует, однако, говорить отдельно и в другом контексте. В настоящий момент важно то, что, с точки зрения самопровозглашенного "единоличного лидера" планеты, достигнутый в 1991 году результат нельзя считать полным, пока остается нерешенным домашнее задание, оставленное еще 45 лет назад. Наступила очередь КНР. Полагать, что между Китаем и США за это время установилась полная комплиментарность и мир находится на пороге возникновения новой биполярной системы, как порой можно услышать, — это значит не ведать и не чувствовать того мессианского накала, которым пронизана вся современная внешнеполитическая философия и практика Америки. Никто из тех, кто имеет хоть какое-то отношение к выработке ее политики, даже представить себе не может, что она согласится с появлением нового, равного себе геополитического конкурента. Цивилизационный поход С. Хантингтона, гласящий в том числе, что западная и конфуцианская цивилизация в ближайшей перспективе будут являться основными противниками, как аксиоматическая идиологема лежит на сегодняшний день, по существу, в основе всех практических построений американских стратегов, при всех возможных вариациях. Чтобы это понять, достаточно взглянуть на волну "синологической" литературы, явно вытесняющей в последнее время "советологическую" на американских книжных прилавках. Одна из наиболее характерных книг на эту тему Ричарда Бернстайна и Росса Мунро, например, так и называется "Грядущий конфликт с Китаем". Даже Бжезинский, который, видимо, не успокоится до тех пор, пока и имени русского не останется, предлагает делить с Китаем не весь мир, а лишь то, что и так будет неизбежно находиться под его влиянием в ЮВА, да плюс еще Россию, опасаясь, наверно, что при негативной позиции Пекина самостоятельно Западу этого не добиться. От других стратегов он отличается в основном только тем, что ради скорейшего достижения своей мечты, возможно, еще при жизни, готов отдать китайцам большой куш, чем они, не без оснований опасающиеся, что таким образом может быть утрачена из виду и подорвана более важная цель — обеспечение глобального лидерства США в мире. Максимум на что все американские стратеги, однако, готовы пойти по отношению к роли самого Китая — это отвести ему достаточно удобную, но периферийную нишу в новом мировом порядке, связав его, правда, при этом тысячами невидимых нитей, которые бы гарантировали контролируемость и управляемость азиатского гиганта. Ставить более радикальные задачи пока опасно — как-то еще себя поведет непредсказуемая Россия — да и не вполне рационально. На Западе тоже хорошо знают заповеди китайского мудреца Сунь-цзы, входящие во все антологии военной мысли, о том, что по правилам ведения войны наилучшее — сохранить государство противника в целости, чтобы воспользоваться его ресурсами, и лишь на втором месте — сокрушить это государство. Поэтому, как он говорил, тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа свое войско долго. Да и время сейчас не то, чтобы гнать взыскующих простых житейских радостей американских парней и разомлевших от провозглашенной победы по всем азимутам генералов на новые горячие фронты. Окопы и блиндажи теперешних боев расположены не там, где прежде, а в брокерских конторах и на биржах по всему миру, генштаб же, видимо, — на Уолл-стрите. А в том, что они ведутся в полном масштабе, уже нет никаких сомнений, иначе никакими циклическими кризисами события 1997 года на финансовых рынках не объяснить. Всякая война, как известно, имеет свою цель, есть она и у нынешней — навязывание незападному миру, и прежде всего его естественному авангарду — Китаю — такой парадигмы развития, которая бы гарантировала примат западной цивилизации на самую отдаленную перспективу. Средства ее достижения — принуждение остальной части человечества к консервированию строго определенных экономических моделей, основой которых является производство малотехнологичных товаров и сырья с низкой добавленной стоимостью, то есть требующих высоких ресурсных и трудовых затрат, но при этом дающих мало прибыли. Производственный цикл здесь к тому же сопряжен с необходимостью постоянного получения обеспечивающих надежный контроль тому, кто их предоставляет, займов и кредитов извне, поскольку отличается слабой аккумуляторной способностью. За США и Западом в целом должна сохраниться монополия в наиболее выгодных, связанных с научно-техническим прогрессом, и к тому же чистых отраслях с высокой добавленной стоимостью, дающих наивысшую прибыль. В одной из своих последних книг "Вступая в XXI век" Пол Кеннеди, например, приводит таблицу, из которой видно, что при изготовлении спутников добавленная стоимость составляет 20000%, реактивных истребителей — 2500%, суперкомпьютеров — 1700%, а казалось бы, у еще достаточно технологичных цветных телевизоров — уже всего 16%, грузовых судов и вовсе 1 процент. Из этой таблицы, в частности, становится понятным, почему Китаю без всяких видимых проблем было позволено занять первые места в мире по двум последним позициям. Всякие же попытки Пекина и других "догоняющих" держав выйти за отведенные пределы — жестоко контролируются и пресекаются, хотя при огромных размерах современного товарообмена сделать это порою бывает довольно трудно. Методы при этом применяются самые разные — от механизма экспортного контроля до удивительно согласованного направления капиталовложений западными корпорациями, несмотря на всю их кажущуюся самостоятельность, именно туда, куда рекомендует государственная политика. Против самых непослушных, стремящихся к чрезмерной самостоятельности или диверсификации национальных программ развития, а то и того хлеще — сближению с теми, с кем им сближаться не рекомендовано, да еще покупке, скажем, не американского, а российского оружия, употребляются особые меры-игра на понижение курсов их валют, обвал полный или частичный фондовых рынков и т. д., что особенно эффективно в случаях со странами с открытой экономикой. Последний метод еще удобен и тем, что обнаружить причины происходящих явлений порой бывает весьма затруднительно — главные заинтересованные лица, как правило, скрыты за густой завесой посредников. Более того, правительства вызвавших их стран потом могут позволить себе выступить в весьма выигрышной роли благодетелей, бросая неудачникам спасательные круги новых займов, разумеется, при условии внесения "разумных" коррективов в осуществляемый ими экономический и политический курс. Но обычно эти действия все-таки носят локальный характер. Раздувать пожар в масштабах всего мирового финансового рынка — дело опасное и трудоемкое. И все же он произошел. В чем причина? ОНА, КАК ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ, в главном мировом событии 1997 года, все последствия которого так до конца еще не осмыслены, объединении КНР и Гонконга. Перед США вплотную встал вопрос: как поведет себя Большой Китай, не попытается ли он, воспользовавшись дополнительными мощными ресурсами и национальной эйфорией, повысить свой военно-политический статус, а также совершить прорыв в новое качество и поменять старательно навязываемую ему парадигму развития, обрекающую его на существование в качестве грязного цеха "передового" мира? По мнению их истеблишмента, чтобы упредить эти попытки следовало, пока еще не упущено время и в наличии в связи с продолжающимся кризисом на постсоветском пространстве весьма благоприятные международные условия, нанести превентивный отрезвляющий удар. Попутно Вашингтон, по некоторым признакам, исходил из назревшей необходимости навести порядок во все более своевольной и конкурентно опасной Восточной Азии в целом и, прежде всего, подорвать стимулируемый из Пекина рост консолидации составляющих ее государств. Так в июле 1997 года началась Вторая (пока финансовая) американо-китайская война. И пусть человеческих жертв в ней было значительно меньше, чем в Первой (несколько самоубийств и инфарктов со смертельным исходом), однако материальные ресурсы, видимо, потрачены еще большие. А в остальном — "на войне как на войне" — стратеги, шпионы, перебежчики, недобросовестные маркитанты, мародеры и даже сдача семейных украшений, совсем как во Вторую мировую. Поначалу казалось, что позиция Китая заведомо проигрышная и долго ему не продержаться, вместе с Гонконгом в качестве бойцов он мог выставить всего лишь 200 миллиардов долларов против отмобилизованного почти что со всего Запада, совсем как во времена крестовых походов, 1 триллиона "зеленых". Первый рекогносцировочный удар был нанесен на другой же день после церемонии объединения, когда началась игра на падение гонконгского доллара, а вместе с ним и фондового рынка с конечной целью превратить воссоединенные территории вместо дополнительного ресурса в обузу и постоянную головную боль для КНР. Он был отбит переброской нескольких миллиардов с материка. Однако реакцию китайцев проверили и сдели вывод, как потом оказалось, довольно поспешный, что и на последующие атаки Китай будет отвечать таким же стандартным образом, вводя все новые подразделения своих валютных резервов, пока в конце концов они не будут истощены под натиском превосходящих сил. Отдохнув в августе, священном месяце покоя для всех ветеранов банковских битв, предводимая Уолл-стритом коалиция осенью уже начала полномасштабную кампанию по всем правилам, врываясь попутно на флангах в Малайзию, Индонезию, Таиланд, которые в последнее время подозрительно приблизились к основному противнику, а первые две к тому же замечены в сомнительных связях с "Росвооружением", и вновь направляя главное острие на Гонконг. И тут прозвучали первые тревожные сигналы — в результате ответных невидимых вылазок качнулись европейские биржи; пошатнулось воздерживающееся от схватки, но все-таки пока еще дружественное Токио; вздрогнул, сперва, правда, не очень сильно, надежный геополитический партнер Вашингтона Сеул. Сигналы эти, однако, не подействовали, очевидно, было сочтено, что враг достиг предела своих возможностей в сопротивлении и атака продолжалась. Но вот грянул гром. Пал Сеул, совсем как в 1950 году. Вторая американо-китайская война на том же месте, что и Первая, принесла чувствительное поражение Вашингтону и промежуточную победу Китаю. США теперь трудно вести дальнейшую финансовую войну, не рискуя окончательным крахом своего стратегического союзника — Южной Кореи. К тому же из борьбы выведено, по крайней мере, 60 миллиардов "зеленых бойцов", направленных на ее поддержку. Стало ясно, что в старательно сворачиваемых Вашингтоном вокруг Китая, как и вокруг России, стратегических "кольцах Анаконды" зияет огромная дыра на Корейском полуострове, где Америка по-прежнему наиболее уязвима. И она не добилась ничего другого, как только еще раз это всем продемонстрировала, тем самым ослабив свои козыри в дальнейшем противостоянии с КНР. Вновь, кстати, сработала все та же китайская стратагема N 11, и вместо "персикового Гонконга" дано засохнуть "сливовому Сеулу". Провалились и попытки отсечь Пекин от АСЕАНа, наоборот, в результате последних событий его позиции в этой региональной группировке только укрепились, и вот он уже свободно раздает на стабилизацию миллиард долларов тому, миллиард — другому, как хороший тактический боец, видимо, демонстрируя, что их у него еще в избытке. Значит ли это, что США смирились со своим очередным, до смешного обидным поражением? Едва ли. Как было сказано когда-то про англичан, они потому борются до конца, что в силу отсутствия воображения не в состоянии себе представить, что с ними может в конце произойти. Опираясь на последние финансово-стратегические сводки, говорящие о том, что минувший год был весьма удачным для американской экономики, Вашингтон продолжает сотрясать восточно-азиатские рынки, тут же выставляя в качестве платы за поддержку в их стабилизации весьма жесткие экономические и политические требования — от переориентации государств региона с Китая на Тайвань, хотя совершенно очевидна несопоставимость этих двух величин, до отказа от любых контрактов с "Росвооружением". При этом в результате случайной (?) утечки выясняется, например, что кризис в Индонезии был напрямую инспирирован МВФ, штаб-квартира которого почему-то находится даже не в Нью-Йорке, а в правительственном квартале Вашингтона. И судя по всему, от своих целей отступать он пока не намерен. Каким бы ни был итог нынешнего биржевого противостояния, ясно одно: он не явится концом соперничества двух сверхдержав. В ближайшие годы между Вашингтоном и Пекином будет вброшено новое грозное яблоко раздора — проблема объединения Кореи. Опять в этом же месте может пройти и Третья американо-китайская война, дай Бог, чтобы она не походила на Первую. Три Пунические войны между Римом и Карфагеном длились, как известно, 120 лет, сколько ли продлятся корейские? Совершенно очевидно, что Белый дом и в страшном сне не может себе представить объединенную Корею, союзную с КНР, а Чжуннаньхай именно этого будет добиваться. Его шансы на успех, независимо от исхода последних финансовых битв, по всей видимости, все равно являются более предпочтительными. Что может выставить Вашингтон на поле боя грядущей организационной войны с Китаем? Новые денежные легионы? Но ведь КНР, предусмотрительно сохранив замкнутость своей финансовой системы, уже показала, что из всех восточно-азиатских государств является наиболее защищенной от биржевых атак и в состоянии наносить ответные уколы, весьма чувствительные для мирового валютного порядка. Убрать дешевые китайские товары с американских прилавков, — но не пойдет ли стеной Гарлем вниз по Манхэттену, поскольку эта дешевизна обеспечивает социальный мир и в самой Америке? Лозунги борьбы за права человека, национальную карту, так успешно разыгранные в партии против Советского Союза? Но здесь совсем другое игровое поле. Один из центральных символов развернутой на нем кампании критики Китая — расправа с борцами за демократию на площади Таньаньмынь, призванный поразить всех своей массовостью и вселить надежды на ее повторение, при ближайшем рассмотрении утрачивает всю свою кажущуюся знаковость. В самом деле, если вспомнить ради чего в тот майский день 1989 года собрались тысячи демонстрантов в центре китайской столицы, то окажется, что привела их туда встреча не кого иного, как нового мыслителя планетарного масштаба М. С. Горбачева, поскольку именно в этом месте принято встречать в КНР таких почетных гостей. Между тем народу собралось слишком много и он действительно был перевозбужден, будучи так же, как и немалая часть советского народа, пленен мистическим словом “перестройка”. Официальная церемония встречи Горбачева прошла, однако, в аэропорту, после чего обманутый народ на площади и стал выражать свое возмущение, со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями. Но если с тех пор поддержка горбачевских идей упала в России с 70 % до 0,5 %, то логично предположить аналогичный процесс и в головах китайских участников событий на Таньаньмынь. Говорить о сепаратизме Синцзяня, наблюдавшего за опустившейся в нищету соседней Средней Азией, всерьез тоже не приходится. Особые интеллектуальные и манипуляторские способности американцев? Но, глядя на китайского лидера Цзян Цзэминя, свободно изъясняющегося с Клинтоном на английском, а с Ельциным на русском, в то время как два последних обращаются с теми же самыми, родными для них языками, не без определенных сложностей, трудно представить, чтобы руководители КНР дали обвести себя или втравить в какую-нибудь авантюру. Почти наверняка они не будут стремиться к резкому наращиванию военного потенциала или грубому вмешательству в дела других, за что их можно было бы ухватить и подвергнуть обструкции, а предпочтут нынешнюю тактику покорения "чужих армий, не сражаясь" и взятия "чужих крепостей, не осаждая". Однако решающей, видимо, будет позиция обеих частей самой Кореи. Пхеньяну без Китая просто не выжить ни в каком качестве, а его вождям не получить гарантий личной безопасности. Сеул, при всей его зависимости от Вашингтона, также понимает, что любая недоброжелательность Пекина в процессе объединения повергнет полуостров в пучину хаоса. Большая Корея, конечно, благодаря своему потенциалу и трудолюбивому народу не будет сателлитом КНР, но дружественной ему и нейтральной в военном отношении — определенно. Как бы ни упирался Белый дом, но. судя по всему, третьего поражения в Корее ему не избежать. Предопределен и уход оттуда американской армии. Согласно теории домино, далее на очереди может оказаться и Окинава, а за нею и вся Япония — сколько же можно оставаться стране восходящего солнца, оккупированной при значительно ослабевшей России и явно ей не угрожающем в военном смысле Китае. Вообще дела в Восточной Азии складываются для США не блестяще, как тут не вспомнить библейское выражение насчет "сеющего ветер и жнущего бурю". Страны региона помощь и советы принимают, но следовать им не спешат, и не очень склонны взваливать всю ответственность за происходящее на себя или верить историям о шалостях отдельных валютных спекулянтов типа Сороса. Вот уже М. Олбрайт, которая после личного провала на летнем саммите АСЕАН была в администрации одним из наиболее активных сторонников того, чтобы проучить его "зарвавшихся" руководителей, например, заявляет о "тревожной тенденции превращения экономических союзов в регионе в военные блоки". И хотя оснований для подобных утверждений пока явно недостаточно, но они в полной мере отражают растущую обеспокоенность Вашингтона выходом ситуации там из- под контроля. А впереди и другие события. Валютные интервенции извне пробудили в этой части мира поиски согласованного обеспечения локальной финансовой безопасности. В отличие от Европы, где дискуссия о введении единой валюты изначально проходила гласно, здесь, в соответствии с местными традициями, все переговоры проводятся за плотно закрытыми дверьми, тем более, что желающих вмешаться в их течение недостатка нет. А итог вполне может оказаться тем же самым. В газете "Завтра" уже обращалось внимание на интересное созвучие, не иначе как провиденциальное, названий китайской и японской валют "юань — иена" с конфуцианской формулой полноты бытия "ян — инь", известной среди европейцев как монада и пользующейся большой популярностью во всей Восточной Азии, в том числе, например, являющейся государственным символом Южной Кореи. Нельзя исключать, что именно на основе сближения Токио и Пекина, а это, между прочим, пророчит и С. Хантингтон в своем "столкновении цивилизаций", возникнет новая мировая валюта, наиболее удачным названием которой некоторым специалистам представляется именно монада, поскольку она несет в себе огромное символическое наполнение и не может не быть привлекательной для традиционалистского населения региона. Она могла бы стать достойным соперником доллара, со всеми вытекающими для него не очень веселыми последствиями, и евро, введение которого в 1999 году вполне может ускорить этот процесс. На такую возможность косвенным образом указывает и поведение Японии во время Второй американо-китайской войны. В банковских кругах Нью-Йорка, например, имеются серьезные подозрения относительно строгости японского нейтралитета в ходе последних событий — уж очень самоуверенно держал себя Китай. ВОЗНИКАЕТ ЕСТЕСТВЕННЫЙ вопрос, а что же мы? Какое место отведено России в разворачивающейся схватке — "… гостя случайного", поля брани, разменной монеты или, как иногда говорят, антрекота? Все, конечно, будет зависеть от нее самой. Но исходить из мазохистской позиции заведомой обреченности, видимо, было бы, по крайней мере, несколько преждевременно и не очень патриотично. Следует твердо знать, что во всех американских доктринальных разработках по отношению к России и на ближнюю, и на дальнюю перспективу главенствующим продолжает оставаться принцип того, что она есть и будет единственной державой в мире, способной физически уничтожить Соединенные Штаты, какая бы заниженная самооценка умышленно ни навязывалась ими Москве. Хотелось бы, конечно, "балетом и плотинами на Енисее", но что есть, то есть. Примерно из этого же исходит Китай , планируя стратегию противоборства со своим все еще более мощным историческим соперником, он отнюдь не склонен пренебрегать русским фактором. Важнейшей для нас проблемой, однако, является то, какую именно роль он ему отводит и как намерен по отношению к нему себя вести? С американцами все более или менее ясно. Статья Бжезинского в "Форин эффэйерз", откровенно проповедующая раздел России, появившаяся, кстати говоря, точно 50 лет спустя установочной статьи Дж. Кеннана там же на "сдерживание" Советского Союза, должна уже развеять всякие сомнения. И не надо успокаивать себя иллюзиями по поводу плюрализма мнений в американском научном сообществе. Бжезинский — член другого сообщества — высшего. Даже якобы более благосклонный к нам Хантингтон, отводящий России православную нишу, не представляет ее себе в образе партнера и лишает в своих умопостроениях, к тому же, всего того, что "православным не является". А если вспомнить, что часть "духовно близких" стран уже выстроилась в НАТО, а часть попросту оккупирована (РС в БиГ) или находится в международной изоляции, как Югославия, тогда на круг остается не больше, чем у Бжезинского. И вот уже официальный представитель зам.госсекретаря Строуб Тэлботт предупреждает русских в своем выступлении в Стэнфордском университете, опубликованной в "Независимой газете", не вздумать "повторять путь Александра Невского", совсем как уполномоченный псов-рыцарей с Чудского озера. Сложнее с китайцами. Они не так откровенны в высказывании своих мыслей и не так лезут с назойливыми советами. Их намерения легче угадываются при рассмотрении общего вектора китайской политики, а все говорит за то, что не просто в обозримой перспективе, но и в принципе он будет устойчиво показывать Юго-Восточное и Восточное направления. Именно там сосредоточены основные жизненно важные интересы Пекина среди цивилизационно близких ему народов. Его задача ведь не просто в том, чтобы продвинуться в Мьянму, Малайзию, Сингапур, Индонезию (в современном экономико-организационном смысле), объединиться с Тайванем, и все это при яростном противодействии Вашингтона, но и постоянно там оставаться. Осуществлять одновременно экспансию на север, подталкивая Россию к сближению с НАТО и США, в этих условиях было бы для КНР самоубийственным. Не таковы нынешние китайцы. К тому же в 1999 году, после объединения с Макао, в их стратегии, по всей видимости, появится еще одно важное направление — южно-американское. Вообще удивительно, как форпосты англоязычной и латинской ветвей западной цивилизации в Китае постепенно начинают играть прямо противоположную роль, становясь наиболее эффективным орудием "Поднебесной" в соперничестве с бывшими цивилизаторами, как бы в расплату за их колониальные грехи. Ценность Гонконга ведь не только в валютных резервах и высокой технологии, но и в сотнях тысяч двуязычных менеджеров, прекрасно разбирающихся во всех тонкостях мировой экономики, на подготовку которых КНР самостоятельно пришлось бы затрачивать едва ли не больше средств, чем получено непосредственно в результате объединения. Их включение уже сказалось в последних схватках, а в будущем скажется еще больше. Точно так же португалоязычные жители Макао являются естественным человеческим резервом Китая для броска в Латинскую Америку. Приводимый обычно в качестве подтверждения китайской опасности для России демографический фактор при ближайшем рассмотрении тоже не представляется таким уж устрашающим. Плотность населения в зонах КНР, совпадающих по природным характеристикам с условиями на прилегающих российских территориях, не на много выше, чем в самой России. Основные миграционные потоки Китая также показывают устойчивое направление на юг. Для того, чтобы эта проблема в конце концов не казалась такой уж грозной, достаточно наладить нормальную работу паспортных столов и патрульно-постовой службы на Дальнем Востоке. Взяв курс в соперничестве с Вашингтоном преимущественно на экономические инструменты и сознательно пока отказываясь от по-настоящему серьезного наращивания военного потенциала, Пекин в то же время не может быть полностью уверен в том, что в тот или иной момент американцы не захотят использовать каким-то образом свое преимущество в данной области, прежде всего в связи с проблемой Тайваня. Наличие в мире альтернативной ракетно-ядерному комплексу США военной машины в лице российских СЯС, которая самим фактом своего существования оказывала бы на американцев определенное сдерживающее воздействие, таким образом, целиком и полностью отвечает стратегическим интересам КНР. И в этом состоит главное принципиальное отличие в позиции Пекина и Вашингтона по отношению к Москве. Отсюда первый вывод: в силу действия глобальных и долговременных геополитических факторов китайцам не на словах, а на деле нужна мощная Россия и "надежная крыша на севере". Ни о каком бескорыстии речи, естественно, не идет, в отношениях между великими все построено на продуманном и фундаментальном расчете, но именно он, а не прихоти вождей, упорно показывает нам в сторону Китая. Военный зонтик, кстати говоря, когда он понадобится хотя бы в виде флага, а в том, что рано или поздно это произойдет, сомневаться не приходится, тоже может иметь свою цену. Конечно, разыгрывать спектакли о вечной дружбе — это безнадежный архаизм, необходимая дистанция и собственная выгода, безусловно, всегда должны иметься в виду. Александр Невский ведь тоже с ордой дружил, но в обман ей не давался. Да и внешнеполитические зигзаги последнего времени самой России вряд ли способствуют тому, чтобы ее кто-либо рассматривал в качестве вполне надежного партнера. Но если курс выбран, то его надо неукоснительно придерживаться, а время само все расставит по своим местам. Далее. Финансовый кризис в Азии показал, что либеральные экономические модели, навязываемые Западом остальному миру, не только не являются залогом успешного развития, но могут в одночасье похоронить любую страну. Россию, как и всю Восточную Европу, воздержались "обваливать" не благодаря тому, что они более успешны, а потому что они более послушны и не делают пока серьезных попыток вырваться за пределы рекомендованных моделей. Гайдар в общем не блефует, когда говорит, что они могут "обрушить финансы этой страны", поскольку сам участвовал в создании такой системы, трогать которую опасно для всех. Сегодня революция — завтра, как это ни прискорбно, голод и бунты. В связи с этим напрашивается вывод о том, что существующую модель, показавшую всю пагубность для России, тем не менее надо менять постепенно, элемент за элементом, не давая возможности ее изобретателям нажать кнопки встроенных в нее механизмов разрушения. Китайский опыт тут, а если получится — и поддержка, незаменимы. Наконец, если говорить о комплиментарности, то есть взаимодополняемости, то она как раз в наибольшей степени характеризует не только геополитическое, но и геоэкономическое положение России и Китая. Что, по всем прогнозам, в самое ближайшее время явится главным сдерживающим развитие КНР фактором, так это дефицит электричества и энергоресурсов в целом. И если соответствующие проблемы юга в определенной перспективе могут быть решены за счет колоссального гидропотенциала Тибетского нагорья, то на севере страны этот недостаток самостоятельно невосполним. Китайцев следует убедить, что средства следует вкладывать не в сомнительный Туманганский проект строительства новых портов, не без оснований беспокоящий дальневосточных российских портовиков, и не только их, а в завершение строительства Богучанской и Бурейской ГЭС, а за ними и Катунской с созданием необходимого энергомоста в Китай. А для выхода китайских товаров в Японское море лучше бы использовать уже имеющиеся Находку, Восточный и другие гавани, возможно, на условиях порто-франко и свободного транзита. В дальнейшем для совместных нужд постепенно может быть освоен гидропотенциал всех притоков Амура, а за ними и верховьев Лены. В этих целях на простаивающих заводских площадях Комсомольска-на-Амуре неплохо бы создать крупное гидроэнергетическое производство, не уступающее ленинградскому, возможно, даже с переброской оттуда незадействованного оборудования, ибо именно в этой части мира имеются для него наилучшие перспективы. Надо признать, что при развитии такой программы КНР объективно рисковала бы больше, так как ставила бы в зависимость от поставок российского электричества весь север страны. Понадобятся время и труд, чтобы убедить ее в их надежности. О других, более известных проектах, уже сказано достаточно. Поэтому главный вывод для России из восточно-азиатского кризиса, и не только из него, но из всей совокупности складывающейся вокруг нее ситуации, состоит в том, что, несмотря на все угрозы Строуба Тэлботта, ориентиром нам должен быть не он, а Александр Невский!