Валентина

– Однажды я слышал, как мой отец… – жестокий приступ кашля не позволил умиравшему договорить.

– Постарайся не разговаривать! Береги силы! – крикнула Валентина со страданием в голосе.

– Нет, я должен сказать. Однажды, когда я был еще ребенком… – он снова закашлялся, – … я слышал, как наш отец беседовал в саду с Менгисом. Он рассказывал, как сильно любил его мать. «То была любовь, которая в силах сдвинуть горы», – говорил отец. Я часто вспоминал его слова, и мне всегда было обидно, что говорил так отец о матери Менгиса, а не о моей. Я никогда не смог бы ради тебя сдвинуть горы, Валентина… но я бы попытался… я бы попытался… если бы ты…

– Я это знаю, Паксон, – отчаянно плакала Валентина.

Умиравший протянул дрожащую руку, чтобы утешить рыдавшую над ним женщину.

– Я не достоин твоих слез. Ты слишком много страдала из-за меня. Мне искренне жаль, что все так получилось. Почему так стало вдруг темно? Неужели солнце зашло за облака?

Валентина обратила свой взор на яркое солнце, заливавшее золотом берег Тигра, и сердце у нее оборвалось.

– Да, становится темно, – печально произнесла она.

Паксон взял ее за руку и попытался снова заговорить.

– Времени у меня совсем мало. Силы покидают мое тело…

– Ты должен продержаться, Паксон. Ты обещал! Федаины не подведут Менгиса, я в этом не сомневаюсь, – хриплым шепотом приободряла его Валентина. – Ты увидишь своего сына! Держись же, Пакс! Подожди… кажется, они приближаются!

Валентина побежала к краю песчаного берега, где стоял Менгис, вглядываясь в даль.

– Они скоро будут здесь! – отрывисто бросил он ей.

– Паксон умрет с минуты на минуту, Менгис, – прошептала Валентина. – Боже мой, пусть же поторопятся! – взмолилась она.

Отряд федаинов мчался по пустыне, в руках одного из них был маленький сверток с младенцем. Глаза Менгиса загорелись, когда всадник передал ему аккуратно спеленутого малыша. Поручив ребенка заботам Валентины, человек, отказавшийся от трона шейха аль-Джебала, повернулся к федаинам, чтобы тихо сказать им несколько слов. Спустя минуту всадники ускакали.

Валентина подбежала к Паксону и опустилась перед ним на колени.

– Вот твой сын! – сказала она, разворачивая одеяльца.

Осторожно опустив малыша на грудь умиравшего отца, со слезами на глазах смотрела девушка, как нежно касается рука мужчины головы ребенка.

– Менгис! Зажги фонарь и подними мне голову. Совсем стемнело! Я ничего не вижу! Поторопись, времени у меня совсем не осталось!

– Твой сын очень красив, Паксон, – сказала Валентина. – Он станет великолепным мужчиной. Мы расскажем ему об отце, когда ребенок подрастет, – она плакала, не скрывая слез.

Умиравший счастливо улыбнулся, прижав дитя к щеке.

– Менгис, пообещай… пообещай мне, брат, что ты… – Паксон закашлялся, губы потемнели от крови, – что ты позаботишься о нем, хотя и нет у меня права просить тебя о чем-либо. Скажи ему, что… если б я знал… если б был таким же мудрым, как ты… скажи ему…

– Я позабочусь о твоем сыне, Пакс. Мы вырастим из него достойного правителя Джакарда, обещаю. Твой сын будет знать, что его отец был замечательным человеком.

Менгис передал малыша Валентине и обнял брата. Тихие слезы текли по его щекам. На лицо Паксона вдруг снизошло выражение покоя и умиротворения.

Похоронили султана Джакарда в глубине пещеры Саладина. Валентина качала на руках малыша, Мехемета Ченгиза.

– Ты необыкновенно красива, когда держишь ребенка на руках! – сказал ей возлюбленный.

– Когда ты рядом со мной, я всегда ощущаю себя красивой. Мне бы только хотелось, чтобы этот ребенок был нашим с тобой сыном. О, Менгис! Мы должны поскорее отправиться в Напур! Наверняка федаины ничего не успели объяснить Розалан, просто выхватив малыша из колыбели. Она, наверное, сейчас сходит с ума от тревоги.

Менгис улыбнулся.

– Ты забываешь, что в Напуре Агава! Девочка объяснит Розалан, что федаины вовсе не убийцы! Но ты права: нам пора отправляться в Напур!

Путешествие в Напур не было омрачено досадными происшествиями, все было спокойно. Валентина баюкала на руках ребенка, нашептывая ласковые слова, а Менгис поглядывал на нее с нежною улыбкой, но порой его лицо омрачалось грустью.

Когда они приблизились к воротам дворца Напура, Агава встретила их радостными возгласами.

– Я догадалась, что это ты послал за ребенком, – объявила девочка, уцепившись за Менгиса, – и сказала Розалан, чтобы она не беспокоилась! Ох, как я счастлива! – продолжала ворковать Агава. – Валентина, а тебе не кажется, что Ченгиз похож на только что вылупившегося птенца без перьев? Розалан говорит, что все младенцы так выглядят! Ох, как я счастлива тебя видеть! – без конца восклицала маленькая подружка госпожи.

– А где же Розалан и Ахмар? – спросила Валентина, входя во дворец.

– Они молятся у куста багряника. Я им сказала, это ни к чему, с их сыном ничего дурного не произойдет… Смотри, вон к нам идет Розалан!

Бедуинка пристально вгляделась в прибывших и остановилась, увидев, что это Валентина и Менгис, затем помчалась, протягивая руки к своему ребенку. Ахмар торопился следом.

– Мой сын! – плакала Розалан. – Я уже и не думала увидеть свое дитя снова! – сказала она, обнимая подругу. – Мне показалось, я умру, когда какие-то люди выхватили малыша из колыбели. Пойдем же, ты должна рассказать мне, что произошло с тобой с тех пор, как ты покинула дворец Напура. Хочешь чая с печеньем?

Менгис и Ахмар молча смотрели на двух обнимающихся и плачущих женщин. Выражение на их лицах означало только одно: ох уж эти женщины!

– Что я тебе расскажу! Ты будешь слушать, затаив дыхание! – пообещала Валентина.

– Не заставляй только меня очень долго ждать! – потребовала бедуинка. – Рассказывай немедленно! – она даже топнула ногой.

– Вы с Ахмаром поедете в Джакард и станете править землями отца вашего сына, пока он не повзрослеет. Таковой была последняя воля Паксона. Ты оказалась права, Розалан: твой сын рожден, чтобы стать правителем!

Бедуинка потеряла дар речи, у Ахмара на лице застыла глупая улыбка. Агава же принялась весело пританцовывать. Менгис радостно улыбнулся, обняв Валентину.