Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 110

Ну, никак эта неряшливая селянка не вязалась у меня со словом «чистюля».

-- Я хотела бы, любезная, повидать тетку Мажину.

-- Болеют оне, – недружелюбно буркнула женщина. – Помирать собралась старуха, а новая травница как раз я и есть! Хейзел меня кличут, – представилась она.

Немного постояв и подумав, я все же решила: нужно посмотреть, что там и как. Ну, не зря же ехала так далеко? Скомандовала:

-- Проводите меня к тетушке Мажине, любезная.

Может быть, толстуха и собиралась возразить, но, бросив взгляд на стоящего у дверцы кареты кучера с кнутом, передумала и недовольно бросила:

-- Ну, ить проходите тогда… -- она отступила, пропуская меня внутрь.

Домик был не так уж и тесен внутри. Небольшая беленая печь потрескивала поленьями, а воздух был пропитан сладковатыми и пряными запахами различных трав. Десятки пучков висели вдоль стен, часть, стоящая на массивной низкой полке, была плотно упакована в большие глиняные горшки и закрыта крышками, только один, похоже, недавно открыли. Он благоухал чем-то острым и резким, да и сушеная трава была мне незнакома.

Толстуха, оценившая мой «господский» статус, аккуратно подпихивая меня под спину, двигала в закуток за печью. Там было совсем темно, и я не сразу разглядела, что на простой деревянной лежанке устроилась сухонькая женщина лет шестидесяти.

Не такая уж и старуха, но явно не слишком здоровая. Темное от жара лицо, по которому сбегают крупные капли пота. Сорочка влажная, и запах не слишком свежий.

Она зашлась кашлем так, что мне стало страшно: казалось, сейчас надорвется. Толстуха, подвинув мне табуретку, равнодушно смотрела, как заходится в кашле больная, недовольно бубня:

-- Вота, тетка Мажина… Пришли и требовают… А я сказала, что помираете, так не верять!

-- Попить дай.

-- Чаво?!

Я вдохнула-выдохнула и почти спокойно скомандовала:

-- Теплой воды дай тетке Мажине.

Недоуменно глядя на меня, толстуха пошла к печке, чем-то погремела и вернулась, держа в руках грязноватую серую кружку из обливной глины. Руки серые, с черными ногтями. Над кружкой вился заметный парок – вода явно была слишком горячей.

Я только головой мотнула от досады и скинула плащ на табуретку и зло сказала:

-- Показывай, где и что.

Все еще пялясь на меня, но теперь почти с испугом, Хейзел прошла к печке и повела рукой:

-- Вот тута все и есть.

Женщина за печкой заходилась кашлем, а я, заприметив в углу рукомойник, вымыла руки, вытерла красивым полотенцем с каймой цветной вышивки и принялась мыть кружку. Рядом с рукомойником лежал небольшой кусочек серого мыла. Да и сам домик, и все вещи в нем говорили, что хозяйка не привыкла пить из грязной посуды.

В котелке на печи кипела вода, я отлила немного в кружку и отнесла Дебби:

-- Остуди, пожалуйста.

Та покивала головой и отставила парящую воду в сторону, в маленький сугробик. Мороз был не крепкий, снегопадов серьезных еще не было, но так всяко быстрее остынет. Я кивнула и вернулась в дом.

Женщина, прекратив мучительно кашлять, тихо, боясь напрячь горло, спросила:

-- Чегось хотели-то, барышня?

-- Сейчас вода чуть остынет, я вам попить дам. А если скажете, какие травки заварить, отвар сделаю.

-- Не поможеть уже ничо, – слабо махнула она рукой. – Поскорей ба господь прибрал…

Внимательно глянув на меня, женщина с минуту молчала, сипло дыша с каким-то присвистом, а потом сказала так же тихо и медленно, но совершенно другим тоном:





-- Вы Хейзел выгоните, я поговорить хочу.

Я только посмотрела на толстуху, как та, закивав головой, попятилась к дверям. Я вышла вслед за ней и Дебби подала мне теплую воду. Зашла в дом и раздернула шторки: пусть хоть чуть светлее будет.

Тетушку Мажину я напоила, ощутив, как она горит. У нее явно была очень высокая температура, и я спросила:

-- Может питья кислого сделать? Жар тогда меньше будет.

Женщина слабо ворохнулась и так же медленно, боясь очередного приступа кашля, проговорила:

-- Что за нужда вас привела, барышня?

-- Да особой-то нужды и нет, поучиться у вас хотела. Приехала, а тут вот…

-- Грамотная?

-- Да.

-- Добрая…

-- Да не в доброте дело, -- отмахнулась я. – Просто нельзя же грязную воду пить, да и при жаре горячая вода – не лучшая идея.

-- Вот я и говорю, добрая. Белку заберете с собой?

-- Что, простите?!

-- Собачку…

С минуту я соображала…

-- Вы хотите, чтобы я забрала вашу собаку?!

Тетушка Мажина прикрыла глаза, разговор давался ей с трудом. Помолчав, пояснила:

-- Хейзел в травах понимает немного, но грязнуля, да и жадная. Дом я ей свой за уход отдам, не жалко. А Белочку мою она уморит.

Немного подождала, пока выровняется сиплое дыхание, и продолжила:

-- Книгу я писала. Там и рисунки есть, сами посмотрите. Отдам, если побожитесь…

-- Да что вы раньше времени…

-- Не перебивай! – она повысила голос и снова зашлась лающим кашлем.

Я протерла ей лицо чистой тряпицей и дала еще глоток воды. Она лежала, слабо сипя и приходя в себя.

-- У меня легкие всегда слабые были, второй раз за осень так вот слегла. И уже понимаю, что не встану, – отдышалась и продолжила: -- Хейзел все равно грамоты не знает.

-- Может быть, вам доктора позвать? Или вы хотите что-то? У меня есть деньги, я могла бы…

Она только махнула на меня рукой и чуть раздраженно поморщилась:

-- Возьмешь Белку?

Говорила женщина чисто, свободно. Так, как будто была не простой селянкой. Как будто училась коверкать речь для маскировки, а теперь в этом нужда отпала.

-- Возьму, – у меня в горле стоял комок, и я никак не могла сообразить, что нужно сказать и как ее уговорить. Ну, есть же у нее травы?!

-- Не мечись, дорогая, – произнесла она с какой-то даже иронией. – Все там будем, а уходить нужно достойно, позаботившись о тех, кто остается. Сундук открой, забери и ступай. Устала я…

-- Я завтра еще приду.

-- Приходи – слабо улыбнулась женщина.

Так я стала обладательницей толстенной рукописи с рисунками и грязной замызганной Белки, которая скулила и вырывалась из рук. Под клочкастой шерстью ощущались тонкие ребрышки, я прижимала к себе закутанную в тряпку собачонку и ревела всю дорогу от какой-то дикой несправедливости жизни.

Утром я присутствовала вместе с бароном в храме, где наконец-то мадам Аделаида стала маркизой Вольнорк. А как только гости сели за стол, уехала к тетушке Мажине.

Как я и боялась с вечера, встретила меня только хмурая Хейзел, которая буркнула:

-- Свезли уже на погост…