Израненное Небо

– Спок, – произнес Джим, не зная, что сказать дальше, как выразить свои мысли, но неожиданно его захлестнула волна теплых чувств, и он понял все.

– Со мной все в порядке, – ответил он и снова взглянул на Маккоя. Тот с любопытством смотрел на Спока.

– Леонард, – обратился к нему Спок. – По-моему, ты сейчас не открыл для себя ничего нового. Впрочем, как и я.

Тень улыбки промелькнула на его лице:

– Тебе не следует так расстраиваться из-за того, что все твои темные, отталкивающие стороны стали заметны всем. Я знал о них и раньше. Самое очевидное сейчас то, что каждый из нас является не таким уж безнадежным.

– Это замечание может оказаться полезным. Главное понять, почему это настолько очевидно, – проворчал Маккой.

– Мне кажется, вы уже поняли, что здесь происходит, доктор. Истинные натуры выходят на свет, раскрываются таланты и наклонности. И все из-за антиэнтропической природы этого пространства. Очень высока вероятность того, что мы увидим здесь еще более странные вещи.

– Домыслы, – высказал свое мнение Кирк, сомневаясь, что Спок обратит на него внимание.

– Как раз наоборот. Границы между разумами становятся все тоньше, как и предполагал доктор. Но результатом будет то, что люди станут еще человечнее и гуманнее, чем сейчас. Я не могу точно определить причину происходящего. Возможно, это какая-то особая функция мозга или особенности данного пространства. Но нам нужно сделать все возможное, чтобы выяснить причину. Эти сведения могут пригодиться нам в том месте, куда мы собираемся.

Было что-то в этом высказывании, что заставило Кирка замереть и осмотреться вокруг. С каждым мгновением все большее и большее количество людей начинало светиться.

– Ну и как это все назвать? – спросил Джим. – Страна ангелов?

– Слишком высокопарно, но вполне соответствует истине, – ответил Спок, продолжая идти. – Над этим стоит подумать, Джим. Истинно антиэнтропическое пространство – это место, где нет потери энергии, где не существует времени. Место, где эмоции черпаются из смерти, и нет никаких оснований для страха, никаких причин для существования. Как ты думаешь, что это за место?

Маккой посмотрел на Спока с выражением, в котором можно было прочитать и беспокойство, и благоговение, и восторг одновременно.

– Это место, где не существует смерть, – продолжил он. – А также нет сожаления, печали, боли, поскольку все прошедшее осталось позади…

Спок кивнул.

– Вопрос только в том, кого или что мы найдем там. И что потребуется от нас, поскольку я все больше и больше убеждаюсь, что мы очень нужны там и что нам придется что-то сделать. И утверждение, что смерть – это царство божие, по-моему, не беспочвенно. Существуют вещи, которыми занимается не Бог. Для их выполнения избираются смертные. Так что, я думаю, нам следует приготовиться. Нам необходимо примириться с тем, что мы открыли в себе в этом месте… – он посмотрел на Маккоя, – и приготовиться к той, может быть, несколько странной правде, которая ждет нас впереди, – он украдкой взглянул на Джима. – И чем скорее мы справимся с этим, тем лучше для нас. Если мы останемся здесь на довольно длительный срок, и это место успеет передвинуть, или убрать вообще границы между разумами, то нам не выжить. Ведь, в конце концов, не устоит даже поле, созданное Кет'лк, и мы отправимся в вечность, если только вечность существует в месте, где нет времени.

Они продолжили прогулку. Смех экипажа слышался все реже и реже, но это не означало, что люди перестали смеяться и веселиться. Джим чувствовал, что их радость стала более рассудительной. Мозг работал все лучше и лучше, и Джим ощущал, как они со стеснением и детским восторгом проникали в мысли друг друга. Некоторые из этих проникновении показались Джиму очень знакомыми, правда, они ассоциировались с рассуждениями одного человека, а не со спором двух.

– Я всегда думал, что система не должна останавливаться только на причине…

– А она и не останавливается. Существует еще более высокий уровень ответственности, и на нем задействованы более мощные силы. Если ты не понял причины и не осознал своей ответственности за то, что происходит с Вселенной, то неважно, с каким усердием ты будешь стараться все изменить. Все останется на своих местах, потому что где-то, в укромных уголках твоего мозга все-таки живет убежденность, что во всем этом виноват кто-то другой, или что-то другое. А понимание причины дает возможность это все изменить.

– Все равно это нереально. Переделать всю Вселенную – это как если бы ты захотел…

– Но Мнт'гмри, я знаю по меньшей мере одного человека с твоей планеты, для которого это вполне обычная вещь. Он составляет основной свод законов искусства. Один из которых – «попроси, и тебе это откроется». В любом случае то, что осталось осознать в этой системе, совершенно не сложно. Экстропия, энтропия и антиэнтропия – три составляющие парадигмы. Но они скорее находятся не на равных, а идут по нарастающей. Ну, что такое энтропические галактики, ты уже знаешь. Они зарождаются с определенным запасом энергии и постепенно его теряют. Экстропические системы возникают по специальному указанию. Это «стерильные», запечатанные системы, которые не теряют энергию, и поэтому в них редко появляется жизнь, по крайней мере, пока что-то не повредит их. Антиэнтропические системы – вечны. Они способны возродить себя, вырабатывая новую энергию взамен старой…

– Они берут ее откуда-то еще?

– Они получают ее из ничего.

– Опять какая-то магия.

– Ну ладно, парень. Представь, однажды ты заказал для нее энергетическую структуру, чтобы она могла в ней существовать. Причина может существовать как чистая энергия. Это – как будто что-то плавает в стерильной пустоте. И все начинается сначала: обладает широтой, высотой, глубиной… и вокруг идем мы.

– С виду все это так просто.

– Это вообще очень просто. Беда в том, что ты постоянно сам все запутываешь.

Джим вздохнул, полагая, что коллега, судя по всему, делает то же самое, и продолжил путь. Они шли все вместе, а пейзаж тем временем становился все более безликим. Он смазывался и сливался с белой поверхностью, по которой они брели. А яркость свечения в воздухе все увеличивалась и увеличивалась, пока не стала видна малейшая черточка каждого члена экипажа. Мундиры сверкали, как королевские одежды, а лица сияли так ярко, что слезились глаза.

– Ты тоже начал светиться, – почти обвинительным тоном сообщил Джиму Боунз.

– По-моему, нет, – ответил Кирк, но не потому, что этого не было, а, скорее, потому, что не хотел, чтобы это было правдой.

Примерно в сотне метров впереди, хотя судить о расстоянии было довольно сложно, все слилось в единое сияние, смотреть на которое было совершенно невозможно. Собственно, «сияние» – не самое удачное слово, но не менее трудно было отыскать точное название происходящему. Шевелюра Джима стала дыбом, хотя почему это произошло, он объяснить не мог.

Спок посмотрел на свой трикодер и покачал головой.

– Оборудование не выдерживает, – сказал он, с удивлением заметив, что его аппарат превратился в пепел.

– Вот теперь ты поймешь, почему я не люблю работать с машинами, – послышался голос Маккоя.

– Прошу тебя… – произнес Спок, отряхивая от пепла руки. – Находясь в таком месте, мы должны очень хорошо подумать прежде, чем что-то сказать. Все высказанное и даже не высказанное здесь моментально становится реальностью. Это же самое сердце аномалии. И, очевидно, весьма податливое место.

– Ладно, – прервал его Джим. – Надеюсь, у нар не будет особо серьезных неприятностей во время пребывания здесь. А где Кет'лк и Скотт?

– Здесь, сэр, – донесся с противоположной стороны голос Кет'лк, где еще секунду назад не было ни ее, ни Скотта. – Капитан, у нас небольшая проблема.

– Капитан, – произнес еще чей-то голос прямо позади него. Джим повернулся и увидел Амекенту, которая, моргая влажными глазами, смотрела на него. Ее чешуя побелела от полученного стресса. Это было первое появление боли, и Джим был этим просто шокирован – Что случилось, мичман?