Вокруг трона

Глава 3

Любимые сотрудники. Орловы. Потемкин. Зубовы [24]

I. Легенда и история. – Потомство Ивана Орла. – Орел и его орлята. – Пять братьев. – Фаворит. – Домогательства Григория Орлова. – Проект женитьбы на Екатерине. – Супруг Елизаветы. – Воронцов и Разумовский. – «Госпожа Орлова не будет Российской императрицей». II. Разочарование. – Пробуждение. – Григорий Орлов в Москве. – Немилость Васильчикова. – III. Новое положение вещей. – Верхи и низы. – В Царском и в Гатчине. – Принцесса Дармштадская. – Бурлак. – Новый соперник. – Потемкин. – IV. Окончательный разрыв. – Неожиданный эпизод. – Идиллия и трагедия. – Девица Зиновьева. – Свадьба. – Сумасшествие и смерть. – V. Алексей Орлов. – Чесменская победа. – Повелитель России. – Возвышение и падение. – Борьба с Потемкиным. – Отставка. – За гробом Петра III.

Можно узнать, как мы это сделали, целый ряд работников, государственных деятелей и военных, которыми Екатерина пользовалась для совершения своего дела, и все же – как уж, вероятно, заметил читатель – очень мало познакомиться не только с самой императрицей, но даже с наиболее выдающимися эпизодами ее царствования. Личная и политическая история этого царствования тесно связаны с рядом проявлений страсти, на что мы уже намекали; и к этому нам придется еще возвращаться подробнее – хотя всегда соблюдая некоторую умеренность – из боязни оставить неполной, непонятой и непонятной личность, которую мы пытаемся вызвать из прошлого. Мы уже сказали, что с 1762 до 1796 г. фаворитизм в России был не только уголком частной жизни самодержицы, имевшей привилегию давать свободную волю своим фантазиям: он играл роль государственного учреждения. И поэтому, настоящая глава, в заголовке которой мы написали три имени, выбранные из длинного списка, должна считаться, независимо от своего романического интереса, с исторической и научной точки зрения одной из главных в этой книге. Сближая между собой эти три имени, мы найдем в них существование не только выдающейся женщины, но, в продолжение тридцати четырех лет, жизнь великого народа, как бы слившуюся воедино: милость Орлова – начало, Потемкина – ослепительный расцвет, и Зубова – грустно затуманенный закат.

Дворянство и знаменитость рода Орловых – если верить геральдикам – недавнего происхождения. В 1611 г., правда, появлялся какой-то Орлов, сражавшийся со шведами под стенами Новгорода; но эта древняя линия считается угасшей. Родоначальник новейший – простой солдат, замешанный в 1689 г. в стрелецком бунте. За его храбрость и силу товарищи прозвали его орлом. Приговоренный к смерти и взведенный на плаху, он спокойно оттолкнул ногой окровавленную голову товарища, казненного прежде него и мешавшую ему пройти. Царь увидел это движение; оно понравилось ему, и он помиловал Орла. Таково, по крайней мере, предание. Возведенный в чин офицера и получивший дворянство, Иван Орел, или Орлов, как переиначили его фамилию, был отцом генерал-майора и новгородского генерал-губернатора, Григория Ивановича, который, женившись в пятьдесят три года на дворянке, девице Зиновьевой, имел от нее девять сыновей. Из них пятеро осталось в живых: это пятеро Орловых, сотрудников Екатерины.

Как видно, порода сильная, героического размаха. По словам князя Щербатова, автора любопытной книги о порче нравов в России, один только современник превосходит пятерых братьев ростом и мускульной силой – Жданович, кронштадтский губернатор, подозреваемый в активном участии в смерти Петра III. Старшему из Орловых, Ивану, было под тридцать в то время, когда государственный переворот сделал Екатерину императрицей. Он принимал участие в этом событии, будучи унтер-офицером гвардейского полка. Потом он сделался графом и сенатором с жалованием около ста тысяч в год и отказывался от всякого дальнейшего производства. «Этот влиятельный человек, – пишет про него Сабатье в 1772 г., – не захотел ни чинов, ни орденов, а между тем пользуется большим влиянием; он управляет делами Архипелага; он центр шпионства в гвардии... имеет большое значение в Сенате... Говорят, что под грубой внешностью он очень хитер, и, несмотря на невежество, довольно способен к политической деятельности... Во время отсутствия фаворита он жил в покоях, отведенных тому во дворце».

Между меньшими, Федор и Владимир занимали второстепенные должности: первый в первую турецкую войну состоял адъютантом при брате Алексее, второй – вице-директором Академии Наук. Первые роли выпадали на долю Григория и Алексея.

9 октября 1762 г. барон де Бретёйль докладывал из Петербурга герцогу Шуазёлю:

«Не знаю, ваша светлость, к чему поведет переписка царицы с г. Понятовским; но, кажется, уже нет сомнения в том, что она дала ему преемника в лице г-на Орлова, возведенного в графское достоинство в день коронации... Это очень красивый мужчина. Он уже несколько лет был влюблен в царицу, и я помню, как однажды она назвала мне его смешным и сообщила о его несообразном чувстве. Впрочем, по слухам, он очень глуп. Так как он говорит только по-русски, то мне теперь еще трудно судить об этом. Определение „глупый“ вообще довольно часто приложимо к окружающим царицу; и хотя она, по-видимому, вполне мирится с этим, однако, мне кажется, есть основание предвидеть, что она удалит большинство окружающих ее. До сих пор она жила только с заговорщиками, которые, почти за единственным исключением Панина и гетмана (Разумовского), все бедняки, бывшие поручики или капитаны и вообще сброд: их можно встретить во всех городских притонах...»

Известен анекдот того же корреспондента, приводимый им, в доказательство грубости и распущенности разговоров, допускаемых будущей Семирамидой между окружавшими ее. Григорию Орлову, хваставшемуся однажды своим личным влиянием в гвардии, вдруг вздумалось в присутствие государыни объявить, что ему было бы достаточно месяца, чтобы свергнуть ее с престола.

– Может быть, мой друг, – сказал Разумовский, – но зато и недели не прошло бы, как мы бы тебя вздернули.

Не надо забывать, что протекло еще очень немного времени с государственного переворота и что действующие лица этой сцены – все соучастники и соумышленники, еще сохранившие привычки, приобретенные ими в течение перенесенных ими вместе испытаний. Екатерина решила упорядочить все это. Впрочем, Орлов имел еще другие причины не взвешивать свои слова. В то время, когда де Бретёйль обратил внимание на его быстрое возвышение, этот едва двадцатидвухлетний красавец – офицер, равного которому по мужской красоте не знала Россия, уже принял наследство Понятовского и имел в виду совершенно иное. Этот баловень судьбы никогда не был честолюбив в настоящем смысле слова. Екатерина даже думала, что он страдает недостатком честолюбия. Он принял участие в государственном перевороте из любви к приключениям, а также повинуясь инстинктивному стремлению, побуждающему человека, даже наименее склонного к авантюре, принять сторону любимой женщины. Он служил возлюбленной. Но это натура простая, и точно так же просто у него сложилась в уме развязка романа, героем которого ему пришлось сделаться. Как поступила бы женщина из народа с мужчиной также из народа, которому удалось бы возвысить ее до знатной особы? Она, очевидно, вышла бы замуж за виновника своей удачи. Почему Екатерине не сделать бы того же? Красавец Григорий не видал к тому никакого препятствия, Екатерина же видела, и не одно. Однако ясно чувствуется, что она, всегда такая решительная, останавливается, колеблясь и не решаясь перед этой задачей, снова возмущающей спокойствие ее существования. Она не смела заговорить с прекрасным возлюбленным на языке рассудка; самой ей не хотелось прислушиваться к нему, и была минута, когда она готова была вступить на наклонный путь, куда ее влекли властные просьбы и нежные ласки.

Ни при каком другом повороте ее необычайной жизни ее характер и судьба не являются в более интересном освещении.