Глубокое волшебство

Нита расслабилась. Она уже не думала о своем неумении, о невозможности перевоплотиться в кого-то. Она доверилась волшебной силе, которая таилась в ней самой, в ее сердце. «Волшебство не живет в нежелающем сердце», – вспомнила она. Но это не то желание, когда разум, вопреки чувству, не хочет верить, сомневается, остерегает и останавливает. Не то желание, на исполнение которого надо собрать всю, как говорится, «силу воли». Сила и воля не помогут, если есть хоть капля сомнений в своих возможностях…

Но откуда я возьму уверенность, умение, веру? Нита помнила одно: не знать этого «откуда», не занимать разум и сердце сомнениями. Быть китом! Стать китом! Быть, быть, стать… Почувствовать легкость и невесомость в этой стихии – воде, как космонавт вживается в невесомость космоса. Это влажное, зеленое, тугое и нежное, теплое и струящееся пространство обнимало ее. Свобода и простор, где нет ни дверей, ни стен, ни оград, ни преград. Лишь песня воды… Ее руки слабели. Ее ноги казались лишними. Она чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, чуждой этой стихии. И все же что-то с ней и вокруг нее происходило… Но воздух! Ей не хватало воздуха! Значит, не подействовало? Все кончено? Что ж, она повторит попытку, она сделает это в следующий раз… Она рванулась к поверхности, проломила податливое стекло, отделяющее от нее небо, открыла глаза к свету, к знакомому и ясному миру…

…и поняла, что он изменился. Первое и самое странное – Нита попыталась недоверчиво покачать головой и не смогла, потому что неожиданно у нее не оказалось шеи. И мир был разрублен на две части, будто топором. Низ и верх. Все. И никаких других поворотов головы, движений. Она попыталась смотреть прямо, и это у нее получилось. Но все впереди было каким-то туманным, расплывчатым, будто закрытым тоненькой пленкой мерцающей воды. Зато то, что она прежде видела как бы уголком, краем глаз, стало отчетливым и ясным. Она смотрела вперед, а видела все сбоку так же хорошо, как если бы вертела беспрестанно головой. Она видела то, чему не знала названия, а то, что было прежде знакомо, исчезло. Мир перевернулся, к нему надо привыкать заново. Ните казалось, что у нее все еще есть руки, но пальцы почему-то стали невероятно длинными и вялыми, беспомощно свисающими вниз. Локти ее словно бы приклеились к бокам, ни двинуть, ни пошевельнуть. А сами бока раздались вширь, стали, казалось, необъятными. И ноги исчезли!.. Хвост и изящный хвостовой плавник – вот все, что у нее было теперь. Нос и вовсе оказался на самом верху головы, а рот разверзся на обе щеки. Она попыталась спросить у Ш'риии, но так, чтобы слышал и Кит, что случилось с ней, с частями ее тела, как она выглядит с тех сторон, которые недоступны ее глазам?

– Ш'риии, – сказала Нита и удивилась, услышав, что звук наполняет ее голову, идет из самой ее середины, а вместо слов раздается какой-то мелодичный свист или пение. – К'ииит, это было совсем легко!

– Молодец, Х'Нииит, – откликнулась Ш'риии, – ты справилась. Но запомни, настоящее волшебство не то, что свершилось, а то, что будет совершено тобою потом.

Изумленная всем происшедшим, Нита попыталась лечь на спину, опустив голову наполовину в воду;

Раньше она проделывала такие штуки, зная, что в воде звуки словно бы усиливаются, становятся богаче и чище, чем в воздухе. Она хотела услышать все мелодичное богатство речи Ш'риии. Но Нита и не предполагала, что, став китом, ты уже слушаешь всем телом, каждой порой кожи, ты вся превращаешься в отменный орган слуха. Звук внезапно стал осязаемым. Волны слов ударили в ее тело, ласковым прикосновением прокатились по всей его невероятной длине.

Мало того, Ниту коснулось и эхо того, о чем говорили они друг другу. Возвращающийся звук с изумительной точностью описал ей все вокруг: размер и местоположение камней на дне, высоту, густоту и, казалось, запах водорослей, движение косяков рыб на расстоянии трех сотен миль отсюда. Ей не надо было видеть их. Она могла чувствовать их форму, величину и малейшее движение кожей, будто они дотрагивались до нее, касались то с одной, то с другой стороны. И она могла уже точно, точнее, чем взглядом, оценить разделяющее их расстояние. В восторге она сделала несколько кругов вокруг платформы, издавая нескончаемые свисты и обретая чувство окружающей территории, словно бы осваивая все это пространство разом.

– Просто глазам не верю! – сказал кто-то над Нитой изумленным, ровным, без эха голосом.

Вот, значит, как звучат люди в этом равнодушном воздухе? Нита поднялась на поверхность, чтобы поглядеть на Кита вначале одним глазом, потом другим. По-иному у нее не получалось. Он выглядел как обычно, но что-то в нем зацепило ее внимание. Ей стало смешно и весело, хотя поначалу она не могла объяснить себе отчего. И тут же сообразила. У него были ноги!

– Ты следующий, К'ииит, – сказала Ш'риии. – Спускайся в воду.

Нита всплыла так, чтобы вода не захлестывала глаза, и мгновение пристально глядела на Кита. Он молчал, но вдруг, поймав ее взгляд, ужасно покраснел и отвернулся всем телом разом. Он так покраснел, что она могла разглядеть это даже сквозь загар. Нита опустилась под воду, хохоча над этой пустой человеческой стеснительностью. Одежда, окутывающая тело, казалась ей теперь такой глупой затеей! Она хохотала, и вспененная звуками ее смеха вода, перемешанная с поднятым со дна илом, стала похожа на кипящую овсяную кашу.

Нита почувствовала, как он, прыгнув в воду, окатил ее поднятую над поверхностью спину брызгами. Потом Кит плыл некоторое время рядом с ней, с любопытством ее разглядывая.

– Ты облеплена ракушками, как корабль, – сказал он.

– Так и должно быть, К'ииит, – рассмеялась Ш'риии. – Но посмотри, что я принесла тебе.

Кит опустил голову под воду, чтобы посмотреть на то, о чем она говорила. И тут Нита заметила, что Ш'риии что-то осторожно зажала между челюстей. Это было похоже на обрывок гигантской тончайшей паутины. Тонкая, нежная, сложно сплетенная сеть, громадная, примерно в шесть квадратных футов. Переплетения, где собирались сразу несколько нитей, срастались не грубыми узлами, а круглыми выпуклостями наподобие луковицы. Сеть переливалась бело-зелеными скользящими бликами, словно по ней пробегали видимые глазу электрические волны. Казалось, она живет и нервно подрагивает, послушная безмолвному заклинанию.

– Ты должен быть осторожен с этим, К'ииит, – остерегла Ш'риии. – Это Сеть Жизни кита. Ее можно сотворить только после того, как он умрет. В ней сокрыто все затраченное на нее волшебство.

– Объясни, – не совсем понял Кит.

– Сеть Жизни – это собранные воедино, сплетенные нервы, жизненная сила, свет разума кита. Это та энергия, которую возрождает к жизни заклинание. Сеть становится прообразом ушедшего кита. В нее вплетено и «волшебство изменения формы». Накинувший ее на себя, окутавшийся ею, примет облик умершего, а тот как бы становится донором вновь пришедшего в мир Моря.

Ш'риии помотала по-собачьи головой, и зажатая во рту Сеть всколыхнулась, расправилась, переливаясь изумрудно-зеленым и пенно-белым, словно кисейная занавеска на ветру.

– Это Сеть Жизни кашалота. Он, которого звали Айвааан, был Волшебником и работал в этих водах несколько тысяч полных лун тому назад. Он был отчасти пророком. Поэтому Айвааан завещал после его смерти, когда он будет полностью отдан Морю, сотворить Сеть его Жизни и хранить до той поры, когда в ней появится надобность. Приблизься. Примерь ее, К'ииит.

Кит на мгновение замер.

– Ш'риии… а этот, ну, тот, из которого… он здесь внутри? Я должен стать им? Я полностью превращусь в Айвааана?

Ш'риии немного удивленно глянула на него.

– Нет, с чего это ты взял? Здесь лишь его жизненная сила, его дыхание, сеть его сосудов, по которым потечет живая кровь. Здесь его ТЕЛО. Что же касается УМА Айвааана, его чувств, то их, увы, передать не удастся. Ты останешься самим собой, К'ииитом. Так говорит мне Море. Давай. Пора.

– Что я должен с этим делать?

– Просто накинь Сеть на себя и плотно завернись. Не бойся повредить или разорвать. Она гораздо прочнее, чем кажется. – Ш'риии отплыла от Сети, которая свободно легла на волны и словно бы обняла их, обрисовывая поднимающуюся, как бы дышащую грудь Моря.