Страница 7 из 26
Бин-баши опустил подзорную трубу, провел ладонью по уставшим от напряжения глазам. Почему с запорожцами русский офицер, объяснений не требует: русскому командованию нужна карта побережья и как можно больше всевозможнейших сведений о нем. Зачем? Тоже ясно — чтобы организовать новый морской поход, однако уже с гораздо большими, нежели сейчас, силами, поскольку для плавания нескольких десятков быстрых, маневренных запорожских чаек вполне достаточно тех сведений, которыми располагают прекрасно знающие эти места казаки. Но если в морской поход выступит крупный десантный корпус, посаженный на множество судов различного назначения и грузоподъемности, с неодинаковой парусной вооруженностью и отличными один от другого мореходными качествами, тогда как воздух понадобится подробная карта побережья, точное знание ориентиров и навигационной обстановки по маршруту плавания.
Куда может направиться русский крупный морской десантный корпус? На Дунай? Туда гораздо проще попасть по суше. Неужели к Стамбулу? Почему бы и нет? В беседах с французскими офицерами они часто обсуждали возможности наступления русских на Стамбул с трех направлений: от Архипелага, где действует русский флот, с Дуная через Балканы или вдоль черноморского побережья и со стороны Черного моря, отрядив для этого достаточно значительный десантный корпус.
Но почему этот казачий лодочный отряд, имеющий в своем составе русского офицера — а, возможно, и офицеров! — не может заниматься подготовкой к подобной морской экспедиции? Например, отыщет на побережье удобное для стоянки, обильное пресной водой место, куда в условленный срок подойдет русская пехота. Затем она погрузится в спустившийся по Днепру в море свой многочисленный гребной флот и по заранее разведанному, не сулящему никаких неожиданностей маршруту направится к Босфору. Ведь еще во время пребывания Насуха в столице по ней ходили слухи о подготовляемом русскими наступлении на Стамбул. А слухи, как хорошо известно, не возникают сами по себе. Тем более что от таких людей, как капудан-паша Орлов и Румянцев-паша, можно ожидать всего…
Снова приложив к глазам подзорную трубу, бин-баши увидел, что запорожские лодки уже стоят в устье речушки. На корме одной из них он без труда обнаружил русского офицера и сбоку от него казака-писаря. В руках русского теперь был не лот, а небольшой блестящий предмет, через который он смотрел на небо. Вот они, самые опасные для Порты враги! Но султан и великий визирь могут быть спокойны — на пути этих гяуров стоит он, бин-баши Насух!
4
По Нипро спускаются казаки на своих «чайках»… на море же ни один корабль, как бы он ни был велик и хорошо вооружен, не находится в безопасности, если, к несчастью, встретится с ними, особенно в тихую погоду.
Казаки пользуются такой славой, что нужны удары палкой, чтобы заставить турецких солдат выступить против них.
Казаки так отважны, что не только при равных силах, но и 20 чаек не побоятся 30 галер… как видно это ежегодно на деле.
По словам самих турок, никого они не страшатся больше казаков.
Можно уверенно сказать, что не найти во всем мире людей более отважных, которые бы меньше думали о жизни или меньше боялись бы, смерти… Эта голь своим уменьем и храбростью в морских битвах превосходит все другие народы.
— Каторга! — раздался голос запорожца-наблюдателя.
Полковник Сидловский поднял подзорную трубу, всмотрелся в указанном наблюдателем направлении. Там, где по курсу казачьей флотилии смыкались на горизонте море и небо, виднелся плохо различимый продолговатый предмет. Точнее, он мог быть плохо различимым для кого угодно, только не для него, семь лет проведшего гребцом-невольником на турецкой галере, или, как их называли запорожские и донские казаки, каторге.
Сидловский был простым сечевиком Тимошевского куреня, когда во время морского набега на анаталийское побережье был ранен и захвачен в плен. Часть пленных запорожцев была отправлена в Стамбул и там, на потеху толпе, раздавлена на площади слонами, другие закопаны живьем в землю, посажены на кол или, привязанные к галерам, разорваны на части. Тяжелораненые были брошены в чайку, облиты смолой и сожжены, а для Сидловского началось то, что вряд ли можно назвать жизнью.
Низкая скамья для гребцов, въевшиеся в тело цепи на ногах, торчащая из палубы подставка, на которую опиралось тяжелое весло, приводимое в движение еще четырьмя невольниками… Узкий проход посреди галеры, возвышающийся над скамьями и делящий их на левые и правые; постоянно прохаживающийся по проходу галерный пристав-надсмотрщик с кнутом в руке… Волны, перехлестывающие через палубу и бьющие гребцов по ногам, из одежды во всякую погоду и при плавании в любых морях — лишь полуистлевшие штаны… Еда и сон по сменам, на своих скамьях, без остановки хода галеры. Круглосуточная работа без отдыха и праздников, запрет переменить скамью или место на ней, наказание плетью за разговор и даже за прикосновение к соседу… Единственное поощрение для самых послушных и не внушающих опасения невольников — разрешение выполнять на берегу земляные и очистительные работы во время захода галеры в порт.
И так изо дня в день, месяц за месяцем, год за годом. До тех пор, пока их галера не была взята на абордаж верными побратимами запорожцев, донскими казаками, и Сидловский вновь не обрел долгожданную волю…
Продолговатый предмет вырастал в размерах, над ним появились белые облачка-паруса. Теперь и невооруженным глазом можно было узнать турецкую галеру-кадригу. За первой галерой показалась вторая, за ней — третья. Это были хорошо оснащенные и наиболее боеспособные в турецком гребном флоте галеры-закале, содержавшиеся за счет государственной казны. Они были лучше вооружены, а их экипажи более подготовлены по сравнению с галерами-беглер, которые содержались их капитанами na средства подчиненных Порте 14-ти приморских земель и городов — Алжира, Туниса, Ливии, Кипра, Гелиополя, Трабзона, Кафры и других. Именно на такой галере-закале провел гребцом-невольником семь лет теперешний полковник Сидловский. Поэтому он знал о ней очень и очень многое. Очень многое помнил о галерах бывший казак-невольник, но еще больше знал о них сегодняшний запорожский полковник Сидловский. Главное из его теперешних знаний — как побеждать галеры.
— Каторги! — донесся с кормы голос другого казака, ведущего наблюдение за открытым морем.
Действительно, еще три галеры приближались к запорожской флотилии со стороны моря, прижимая ее к суше. Итак, противник одновременно преградил путь чайкам вперед вдоль берега и отрезал их от морского простора. Оставалось одно из двух: плыть назад или с боем прорываться в нужном направлении. Вступать днем в сражение с галерами было равносильно самоубийству: мощные, дальнобойные турецкие пушки, ведущие огонь с палуб галер, лучше приспособленных для прицельной стрельбы, нежели пляшущие на волнах чайки, расстреляют казачьи суденышки прежде, чем они приблизятся к галерам на дистанцию огня своих мелких пушчонок. Поэтому выход один — отступать. Вернее, пока отступать.
— Назад! Быстрей! — скомандовал Сидловский. Приказ был выполнен молниеносно, примеру чайки полковника последовала вся запорожская флотилия. Под парусами и на веслах казаки несколько часов уходили вдоль берега от вражеских галер, а перед закатом солнца Сидловский велел сложить паруса и убрать мачты, в результате чего низко сидевшие в воде чайки стали незаметны для турецких наблюдателей. Учитывая направление ветра, казаки теперь маневрировали так, чтобы солнце было за их спиной и слепило глаза туркам. С наступлением сумерек запорожская флотилия уже сама направилась навстречу галерам и остановилась в миле от них.