Страница 11 из 26
— Кто молвит еще? — обвел Зигны-Пидкова глазами сидевших.
Все молчали, и он снова обратился к Сидловскому:
— Место, куда надлежит пристать чайкам, на примете есть? Дабы и от чужих очей схорониться, и бури не страшиться?
— Есть, батько. Степную речку у мыса, который проплывали утром, не позабыл? Чем плохое пристанище? Речка течет по балке, заросла камышом, загонишь в нее чайки — ни один леший тебя не сыщет. Ежели начнется буря, можно уйти по речке как можно дальше в степь и там отстояться. И главное — речка у нас под боком.
— Иные думки имеются? — спросил Зигны-Пидкова.
Ответом была тишина, и он, выдержав паузу, изрек:
— Дело задумал, пан полковник, веди чайки к мысу. И не теряй попусту времени — к рассвету надлежит быть на речке, дабы никто из чужих не знал, что мы там обосновались.
— Панове, дозвольте слово молвить, — прозвучал голос Быстрицкого.
— Говори, — разрешил Сидловский.
— Верно сказано — надобно прибиваться к берегу и спешно чинить лодки. Верно и то, что наилучшее место для этого — речка у мыса. Однако… — Быстрицкий глянул на Зигны-Пидкову. — Батько, ты ходил в море больше всех и знаешь турок, как никто другой. Ответь: что они делают, прослышав о наших чайках в море?
— Поднимают на ноги прибрежные гарнизоны, выгоняют из гаваней в море флот, дабы на воде або сухопутье как можно скорее уничтожить нас.
— На воде або на сухопутье… — многозначительно повторил Быстрицкий. — Отчего они не поступают так на сей раз? Мы не единожды приставали к берегу, заходили в лиманы, заплывали в степь по речкам — и ни единой стычки с турками либо с татарами. Разве они не знают о нас? Конечно, знают. Скажу больше — их разъезды ни на миг не спускают с моря очей и знают о нас куда больше, нежели нам хотелось бы. Так почему басурманы не тревожат нас на суше? Мало сил? Может быть, хотя не верится в это… Выжидают удобного случая, чтобы покончить с нами наверняка и одним ударом? Это уже больше похоже на правду.
Не получится, что, скучившись на малой речке на непригодных к бою чайках, мы сами подарим туркам столь желанный для них случай? Дабы сего не случилось, надобно загодя выставить вокруг речки елико возможно дальше в степь свои тайные пикеты. Выставить сейчас, без промедления, покуда темно, ибо с зарей море у берегов вновь окажется на виду у вражьих разъездов. Однако теперь они будут для нас не опасны: всякий басурманин, вздумавший появиться у речки, оставит там свою голову. Даже приключись у речки что-либо непредвиденное, пикеты в степи загодя предупредят пас о появлении неприятеля, что позволит нам своевременно покинуть стоянку.
Зигны-Пидкова ничем не реагировал на речь Быстрицкого. Искоса наблюдая за «батьком», молчал и Сидловский. Так продолжалось до тех пор, покуда «обчиська люлька» в очередной раз не очутилась в руках Зигны-Пидковы. Однако теперь, сделав затяжку, он не пустил люльку по кругу, а принялся выколачивать из нее пепел и остатки табака. Сидловский встал, не снимая шапки, положил правую ладонь на торчавший из-за пояса полковничий пернач, вскинул подбородок. Рада завершилась, он вновь являлся единственным и ничем не ограниченным властителем судьбы всего отряда и каждого его казака. До новой рады…
— Рада приговорила — плыть к речке, — резко зазвучал его голос. — А ты, друже полковой писарь, — обратился он к Быстрицкому — спешно отбери пять десятков наилучших хлопцев и отправляйся с ними. Куда и зачем, тебя учить не надобно.
5
Бин-баши Насух до рези в глазах всматривался в темноту. Море плескалось у самых ног, соленые брызги летели в лицо, засыхали на нем, стягивали кожу. Временами казалось, что он различает среди пенных верхушек волн низкие борта казачьих лодок, видит белесые пятна парусов. Однако через минуту он убеждался, что и борта лодок, и паруса над ними являлись игрой его воображения. И тогда душу начинал точить червь сомнений.
Неужели он ошибся, и запорожская флотилия не приплывет к мысу? В чем его просчет? В том, что галеры капитан-паши Гусейна не смогли причинить запорожским лодкам значительных повреждений, которые заставили бы казаков искать место для их починки? В том, что вражеские командиры лучше бин-баши знают укромные уголки здешнего побережья и сейчас держат курс не сюда, к остроконечному мысу, а в другое, более подходящее для стоянки место?
Нет, нет и нет! По гулу канонады, которая доносилась в полночь с моря, можно было смело судить, что казачьим суденышкам досталось крепко. Да и более скрытного от ненужных глаз и безопасного от шторма места, чем степная речушка у мыса, нет во всей округе. Значит, запорожцы обязательно должны явиться в его ловушку. Обязательно. Нужно только ждать.
Бин-баши соскочил с торчавшего из воды большого валуна на берег, сел на песок. Закрыл глаза, обхватил голову руками, постарался отвлечься от мыслей. Отдохнуть хоть минуту, отдохнуть от всего. Когда в висках перестали стучать гулкие молоточки, а в глазах исчезли черные и багровые круги, Насух снова взобрался на валун. Приложив к глазам козырьком ладонь, вгляделся в так надоевшее за ночь море. Где же лодки, где? Скоро рассвет, а остаткам казачьей флотилии необходимо скрыться в речных камышах до его наступления. Так спешите, гяуры, спешите!
И он дождался. Там, где у отмели перед взметнувшимся над морем мысом шумели волны, мелькнул узкий стремительный силуэт. Мелькнул рядом с берегом, в десятке шагов от него, мелькнул на миг — и исчез. Неужели вновь обман разыгравшегося воображения? Нет! В том же месте опять нечто зачернело, однако теперь не исчезло, а стало медленно приближаться к отмели.
Бин-баши присел, вытянул в сторону мыса шею, превратился во внимание. Темное пятно внезапно взлетело па гребень высокой волны и увеличилось в несколько раз. Запорожская лодка! Плывшая прежде вдоль берега носом к бин-баши, она теперь развернулась к нему бортом и вместе с волной очутилась на отмели. Волна через мгновение отхлынула обратно в море, а нос лодки остался на берегу. Тотчас через оба борта на отмель посыпались едва различимые в темноте фигурки. Казаки! Казаки-разведчики! Защищенные со стороны моря пушкой и мушкетами оставшихся на лодке товарищей, они сейчас должны двинуться на мыс. Чтобы оттуда, взобравшись на скалу, являющуюся самой высокой точкой в округе, обозреть окрестности, возможно, выйти затем степью к речке, после чего подать условный сигнал своей флотилии, можно или нет приближаться к берегу.
Бин-баши усмехнулся. Карабкайтесь по крутым склонам мыса, сбивайте ноги об острые камни, рвите тело и одежду о колючий кустарник — на мысу и у речки вам не обнаружить никого. Точно так, как нет никого и в устье речушки, куда после высадки разведчиков направилась ваша лодка. Устраивайте на мысу и скале наблюдательный пост, обшаривайте камыши и прибрежную полосу моря, он не пошевелит пальцем, чтобы помешать вам. Делайте что хотите, принимайте любые меры предосторожности, только пусть ваша флотилия войдет в речушку! А уж он позаботился, чтобы она никогда не выбралась оттуда.
Бин-баши, стараясь не производить шума, осторожно соскользнул с валуна в море, по колено в воде выбрался на берег. Приблизился к трем янычарам-телохранителям, поджидавшим его, указал рукой в сторону речушки. Достал из-за пояса пистолеты и первым, согнувшись пополам и неслышно ступая по гальке, двинулся к ее устью. Через сотню шагов велел спутникам остановиться и уже один ползком подобрался, возможно, ближе к речушке.