Полная переделка

Хотя я уже знал, что Линдли Линмаут не ржет, а говорит человеческим голосом, мне подумалось, что вдруг машина сейчас сообщит: Линдли Линмаут, жеребец пяти лет…

— Где вы работаете и ваша должность?

— Полицейское управление Джоллы. Эксперт технического отдела.

— Где вы были в ночь на двадцать пятое октября этого года?

— Я спал, с вашего разрешения, у себя дома. Ночью меня разбудил звонок из полиции. Я быстро оделся и явился туда. В управление только что доставили машину. На переднем сиденье, спинке переднего сиденья и ковриках были следы крови…

— Вы исследовали эти следы?

— Нет, я занялся рулем и ручками машины. Капитан Мэннинг просил меня поторопиться. К счастью, отпечатки были довольно четкими. Я применил обычную процедуру номер семь-два, состоящую из…

— Опустите технические детали, мистер Линмаут. Нас интересует только суть дела.

— Как я сказал, отпечатки были довольно четкими. Они принадлежали двум людям. Мы наложили их на регистрационную машину. Одни принадлежали покойному владельцу машины коммивояжеру Стефану Расковски. Регистрационная карточка его машины была на месте, и ее данные и данные, сообщенные регистрационной машиной, сошлись. Другой набор отпечатков принадлежал адвокату из Шервуда Язону Рондолу. Я тут же сообщил об этом капитану Мэннингу.

Неплохо, неплохо, подумал я отрешенно, словно оценивал детективный роман. Пока все у них идет на высшем уровне. Щели все законопачены так плотно, что их корабль не только на плаву, в трюме абсолютно сухо. Отличная работа. Я узнавал руку метра. Профессор Ламонт учил меня: будьте всегда адвокатом дьявола, Рондол. Я не знал, что такое адвокат дьявола, и он объяснил мне. Оказывается, католическая церковь, прежде чем причислить кого-нибудь к лику святых, назначает самое тщательное расследование жития кандидата, и специально выделенное лицо подвергает сомнению все заслуги потенциального святого. Он-то и есть адвокат дьявола. Так сказать, профессиональный скептик.

Пока что Ламонт выполнил роль адвоката дьявола неплохо, совсем неплохо. Конечно, можно было бы погонять Смита и узнать, всегда ли на второй дороге по ночам патрулируют машины. Но все это слабо, совсем слабо.

— Вы проделывали еще какие-нибудь анализы по делу Рондол а? — спросил Магнусон свидетеля.

— Да. Вскоре мне принесли пистолет, также найденный на обочине второй дороги. Кольт тридцать восьмого калибра. Я снял с пего отпечатки. Рукоятка была протерта, но торопливо, очевидно. Во всяком случае, мне удалось получить два отпечатка. Они оказались идентичными отпечаткам Рондола на руле.

— Вы исследовали пулю, извлеченную из тела убитого?

— Да, в тот же день. Я сравнил эту пулю с пулей, которую мы получили, произведя выстрел из кольта. Микроскопический анализ установил, что обе пули были выстрелены из одного пистолета. Вот увеличенные снимки этих пуль.

— Ваша честь, — сказал Магнусон, обращаясь к судье-контролеру, — обвинение просит зарегистрировать в качестве вещественных доказательств пистолет кольт тридцать восьмого калибра, пули номер один и два, увеличенное сравнительное фото этих пуль.

— Хорошо. Вы закончили с вашим свидетелем, мистер Магнусон?

— Да, ваша честь.

— Мистер Рондол, задавайте вопросы свидетелю.

— Мистер Линмаут, вы, надеюсь, установили по номеру пистолета, кому он принадлежит? — спросил я.

Вряд ли я что-нибудь мог добиться этим вопросом, но мое слишком продолжительное молчание могло показаться им подозрительным. Не следовало настораживать их раньше времени.

— Нет.

— Почему же?

— Потому что номер был тщательно спилен.

— Скажите, мистер Линмаут, легко ли спилить номер?

Эксперт показал мне свои лошадиные желтые зубы. Может быть, он хотел испугать меня ими?

— Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «легко».

Ай да лошадь! Осторожное животное, ничего не скажешь.

— Но все-таки? С точки зрения обычного человека, не оружейного мастера и не руководителя металлургической лаборатории. Вы понимаете меня?

— Да, вполне. — Он пожал плечами. — Спилить серийный номер — операция довольно трудоемкая, поскольку металл, идущий на изготовление оружия, обладает высокой прочностью и твердостью.

— Благодарю вас. А теперь скажите, мистер Линмаут, какие качества, по-вашему, нужны человеку, который спиливает номер на пистолете?

— Качества? Простите, я не…

— Ну, представьте себе человека, который проделывает эту операцию со своим пистолетом. Каков он? Я, разумеется, имею в виду не цвет глаз, а черты характера. Понимаете меня?

— Да, мистер Рондол.

— Прошу прощения, ваша честь, — обратился Магнусон к судье, — обвинение считает вопрос не относящимся к обсуждаемому делу.

— Мистер Рондол?

— Защита намеревается показать, что вопрос вполне уместен.

Я поймал себя на том, что употребляю слово «защита», как когда-то, когда я действительно кого-то защищал. Впрочем, у меня никогда не было такого покладистого клиента, как сейчас. Я — преступник не спорил со мной — защитником. Полная гармония.

— Хорошо, — кивнул судья-контролер, — свидетель может отвечать.

Линмаут пожал плечами, посмотрел на прокурора и вздохнул.

— Что ж, — сказал он, — наверное, у такого человека есть терпение… Ну, настойчивость…

— Еще, мистер Линмаут?

Свидетель наморщил лоб, от чего лицо его стало чуточку походить на человеческое, поскольку лошади, насколько я знаю, лоб не морщат.

— Хорошо, позвольте мне поставить вопрос несколько иначе. Для чего вообще спиливается номер?

— Для того, чтобы по номеру оружия нельзя было найти его владельца.

— Отлично. Можно ли назвать этот акт поступком предусмотрительным? С точки зрения преступника, разумеется.

— Да, наверное.

— Прекрасно. Если у человека хватает предусмотрительности спилить номер на пистолете, как, по-вашему, хватит ли у него предусмотрительности либо надеть перчатки, либо как следует стереть с оружия свои отпечатки пальцев?

— Ваша честь, — снова вмешался Магнусон, — обвинение считает этот вопрос спекулятивным. Мы пытаемся выяснить факты, а не занимаемся построением психологических гипотез.

— Возражение принято, — сказал судья-контролер и посмотрел на главную судейскую машину. Если машина посчитала бы решение судьи ошибочным, на табло заморгала бы красная лампочка.

— Мистер Линмаут, где именно был найден кольт, из которого был убит мистер Расковски?

— Я не могу ответить. Мне об этом не сообщили. Передали пистолет, и все.

— Благодарю вас, — сказал я, — больше вопросов у защиты нет.

Магнусон бросил на меня быстрый взгляд. Я тебя понимаю, говорил взгляд, что еще тебе остается делать? Я бы на твоем месте тоже цеплялся не то что за соломинку, за паутинку бы ухватился. Что делать, что делать, каждому свое.

— Обвинение вызывает врача полицейского управления Джоллы мистера Постелвейта.

Врач оказался настолько бесцветной личностью, что у меня было впечатление, будто сквозь него можно свободно смотреть. Он есть, и его нет. Удивительно, что регистрационная машина все-таки среагировала на его руку. И голос его был под стать внешности — никакой. Так, легкое сотрясение воздуха.

— Скажите, мистер Постелвейт, что показало вскрытие убитого? — спросил Магнусон. Он тоже недоверчиво поглядел на врача, стараясь убедиться, что тот не исчезнет на его глазах. — Только, пожалуйста, без медицинских терминов и излишних для суда подробностей. Вы меня понимаете?

— Не совсем. Дело в том, что пуля, войдя в тело, не консультировалась со мной, какой путь ей выбрать, поэтому…

— Мистер Постелвейт, — Магнусон изумленно посмотрел на него, — я не ожидал от представителя вашей профессии такой игривости тона. Отвечайте на мой вопрос!

Ай да сгущение воздуха, ай да безликий доктор!

— Пуля попала между… простите, я забыл, что нельзя пользоваться терминами. Ну, скажем, в спину.

— Стреляли спереди или сзади?

— Безусловно сзади. Входное отверстие на спине.