Страница 17 из 50
– Извините, что поздно звоню. Мы сидим сейчас со своим приятелем в номере на шестом этаже и ждем вас.
Ну, думаю, куда деваться? Пойду, и пропади оно все пропадом! Пускай буду невыездным, но не могу же я отказаться от такого гостеприимства! И вдобавок еще оказаться трусом.
Поднимаюсь на шестой этаж, стучусь в номер, который мне назвали. Открывают мне дверь два красивых мужика в роскошных костюмах. Смотрю – в гостиной стол накрыт.
– Садитесь, – предлагают.
Я сажусь, а они говорят:
– Как мы счастливы, что вы пришли. Мы смотрели все ваши спектакли. Вы такой замечательный артист!
Мы выпили, закусили, поболтали. Смотрю, они потихоньку-потихоньку начинают терять акцент и говорят уже на чистом русском языке. Я смотрю на одного, на другого – и ничего не понимаю. А они как начали ржать.
– Дуров, – говорят, – прости нас, пожалуйста, мы инженеры из Москвы, строим здесь комбинат. И мы так соскучились по своим, так захотелось пообщаться с земляком!
Мы хохотали тогда до упаду. И потом до окончания гастролей часто встречались. И они пришли провожать нашу труппу на вокзал.
Это было, конечно, очень здорово.
Нашу театральную труппу везде принимали прекрасно.
Никогда не забуду, как нас после гастролей провожали в Перми. Это можно сравнить лишь со встречей челюскинцев в 1934 году. Машины и автобусы, которые везли нас на вокзал, были буквально завалены и забросаны цветами. Нам кричали:
– Приезжайте еще! Мы вас очень любим!
Прощание растрогало нас до слез. Было такое чувство, будто навек расстаешься с родными людьми. Больше такое состояние я не переживал, кажется, никогда.
Горечь расставания с городом усугублялась еще и тем, что здесь мы не только с триумфом играли спектакли, но и раскрутились на полную катушку: розыгрыши, шутки, подставки сыпались, как из мешка разноцветные елочные игрушки.
Как только мы приехали в Пермь, сразу же пошли осматривать город, кто куда. Я с приятелем пошел в зоопарк. Почему зоопарк? А черт его знает! И вот там мы увидели зеленую козу и сразу же сообразили, как нам использовать эту козу в корыстных целях.
Вернувшись в театр, мы стали заключать пари.
– Ты видел зеленую козу? – спрашивали мы очередную жертву.
– Таких не бывает, – безапелляционно заявляла жертва, еще не зная, что она уже обречена.
– Правильно, не бывает, – соглашались мы. – А вот в местном зоопарке есть единственный во всем мире экземпляр зеленой козы. Хочешь держать пари?
Разменной монетой пари служила бутылка. Ну кто же откажется от беспроигрышного пари! Только идиот может поверить в зеленую козу.
Пари заключалось, и обреченный спорщик бежал в зоопарк. А вернувшись, ругался:
– Сволочи, вы проиграли! Это личная коза директора зоопарка. Она ходит на воле. Там покрасили штакетник, она чесалась об него и измазалась.
– Но она зеленая или не зеленая?
– Зеленая, но…
– Мы об этом и спорили. Беги в магазин.
Многие бегали и в зоопарк, и в магазин, и мы оказались владельцами приличного состояния. И могли менять свою продукцию на все, на что хотели: бутылка, она хоть и стеклянная, но поустойчивей доллара будет. В любой стране.
Но непревзойденными мастерами розыгрышей выступали Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Они начали работать, как и мы, сразу же.
Еще когда ехали в автобусе от вокзала до гостиницы, они внимательно изучали достопримечательности города. И когда добрались до места, в их светлых головах уже созрел гениальный по простоте план.
И вот они сидят в гримерной. Задумчивые, сосредоточенно о чем-то размышляющие. Тут же гример. Все молчат. Наконец Александр не выдерживает, тяжело вздыхает и с досадой бормочет:
– И почему мы взяли только по одному!.. Да и рубашки надо было брать по три, а не по две…
– Я говорил, – слабо оправдывается Михаил.
– Говорил…
Опять молчат.
– Ладно, Саша, – успокаивает товарища Михаил, – завтра поедем и еще возьмем.
– А вдруг уже не будет? – беспокоится Александр.
– Да нет, ты же видел – там было много.
Гример начинает волноваться.
– Вы о чем, ребята?
– Да ни о чем, просто так.
Но тот уже почувствовал, что это не «просто так», и начинает канючить:
– Ну что, жалко, что ли, сказать? Сами же говорите, что там много.
– Ладно, черт с тобой, – сдается, наконец, Александр и смотрит на друга. – Сказать, что ли?
– Да уж говори, – обреченно соглашается Михаил. – От него ведь не отвяжешься.
– Улица Чкалова, дом 4, – шепотом произносит Александр, оглядываясь на дверь.
– И что там? – гример тоже переходит на шепот.
– А там продают английские замшевые пиджаки по цене двух бутылок и рубашки любых расцветок. Сколько здесь три – в Москве одна стоит. Да и не найдешь таких в Москве.
– А что так дешево? – недоверчиво спрашивает гример.
– Наверняка, контрабанда, – делает предположение Михаил. – Им, видно, нужно быстрее сплавить товар. Только ты – никому!
– Да вы что? Могила!
Гример несколько минут мнется, потом не выдерживает нервного напряжения и осторожно спрашивает:
– Ребята, я вам, наверное, уже не нужен?
– Конечно. Иди отдыхай.
Гример пулей выскакивает из комнаты и вот уже почти вся труппа мчится на такси, на частниках, на попутках на окраину города: на улицу Чкалова, дом 4, дом, который приметил Ширвиндт еще при въезде в Пермь. Приезжают и видят задрипанную керосиновую лавку. Но гример-то понимает, что все это камуфляж, и начинает давить на продавца.
– Чего вы боитесь? Мы московские артисты: сегодня здесь, завтра – там. Никто ничего не узнает. Все будет шито-крыто. А мы у вас весь товар заберем.
– Какой товар? – ничего не может понять продавец. – Вот мой товар – керосин. Хотите – берите, хоть весь! Какие замшевые пиджаки? Вы с ума сошли! Какой дурак будет держать в керосиновой лавке замшевые пиджаки?
Все лезут в лавку, чтобы лично убедиться, что пиджаков, действительно, нет и, в конце концов, убеждаются.
Назад едут все вместе автобусом. Мрачные и с желанием мести. А кто виноват? Гример виноват.
Был у нас в труппе артист Гоша (царство ему небесное!). И вот прибегает он однажды ко мне в номер чуть не со слезами на глазах.
– Левочка! Левочка! Что мне делать? Пришла срочная телеграмма. Вот: «Прилетай зпт Миша проглотил шуруп тчк Целую бабушка». Что делать?..
– А что делать, – говорю, – вылетай! Я за тебя сыграю роль. И ни о чем не беспокойся.
– Спасибо! Ты настоящий друг! – И убегает.
Сажусь, начинаю учить роль – спектакль в тот же вечер. И тут опять прибегает Гоша, но на этот раз радостный.
– Левочка! Пришла еще одна телеграмма. Слушай: «Шуруп вышел зпт можешь не вылетать тчк Целую бабушка».
Веселое время – гастроли! Праздник души и сердца.
Это было, когда мы гастролировали в Узбекистане… Среди артистов пополз слушок, что Ширвиндта и Державина пригласили выступить на каком-то важном правительственном приеме. Кто, кроме них, еще будет участвовать в концерте – тайна. Наверное, государственная. И об этом опять же знают только Ширвиндт и Державин.
Прошелестел еще один слушок: платить артистам по этическим соображениям не будут. Но зато вручат дорогие – очень дорогие! – подарки. А кому не хочется получить восточный подарок! Наверняка что-нибудь бесценное.
Артист, назову его Сережей, недолго мучился гамлетовскими сомнениями: быть или не быть. Конечно, быть! И он направился к неразлучным друзьям.
– Ребята, – попросил он, – включите меня в свой список. Что вам стоит?
– Сложно, – задумался Ширвиндт. – Ты же сам понимаешь – это на правительственном уровне.
– Да я понимаю… И все же?
– Даже не знаю. Ладно, ничего не обещаю, но я поговорю.
– Я тебя прошу.
– Сделаю все, что могу.