Насмешливый лик Смерти

― Извините, ― сказал я. ― Я устал. Мне не следовало пытаться руководить чужой жизнью. Из этого никогда ничего путного не выходит. ― Я опустился на стул с гнутыми ножками, и меня закрутил темный водоворот мыслей.

Прикосновение к моему плечу заставило меня распрямиться. Сильвия смотрела на меня сверху вниз с улыбкой мудрой невинности.

― Не нужно извиняться и не нужно сердиться. Я была не слишком милой.

Я проглотил готовый сорваться с губ каламбур и взглянул на часы.

― Уже почти семь. Что вы собираетесь ей сказать?

― Что вы велите. Может, вы сами возьмете трубку?

― Она знает мой голос. Будете говорить вы. Скажете, что деньги у вас есть. Что вы готовы купить у нее информацию при условии, что она представит доказательства. Если она в Лос-Анджелесе или где-то поблизости, назначьте встречу на десять вечера, можно позже, если она будет настаивать. Она должна приехать в Западный Голливуд и остановиться перед домом номер 8411 по Солнечному бульвару. Там вы ее найдете.

― Я?

― Мы вместе. ― Я написал адрес в записной книжке и вырвал для нее листок. ― Как бы она ни упиралась, не соглашайтесь на другое место встречи.

― Почему?

― Вы появитесь со мной. Бесс может быть и не опасна, но у нее опасные друзья.

Сильвия прочитала адрес.

― Что это за место?

― Там моя контора. Это удобное, надежное место для разговора, и там есть встроенные микрофоны. Вы, конечно, не владеете стенографией?

― Pas trop. Но я могу конспектировать.

― Как у вас с памятью? Повторите мои инструкции.

Она повторила, ни разу не сбившись. Потом, с видом ребенка, вдруг вспомнившего о хороших манерах, сказала:

― Пройдемте в библиотеку, мистер Арчер. Позвольте, я заварю вам чай, пока есть время. Или предпочтете спиртное?

Я сказал, что с удовольствием выпью чаю. Не успел я распробовать его вкус, задребезжал телефон. Это звонила из Лос-Анджелеса Бесс.

Глава 29

В половине десятого мы были в моей конторе в Западном Голливуде. Я набрал номер ответчика, и мне сообщили, что мистер Элайас Макбратни из Беверли-Хиллз дважды звонил в субботу и перезвонит в понедельник. Джеймс Спиноза-младший из утильсырья «Спиноза Бич» просил меня срочно с ним связаться по поводу каких-то недостач. Дама, отказавшаяся назвать свое имя, спрашивала меня четыре раза с восьми десяти до девяти двадцати вечера. Я поблагодарил телефонистку, сказав, что до следующего уведомления буду сам отвечать на звонки.

Я выключил настольную лампу. Кабинет слабо освещался прямоугольным белым лучом, проникавшим из приемной через тонированное стекло в двери. На фоне окна, подсвеченного снизу переливающимися огнями бульвара, вырисовывался силуэт девушки.

― Посмотрите, как сверкают холмы, ― сказала она. ― Я никогда не видела этот город ночью. Это так ново и возвышенно.

― Во всяком случае, ново.

Я стоял рядом с Сильвией, наблюдая за проносящимися внизу машинами. Я остро чувствовал ее близость в полумраке и так же остро ощущал бег времени. Фары вспыхивали и исчезали, как яркая вереница мгновений, бегущих из темноты в темноту.

― Когда-нибудь нам придется поднять его домкратом и подвести под него основу.

― А мне он нравится такой. Новая Англия ― сплошные основы, и ничего больше. Кому нужны эти основы?

― Например, вам.

Она повернулась, и ее плечо легко прошелестело по моему рукаву, как будто меня погладила сама темнота.

― Да, мне нужны. Вы ведь человек с основами?

― Не совсем так. У меня устройство компаса, и я боюсь, как бы стрелка не перестала вращаться.

― Это даже лучше, чем основы. И я не верю, что вы чего-нибудь боитесь.

― Не боюсь, ха-ха. ― Мой сардонический смешок перешел в искренний хохот. Сильвия меня не поддержала.

На столе затрезвонил телефон. Я схватил трубку.

― Алло.

Молчание. Только слабое потрескивание провода, протянутого через пространство. Щелчок на другом конце. Короткие гудки.

Я положил трубку на рычаг.

― Никого.

― Наверно, это была та женщина. Бесс.

На белом лице Сильвии, освещенном снизу огнями улицы, остались одни глаза.

― Сомневаюсь. Она не могла догадаться, что это мой адрес.

― Она приедет, как вы думаете?

― Да. Ей нужны деньги, чтобы смыться. ― Я похлопал по своему оттопыренному нагрудному карману.

― Смыться, ― повторила Сильвия, как турист, запоминающий новое иностранное слово. ― Какой жуткой жизнью она вероятно жила и сейчас живет. Только бы она приехала!

― Это так важно?

― Я должна узнать про Чарльза, что бы там ни было. ― Она добавила еле слышно: ― И я хочу увидеть ее.

― Это вы сможете. ― Я показал ей тонированное стекло в двери, прозрачное только со стороны кабинета, и наушники, связанные с микрофонами в приемной. ― Вы останетесь здесь и будете конспектировать. Я ее сюда не допущу. Надеюсь, осложнений не будет.

― Мне не страшно. Я так долго жила под страхом, и вдруг он куда-то делся.

Без восьми десять синий «шевроле-седан» медленно проехал по противоположной стороне улицы в направлении Лос-Анджелеса. Лицо женщины за рулем на мгновение озарилось фотовспышкой встречных фар.

― Это Бесс. Оставайтесь здесь и не подавайте признаков жизни. Держитесь подальше от окна.

― Хорошо.

Закрыв за собой дверь, я сбежал вниз по лестнице. Без двух минут десять «шевроле-седан» подкатил с другой стороны и остановился у парапета прямо напротив парадного, у которого я ждал.

Тремя прыжками я пересек тротуар, дернул на себя дверцу машины и наставил на женщину револьвер. Она завела мотор. Я выдернул ключ из зажигания. Она попыталась вцепиться мне в лицо. Я захватил и стиснул ее пальцы.

― Тихо, Бесс. Ты попалась.

― Да мне не впервой. ― Она звучно вздохнула. ― Только меня это не слишком колыхало, пока я не напоролась на тебя. Ну, парниша, что теперь?

― То же, что и раньше, только на этот раз ты мне выложишь все.

― Кто это сказал?

― Пять тысяч наличными.

― Ты что, передашь мне деньги?

― Когда заслужишь.

― И отпустишь?

― Если ты в этом деле чиста. К полиции нравов я отношения не имею.

Она наклонилась вперед, вглядываясь в мои глаза, как будто в их глубине скрывалось ее будущее. Я отстранился.

― Покажи деньги.

― Наверху в конторе.

― Тогда чего мы ждем?

Она вылезла из машины, ошеломляюще статная в желтом платье-джерси с рядом золотых пуговиц сверху донизу. Обыскав ее на лестнице, я не нашел оружия, а только слегка обжег пальцы. Но в освещенной комнате я увидел, что она теряет свою красоту. Прошлое проступало на ее лице, как невидимые чернила. Пудра и помада, ядовито-яркие под лампой дневного света, начали сохнуть и осыпаться. В порах носа собралась грязь. Разрушение шло в ней быстро, как будто утром она подхватила от мужа эту фатальную болезнь.

Бесс почувствовала на себе мой холодный изучающий взгляд, и ее рука автоматически провела по волосам, в которых иссиня-черные пряди чередовались с зеленовато-желтыми. Я догадался, что Бесс полдня травила их перекисью водорода, пытаясь восстановить свой облик перед дешевым гостиничным зеркалом. Мне стало интересно, что думает девушка за непроницаемым стеклом.

― Не смотри на меня, ― сказала Бесс. ― Сегодня у меня был тяжелый день.

Она села на стул у входной двери, как можно дальше от лампы, и скрестила ноги. Ногам-то ничего не делается.

― Тяжелый день у тебя впереди. Рассказывай.

― Можно взглянуть на деньги?

Я сел напротив нее и выложил пять завернутых в коричневую бумагу пачек на разделявший нас стол. В настольную лампу был вделан микрофон, и я его включил.

― Тут пять тысяч, точно?

― Ты имеешь дело с честными людьми. Положись на мое слово.

― Что я должна тебе выложить?

― Все. Все, что тебе известно.

― На это ста лет не хватит.

― Неужели? Начнем с самого простого. Кто убил Синглтона?

― Его пристрелил Лео Дюрано. ― Ее затуманенный голубой взгляд вернулся к пачкам с деньгами. ― Теперь, я думаю, ты спросишь, кто такой Лео Дюрано.