Страница 29 из 108
Вернее, так: почему начальник оперативного отдела и начальник управления Эстонского МГБ сначала горячо заинтересовались планом Мюйра, а потом, запросив Москву, не просто потеряли к нему всяческий интерес, но и в приказном порядке запретили Мюйру заниматься этой темой?
Ответ на все эти вопросы был только один: потому что к тому времени, когда молодой эстонский оперчекист Матти Мюйр взял след своего давнего врага и соперника и предложил план вербовочного подхода к нему, начальник разведшколы Альфонс Ребане давно уже был завербован и работал на советскую госбезопасность.
И никакого другого ответа не было.
Голубков даже головой покачал, представив, какой переполох поднялся в Москве, когда тщательно законспирированный агент Альфонс Ребане сообщил в Центр о странном письме, которое он получил через пастора местной церкви.
Вероятно, посланца Мюйра органы так и не вычислили. Иначе все сразу стало бы ясно. И вышли на Мюйра только после того, как он сунулся в оперативное сопровождение диверсанта. И обошлись с ним, нужно признать, довольно гуманно, если это понятие вообще применимо к тем временам, когда любовь к человечеству не включала в себя любовь к человеку, а скорее наоборот. Могли ведь сразу посадить или даже устроить несчастный случай со смертельным исходом, что было бы, конечно, самым простым выходом из положения. Но нет, сначала попытались образумить, запретили заниматься Альфонсом Ребане, но этим лишь подогревали его азарт. И только потом, когда поняли, что ничем его не остановить, пришлось посадить. А что делать? Сам напросился. Ну, а когда посадили, тут уж процесс пошел по накатанной колее.
Начальнику ОЛП МВД СССР,
г. Владимир
10 октября 1951 г.
Прошу объявить з/к МЮЙРУ М., 1921 г.р., что его дело Прокуратурой СССР проверено. Ходатайство МЮЙРА М. о пересмотре его дела удовлетворено частично. Решением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 3 октября 1951 г. мера наказания изменена с расстрела на 25 лет лишения свободы.
СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
тов. ХРУЩЕВУ Н.С.
от з/к лагучастка 121 «Норильлага»
МЮЙРА М.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Опубликованный в газете «Правда» Указ Президиума Верховного Совета СССР о разоблачении банды Берии заставляет меня обратиться к Вам с ходатайством о пересмотре моего дела.
21 марта 1948 года я был арестован по ложному обвинению в измене Родине, шпионаже и контрреволюционной деятельности. 24 марта 1949 года Особое совещание при МГБ СССР заочно приговорило меня к высшей мере на основании показаний, полученных от меня следователями МГБ путем систематических избиений, пыток многосуточной бессоницей, помещением в карцер с холодильной установкой и другими средствами физического воздействия. После объявления приговора из Внутренней Тюрьмы МГБ СССР меня перевели в Лефортово, а через год — во Владимирскую тюрьму, где я ожидал приведения приговора в исполнение.
В октябре 1951 года, после того как был снят с работы и арестован бывший Министр МГБ СССР Абакумов, подручный тогда еще не разоблаченного врага народа Берии, решением Военной коллегии Верховного суда СССР расстрел мне был заменен лишением свободы сроком на 25 лет, и я был этапирован в «Норильлаг», где и нахожусь в настоящее время.
В материалах моего дела находятся мои докладные записки на имя бывшего Министра МГБ СССР Абакумова, где я разоблачаю врагов советской власти, окопавшихся в МГБ Эстонской ССР. Подробные показания я дал и на первых допросах. Тогда я не понимал, почему следователи МГБ игнорируют мои обвинения, основанные на фактах, а путем пыток и истязаний добиваются от меня самооговора. Теперь, когда враги народа Берия, его сообщник Абакумов и другие полностью разоблачены, мне стало ясно, что руководящие работники госбезопасности Эстонии состояли с Абакумовым и Берией в преступном сговоре, и последние покрывали их, затыкая мне рот.
В связи с вышеуказанным я требую:
1. Немедленного освобождения меня из заключения и полной реабилитации.
2. Восстановления в рядах КПСС.
3. Возвращения мне воинского звания «капитан» и восстановления на прежней должности.
4. Возвращения всех боевых наград, кроме ордена Красной Звезды, который я получил из рук предателя и врага народа Абакумова, не зная, что он предатель и враг народа.
5. Возвращения моей жилплощади и незаконно конфискованного имущества.
Уголовное дело по обвинению гр. Мюйра М., 1921 г.р., прекратить по п.5 ст.4 УПК РСФСР…
Пункт пятый статьи четвертой Уголовно-процессуального кодекса РСФСР означал: за отсутствием состава преступления.
Да, все было ясно. И то, что это рядовое в общем-то дело шло под грифом «Особая папка» — в категории документов высшей степени секретности. И то, что смертный приговор Мюйру в октябре 1951 года был заменен двадцатью пятью годами лагерей. Сам он связывал это с тем, что незадолго до этого был снят с работы и арестован Абакумов. Для генерала Голубкова была очевидна другая связь: в сентябре 1951 года в предгорьях Альп из-за неисправности рулевого управления сорвался в пропасть автомобиль «фольксваген-жук», за рулем которого находился Альфонс Ребане. Мюйр перестал представлять собой опасность, его ретивость уже не могла привести к невольной расшифровке глубоко законспирированного агента Первого Главного Управления МГБ.
В сущности, Мюйра уже тогда могли бы освободить, но это было как-то не в духе времени. И только в 54-м году, в первой волне реабилитаций, последовавших за смертью Сталина, с него сняли все обвинения и выпустили на свободу.
И если все это так, а Голубков примерно на девяносто пять процентов был уверен, что это так, то тайна пустого гроба на кладбище города Аугсбурга переставала быть тайной. Альфонс Ребане и не мог лежать в этом гробу, потому что в тот момент, когда гроб опускали в могилу, он находился на пути в Москву. Или даже уже был в Москве.