Пупок

— Да, — сказал чтец, разливая дагестанский коньячок, — можно сказать: приключение.

Люся сбросила куртку. Опять две кучерявые женщины пели у нее над сердцем.

— Как же ты здорово отшил Хрыча! — не могла успокоиться.

Чтец занавесил окно, тяжело опустился в соседнее кресло.

— Пьем?

Выпили.

— Да… — сказал чтец. — Медучилище… Ты трупы видела?

— Видела, — сказала Люся.

— Ну и как: страшно?

— Не знаю, — сказала Люся.

Чтец тоскливо посмотрел на кровать, не представляя себе продолжения.

— А ты сам можешь сочинять стихи? — спросила Люся.

— Мы с Наташей ходим парой, — сочинил чтец. — Мы с Наташей санитары.

Люся догадалась, что чтец шутит, и радостно захихикала. Лицо у нее при этом стало толще. Чтец не знал, что еще сказать, и сказал:

— Ну, ладно, пора спать.

— Я пойду, — встрепенулась Люся.

— Куда ты пойдешь? — Дежурную грубость фразы оценит сведущий читатель; над ней всплакнет иная читательница (из наиболее чувствительных).

Чтец встал, нетвердыми шагами подошел к Люсе и потрогал ее за обветренную щеку.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

Чтец думал, что ее ответ несколько ободрит и утешит его, но утешения не наступало. Он признался, что заигрался, что зацепиться не за что, признался он себе.

— Ну ладно, — сказал чтец и неудачно чмокнул Люсю в нос вместо рта. Нос был холодный и какой-то пластилиновый, что ли.

— Ты — прелесть, — сказал чтец не слишком уверенным голосом.

— Пусти меня, мне плохо! — взмолилась Люся, отпихивая чтеца. Чтец придавил ее, вжал в кресло, целуя.

— А мне, — вдруг разозлился чтец, — хорошо? Хорошо, думаешь? Хорошо?

— Пусти… — отбивалась Люся. — Пусти!

— Не пущу, — мрачно отвечал чтец. — Да что это ты? — удивился он. — Что?

Люся глотнула, дернулась — и сдалась. Горячий и сильный поток сразил чтеца, ударил ему в лицо, залепил нос, глаза. Чтец замер в ужасной догадке. Чтец с размаху сел на пол, продирая глаза. Низко перегнувшись через подлокотник кресла, Люся уперлась руками в пол и клокотала, как большая птица. Давясь, чтец опрометью кинулся в ванную, пустил воду, сунул голову под кран. Он долго фыркал, отплевывался, отмывался, чертыхался. Затем, насухо вытершись полотенцем, осторожно заглянул в зеркало. В зеркале изобразилось полнейшее смятение черт. Чтец с интересом рассмотрел застывшую маску смятения — и маску разорвал беззвучный чистый смех.

— Осчастливил… — фыркал чтец, — осчастливил…

Он вышел в комнату. Люся по-прежнему стояла на руках, боясь пошевелиться. Чтец распахнул окно и подошел к ней, светлый от радости.

— Ну, все бывает, — сказал он, поглаживая Люсю по голове. Он помог ей подняться и повел в ванную. Она едва шла, бормоча невнятные слова, но в ванной сказала зло и отчетливо:

— Не хочу в милицию!

Чтец вытер ей лицо холодным мокрым полотенцем и сказал совсем по-человечески:

— Вот что, Люся. Ты сейчас помоешься, а потом ляжешь спать. Мы с тобой оба сильно устали.

Она посмотрела на него и заплакала.

— Перестань, — скомандовал он. — Залезай в ванну. Раздевайся и залезай.

— Ты меня очень ненавидишь?

Тогда чтец наговорил ей много хороших, ласковых слов и ушел, прикрыв дверь. Из чемодана он достал старенькую застиранную ковбойку, покрутил в руках и метнул к Люсиному креслу. Он снова давился, и пот выступал на лбу, стекал к подбородку, но мужество не оставляло его. Он заходил в ванную споласкивать ковбойку, и Люся вымученно улыбалась ему из воды.

— Не смотрю, не смотрю, — ворчал он и действительно не смотрел и не видел. Наконец, расстелив постель, он улегся с сигаретой, натянув на себя красивый бежевый свитер, пахнущий лосьоном; окна не закрыл. Внюхавшись в воздух, чтец нашел, что воздух вполне благоприятен и можно спать. Он докурил сигарету и задремал.

Проснулся он от прикосновения Люсиной руки. Она сидела в темноте на краешке кровати и гладила чтеца по волосам.

— Ложись, — улыбнулся ей сонный чтец, двигаясь к стенке, — холодно ведь — простудишься.

— А командированный не придет?

— Дурочка! — улыбнулся чтец. — Он остался в черновике. — Она легла, прижавшись к нему крупным телом.

— Ты такой добрый, — сказала она, — такой добрый…

Чтец смущенно потер пальцем переносицу, раздумывая над тем, способен ли он на еще один добрый подвиг. Нет, решил он, не очень веря в себя, так будет лучше, так будет правильнее — без грустной попытки…

— А как же ты все-таки узнал, как меня зовут? — спросила Люся.

— Да ведь твое приглашение на почту было подписано: ЛЮСЯ.

— Это Наташка послала записку, даже мне ничего не сказала, — сказала Люся.

— Я думал, что меня побьют на почте, — признался чтец. Он рассказал про другие записки. Люся приняла сторону чтеца и возмущалась.

— Это наши мальчишки с ума сходили от нечего делать. Нас в обязательном порядке заставили тебя слушать…

— Я так и подумал, — сказал чтец.

— А Наташка все-таки — гадина… — Она помолчала. — Знаешь, мы связаны с ней одной тайной.

— Любовная тайна? — участливо спросил чтец.

— Нет, — другое совсем… Только ты никому, никому. Обещаешь?

— Хорошо, — хмыкнул чтец.

— Поклянись! — сказала Люся, приподнимаясь на локте. Чтец искоса и безучастно посмотрел на ее маленькие груди, не вяжущиеся с крупным туловищем, и поклялся.

Тут она стала шептать ему на ухо какую-то сбивчивую историю, в которой сначала было кино, а потом много толпившихся за чем-то людей, они все толпились, шумели, и вдруг от них отделилась какая-то тетка — не тетка; в общем, она была очень хорошо одета, по-модному, и куда-то эта тетка пошла, и две тени крались за ней вдоль, конечно, забора, забора, потом начался овраг, по оврагу; короче, за ней побежали, и тетка, не местная, точно не местная тетка быстро пошла, вот она шла уже очень быстро, потом побежала, оглядываясь и прижимая сумочку с губной помадой — но не успела… — тогда они стали драться, хватать тетку за волосы и вниз ее, вниз, а тетка как закричит…

Воровки, горевал во сне чтец, бедняжки, воровки, подружки, девчонки…

Сон оборвался.

— Что? — встрепенулся чтец. — Как ты сказала? — Люся молчала, притаившись у самого уха. — Чулком? — переспросил чтец.

Она кивнула ему в плечо.

— Она расцарапала Наташке все лицо своими когтями, — сказала Люся, — а меня вот сюда укусила и сюда тоже.

— И куда же вы ее потом?..

— Мы убежали, — сказала Люся. Чтец прочистил горло.

— Когда это было?

— Перед самым моим днем рождения… в октябре… шестнадцатого октября.

Чтец сел на кровать и посмотрел обалдело на Люсю. Ее лицо ожило и теперь жило тревогой, погоней, признанием. Чтец с уважением видел скулы и нос, и овраг… Все было покрыто смыслом.

— Как же вас не поймали? — робко изумился он. Люся молчала.

— Только ты никому, — сказала она наконец.

— Ты что! — испугался чтец. Он поднял руку и, поколебавшись, аккуратно дотронулся до медных жестких волос. Тревога уходила с ее лица. Чтец снял свой красивый бежевый свитер, пахнущий лосьоном, и обнял ее… Они вдруг задышали нетерпеливо, сбивчиво — друг другу в лицо.

— Это будет не очень больно? — дышала, румянилась Люся. — Не очень? Только совсем чуть-чуть, да?

— Ты — ноги, ноги, подожди!., вот так, ноги!.. — нервничал чтец, уже не помня себя.

— Кровь, — сказала Люся, глядя на пальцы.

— Ну, разве это кровь? — блаженно лепетал чтец. — Милая, все будет хорошо, все… только ноги, Люсенька, ноги, прошу тебя: выше ноги!

1979 год