Страница 23 из 33
И ожидания его начали оправдываться. Ступени напоминали стоячую воду, а тьма под арками сгустилась до такой степени, что ее, казалось, можно резать ножом. Камень под ногами мягко пружинил и колебался, и рябь расходилась вокруг, как если бы они были на дне.
Первым пришел холод, обжигая носоглотку при каждом вздохе. Темнота подступала все ближе, вытесняя воздух.
— Райнарт, что мне делать… — сдавленно проговорила Гейне, цепляясь за своего героя.
— Вспомни.
— Что?
— Лучше всего детство: самая светлая пора… Вспомни какой-нибудь самый радостный день, когда ты была счастлива, думай только о нем и иди вперед, — Райнарт сжал ее руку.
На него такие рецепты из руководства для начинающих не действовали никогда, но ему этого и не требовалось, благодаря более действенным методам концентрации, ввиду тренировок и опыта, ставших уже чуть ли не второй натурой. К тому же, почти полное отсутствие эмоций и холодная рациональность профессионала помогали ни чуть не хуже светлых чувств. Эльфу же, как видно, вообще все было нипочем: он быстрым шагом поднимался, поигрывая небольшой молочно-белой шаровой молнией — кто бы мог подумать, что у тебя в запасе такие штучки…
Башня ищет уязвимые места: боль потерь, груз вины, угрызения совести, сомнения и тревоги, или злобу, гнев на кого-нибудь, неуверенность, страх, стыд — все, что отравляет человеческое существование и является неотъемлемой его частью, все, что может преследовать долгие годы, и от чего многие не могут избавиться никогда.
Башне не было нужды устраивать огненные ловушки, и призраки ее бывших хозяев, вышедшие из мрака арок, были лишь дополнением, ведь самый страшный враг и самое убийственное оружие — сам человек.
Вот только действовало это похоже лишь на принцессу. Пока Райнарт, сцепив зубы, почти волок ее за собой, Мелигейне пришлось еще раз пройти через все свои ошибки, просчеты, глупости включая детские выходки, отвечать на упреки отца о положении в королевстве, посмотреть в глаза тем, кто погиб, защищая ее, и тех, кого не смогла защитить она, как правительница. И все это было щедро сдобрено страхом: Райнарт может и преуспеет в своей миссии, но ей никто никаких гарантий не давал…
Райнарт был прав, ей следовало остаться вместе с Алагердой… От нее никакого прока, как сейчас например, когда из живой темноты под громовые диссонансы, пронизывающие до костей — выступали уже вполне конкретные враги… Как ни странно, именно жгучий стыд за свою трусость и никчемность, еще не давал ей забиться в истерике, и с визгами сбежать куда подальше, что бы спрятаться и поплакать. Гейне пребывала уже на грани сумасшествия, абсолютно запутавшись куда, зачем и с кем она идет, хотя шпагу не выпустила — ее гарда оставалась единственной твердой реальностью.
— Тшшш… ну все… ты молодец, справилась… — принцесса вдруг обнаружила, что прижимается к герою, который успокаивающе гладит ее по волосам.
Таким тоном говорят с больными или детьми, или с больными детьми, и подействовало хлеще пощечины. Мелигейна совсем не утонченно шмыгнула носом и отстранилась.
— Прости.
— Ничего, бывает.
На самом деле ее присутствие даже помогло, не позволяя сосредотачиваться ни на чем другом, кроме ее защиты: когда кроме тебя, больше некому, — не до всяких там рефлексий. Если бы не Эледвер, который в данный момент пытался выпрямиться и хоть как-то восстановить дыхание, после того как принял на себя основную часть боя с фантомами, — дело могло обернуться совсем плохо. Для принцессы точно, а может и для самого Райнарта: против своих же когда-то брошенных ей слов, оставить не только женщину, но и товарища по отряду, он бы не смог.
Райнарт обернулся — Лестница кончилась. Ступени были пусты, ведь те, с кем они мгновение назад сражались, уже давно были мертвы и стали лишь еще одним камнем в фундаменте Башни.
Они стояли на самом верху, и высокие двери тронного зала были приглашающе распахнуты.
Флешбэк На исходе лета в Рябинки въехал одинокий всадник. Он уверенно правил коня, и было ясно, что он точно знает куда направляется. Всадник не задерживаясь проехал деревню насквозь и остановился у одинокого домика на окраине.
Встреча… Неожидаемая и не загадываемая, вопреки самому себе — и оттого еще более желанная…
Худая, немного нескладная женщина разогнется от грядки или печи, близоруко прищурится, вглядываясь в уверенно входящего во дворик молодого господина.
Узнает сразу. Всплеснет руками, прижав выпачканные ладони ко рту, уже совсем ничего не видя из-за недоверчиво-радостных слез: ее мальчик жив, невредим и каким же видным красавцем вырос… Не будет больше вечной занозы в сердце…
И быть может он позволит этим рукам как раньше, коснуться склоненной головы, что бы вновь пережить непередаваемое ощущение исходящего от них покоя и тепла, за возможность которого он когда-то был готов выдержать не один пук розог.
Если он и пытался что-то изменить в своей жизни, то не столько ради себя, сколько из-за той, которую даже в детстве только мысленно, в самые-самые сокровенные моменты разрешал себе называть заветным словом…
Нет. Не будет встречи.
Даже беглого взгляда было достаточно, что бы понять, — дом пустовал очень давно.
Уверенность крепла…
И еще одна ниточка оборвалась в груди.
Сколько их было-то этих обрывов все более отдалявших его от мальчика, боявшегося и отчаянно мечтавшего поверить, что и он, ублюдок-подзаборник, может быть кому-то нужен и дорог… Для чего ты вообще приехал сюда: что узнать, в чем убедиться… или просто потому, что больше, некому признаться, как же тебе плохо… хотя таких откровений все равно бы себе не позволил.
— Подсказать чего, милостивый господин?
Дамон узнал бывшего привратника замка, но подслеповатый старик узнать его не мог.
— Здесь жила женщина, Кайра. Где она?
— Так она умерла, господин.
У Дамона дрогнули уголки сжатого рта, только так выдав его волнение. Но заметить это было не кому.
— Давно? — бросил он, почти не разжимая губ.
— Почитай лет десять, а то и двенадцать назад… Больше… Ураган в тот год был сильный…
— От чего?
— А камнями ее замковые побили, господин. Вишь, убивца, темного поймали, который ураган наслал, а она тварюку — возьми, да и выпусти… осерчал народишко…
Дамон судорожно стиснул поводья, и жеребец под ним недовольно взбрыкнул.
— Ей тогда кол вбили да за оградой кладбища похоронили… — заторопился старик.
Дамон бросил в пыль пару мелких монет и пустил коня вскачь. …Даже заброшенную могилу ему — было не трудно найти: сила просто бурлила в нем, неистово требуя выхода. Дамон спешился, сорвал перчатки и опустил руку на заросший травой, местами просевший холмик.
— Кайра… прости… — голос его пресекся, пальцы глубоко взрыли дерн.
Боль была запредельной, — что угодно, только бы избавиться от нее!
Молодой человек упал ничком в жухлую траву, плечи его сотрясались от рыданий. Но когда он поднял голову, неправдоподобно черные глаза были сухи.
— Ненавижу, — сказал он заходящему солнцу, — Ненавижу… И я вас уничтожу!
Тронный Зал с угольно-черными зеркальными стенами был огромен, занимая собой весь ярус и в центре его на ступенчатом возвышении стоял Трон — собственно даже не трон, изогнутая на подобии рога скамья без спинки, напоминавшая своими очертаниями застывшее пламя.
Да, зал был огромен и оказался разочаровывающе пуст. И судя по всему очень и очень давно. Нельзя сказать, что Райнарт все же ожидал увидеть самого Черного Мастера со свитой, но полная тишина, лишенная даже так долго сверлившей мозг и оборвавшейся на одной из болезненных нот мелодии, немного раздражала.
Обходя по периметру зал, Райнарт прислушался. Ему показалось, что он уловил невнятный звук, вот только не мог сказать, откуда он донесся.
— Райнарт, — оставшийся у порога, Эледвер указал на тени от колонн.
Они всплескивались, шевелились, ползли, меняя первоначальную форму. Райнарт кивнул и продолжил обходить зал, не обращая внимания на воплощающихся за его спиной новых противников. У самого подножия огромного трона находилось нечто, что он поначалу принял за груду хлама, но звук шел именно оттуда.