Страница 20 из 33
Ведь единственным неприятным сюрпризом стала ящерица длиной едва ли не в два раза больше человеческого роста, и довольно быстрая и подвижная для своих размеров. Чем бестия, чьи предки наверняка сбежали из лабораторий или зверинца последнего Властелина, могла питаться на Пустоши, кроме своих собратьев и тех же скорпионов — не понятно. Главное, что она была злой, голодной и потому особенно агрессивной. Стрелы Эледвера причинили ей вреда не больше, чем ласковый шлепок, меч Райнарта — разозлил еще больше. В конце концов, они почти одновременно всадили: меч — наискось в небо разверстой пасти, пронзая мозг, и стрелу — в глаз.
Принцесса основное время откровенно скучала, все более утверждаясь в своем первоначально невысоком мнении относительно их миссии. Эльфу, похоже, сомнения были не знакомы, а вот Райнарт напряженно обдумывал вырисовывавшуюся картину, которая и в самом деле получалась нестандартной.
Темный Властелин не призывал орков, не собирал армию, не поднимал всяческих умертвий, как это обычно имело место. Он нашел более элегантное решение, воспользовавшись изначально присущим Башне свойством вытягивать жизненную энергию из окружающего мира…
Любому владыке нужны рабы. Нужны те, кто исполняет приказы, кто трепещет перед ним из страха, из благоговения перед мощью… Но, этого — не смущала возможность остаться посреди пустыни, и объявить о себе он не удосужился. Было даже интересно встретиться с ним лицом к лицу, вот только Райнарт уже сомневался, что поход окончится ясно и просто. Хотя бы потому, что магу не обязательно безвылазно сидеть в Башне на троне, — их связь и без того неразрывна после инициации.
Еще одно обстоятельство его беспокоило: отсутствие новых созвездий и звезд, или хотя бы чего-то, что могло бы считаться таковым, а ведь если претендент прошел инициацию, не только вошел в Башню, но и смог подчинить ее себе, то такие знаки просто обязаны быть, символизируя возрождение Темного Владыки. Если этот маг оказался способен использовать в качестве оружия самою Башню, то не мог ли он найти способ каким-либо образом скрыть свое восхождение на трон? И как его тогда искать, если в Башне его и правда не окажется?
По правде сказать, была одна гипотеза, которая могла объяснить отсутствие так называемых «Черных звезд»…
Которые на самом деле были красными, возвещая о крови, пролитой черным лордом, и той, которая еще прольется, об угасании Белых сил, о должных погибнуть в этой борьбе…
Объясняла эта гипотеза и то, как согласно действовал новоявленный темный маг с самой Башней, в отличие от прежних, которые лишь пользовались ее знаниями и мощью, опасаясь утратить личную индивидуальность. Возможно ли, что нашелся кто-то, кто не побоялся ради своей цели, отказаться от самого «я», полностью слив свое сознание с Башней и ее создателем… Равный в одержимости самому Черному мастеру, который из ненависти пошел даже на физическое развоплощение и лишил свой дух вечного упокоения? В таком случае новых созвездий может и не появиться, ведь Созвездие Мастера, напоминающее недреманное око, неуклонно движется по небосводу не одну тысячу лет.
В таком случае угроза даже слишком велика, ведь бороться предстоит уже не с обычным пусть и сильным магом, но с тем, кто когда-то расколол мир на две половины.
Возможно ли…
Уж Райнарт-то знал, что в этом мире возможно все.
Флешбэк Дамон выехал рано утром. Мастер Фабиан не спал. Он слышал, как хлопнула дверь внизу, удаляясь, зацокали по брусчатке копыта.
— Прощай, — тихо сказал он в пустоту.
Дамон этого не знал. Он покидал Виниссу, полагая, что вернется дней через десять как раз к Дню Основания города. Полетта очень хотела пойти на праздник именно с ним, невразумительно объясняя это наличием какого-то чрезвычайно надоедливого поклонника и тем, что одно внушительное присутствие Дамона оградит ее ото всех возможных недоразумений. И Кеннет должен был вернуться из Анкариона, — он становился знаменитым, его пригласили петь перед Светлым Советом, в честь чего он обещал закатить по приезду грандиозную пирушку.
«Если конечно не растранжирит все по дороге и не проиграет в карты», — улыбнулся про себя Дамон.
Поездка в один из банков Лиена не являлась необычайным приключением. Тем более для него. Он давно так не наслаждался каждым пролетающим мгновением, и особо не спешил, — в одиночестве могут быть и приятные стороны…
Спустя четыре дня, проведенных в дороге, Дамон вошел в здание банка «Аларик и сын», где его приняли практически немедленно. Распечатав переданный Дамоном пакет, банкир деловито кивнул:
— Я сейчас распоряжусь собрать деньги, но вам придется подождать, сумма довольно крупная. А это письмо вам.
Господин Аларик протянул молодому человеку запечатанный конверт, вложенный в послание.
— Мне? — Дамон несказанно удивился и встревожился.
— Да, как видите, — банкир протянул следом лист, который только что прочел.
Обычное распоряжение передать подателю сего письма требуемую сумму денег с начисленными процентами, содержало приписку — передать так же вложенное в конверт послание.
Конверт жег пальцы. Дамон едва смог дождаться, когда вернулся господин Аларик в сопровождении двоих сотрудников с сундучком.
— Извольте пересчитать.
Из сундучка в два кошеля перекочевало тысяча сто восемьдесят один золотой талер вольного города Лиена, — сумма, достаточная для приобретения вполне приличного поместья.
— Да, все точно. Благодарю, — только многолетняя привычка позволяла Дамону сдерживать волнение.
— Прошу прощения за назойливость, но не могли бы вы сказать, чем вызвано желание господина Фабиана извлечь свои сбережения из моего банка?
— Боюсь, что ничего не смогу сообщить вам, — молодой человек отрицательно покачал головой.
Он догадывался, что ответ должен быть в письме, и ему не терпелось прочесть его.
Почти бегом добравшись до гостиницы, он заперся у себя и подрагивающими от нетерпения пальцами вскрыл конверт.
«Мой дорогой юный друг, — начиналось письмо, — Мы прожили с вами бок о бок четыре года, но я с сожалением понимаю, что знаю о вас не больше, чем в тот вечер, когда вы проникли в мой дом. Ваше сердце и помыслы остались для меня закрытыми. Догадываюсь, что жизненный путь ваш не был легким, и надеюсь, что лишения, которые довелось вам испытать, не ожесточили вас окончательно. Простите за долгое вступление сентиментального старика, который был бы счастлив, назвать вас своим сыном…» Дамон содрогнулся.
«…но пусть послужит мне извинением то, что мы с вами, скорее всего уже не увидимся! Мне стало известно, что вы необыкновенно заинтересовали господина Архимага. На днях эти сведения получили подтверждение благодаря Полетте, — бедняжке тоже будет вас не хватать. Судя по вопросам, они полагают, что вы связаны с Тьмой. Мне известно от Кеннета, что в город должны прибыть, по крайней мере, трое магов самого высокого уровня. Мне не хочется думать, что они могут быть правы…» Дамон позволил себе горькую усмешку.
«…при мне вы не проявляли никаких иных способностей, кроме способностей к искусству и труду, и я уверен, что в душе вашей нет зла. Во всяком случае, не более, чем во всех людях! Светлый Совет суров, и мне не хочется, что бы вы стали их жертвой» Еще одна усмешка, более жесткая: действительно, сомнительное удовольствие — быть жертвой. Как впрочем, и палачом.
«…пусть даже во имя самого большого добра. Ни один мир не стоит невинной крови, а в этом, я верю, вы не виновны. И потому — прощайте, мой юный друг! Уезжайте, как можно дальше. Деньги, которые вы забрали у Аларика — ваши. Мне будет это приятно. У вас светлая голова и золотые руки, я верю, что у вас все будет хорошо.
Р.S. Если все же вы обладаете магической силой, и сила эта имеет темную природу, то вас может позвать Башня — во сне или наяву…» На мгновение Дамон отложил письмо, спрятав лицо в ладонях. Башня звала его, звала давно. Ему еще не исполнилось и пятнадцати, когда это случилось впервые, и только последние несколько лет, его не беспокоил старый сон.