Убежище

И все же Сева не выдержал. Все равно кино уже кончалось, Люк перетащил принцессу на свой корабль, и они прорывались к ее планете.

– Наши победят, – сказал он Ванессе.

Она только отмахнулась.

Пригнувшись, Сева побежал к задней двери.

Снаружи стало совсем темно, но взошла луна, и фонари горели ярче, чем в сумерках.

Сева добежал до женского домика, но не вошел, потому что сообразил: сейчас уже поздно, кто-то из девчонок наверняка лег спать и, если он сейчас заберется к ним, такой визг поднимется, что весь лагерь сбежится и Севу наверняка вышибут из лагеря за хулиганство.

Он остановился возле дверей в домик. Сквозь щель приоткрытой двери пробивался свет, изнутри доносились голоса.

Может, постучать и попросить вынести лейку? Но он даже не спросил, где они ту лейку поставили. Не будут же для Севы ее искать по всей большой комнате!

Что ж, решил тогда Сева. Он останется здесь у выхода из домика и подождет, пока кончится кино и придет Лолита. Зато он будет уверен, что никто не возьмет лейку и не унесет ее.

Успокоив себя, Сева стал искать, где бы присесть.

Обернулся вокруг своей оси, как собака, которая ловит свой хвост, и тут увидел…

Это был один из самых ужасных моментов в жизни Севы Савина!

Большая зеленая лейка, размером с ведро, валялась на боку на клумбе.

Сева даже ни на секунду не усомнился в том, что это та самая лейка!

В странной и глупой надежде на то, что произошла случайность и кто-то из девочек, увидев лейку в спальне, вынес ее, Сева сунул руку внутрь лейки.

Там было сыро, но вода уже вытекла. И, конечно, лягушки там не оказалось. «Ускакала моя лягушка», – сказал себе Сева, хотя сам в это не поверил.

Он понимал, всей шкурой чувствовал, что лейку вынесли из спальни те, кто знал о лягушке…

Но кто? Нет же такого человека! Только девочки знают, но они точно сидят в кино.

Может, лягушка ускакала и сидит где-то рядом?

А фонарика нет.

– Лягушка, – прошептал Сева. – Ты где?

«Она же молчит, она не разговаривает. На что я надеюсь?»

И тут ему показалось, что он слышит голос. Не просто голос, а подозрительный голос. Сева был взволнован и напряжен, словно натянутая рогатка. Тысяча шумов, шорохов, шуршаний, голосов жили в вечернем воздухе, но лишь один возглас показался ему странным и подозрительным.

Сева кинулся в ту сторону.

Пробежав несколько шагов, Сева замер, снова прислушиваясь, чтобы понять, куда двигаться дальше.

Потом понял, откуда доносится голос.

За спортивной площадкой был бассейн. Он был старый, как сам лагерь, и трубы в нем проржавели, поэтому воду туда не напускали. А начальник лагеря говорил Майе, что на той неделе приедут специалисты по бассейнам и будут решать, как его приводить в порядок.

Бассейн был бетонный, бетон кое-где потрескался, а на трехметровой вышке, от которой остался только железный скелет, на всякий случай горел большой фонарь. Уж очень эта пропасть была соблазнительной для таинственных дел.

Сева выбежал на край бассейна.

И увидел, что на дне сидят на корточках два человека, а между ними лежит кусок фанеры. К фанере что-то прикреплено…

Налетал ветер, фонарь на вышке раскачивался, и тени от людей метались по бассейну – совершенно не разберешь, что там происходит.

Дно бассейна полого спускалось к вышке, где была яма, чтобы прыгуны, ныряючи, не наставили себе шишек. Там и возились люди.

Сева соскочил с бортика и пошел на цыпочках к яме. Дно было замусоренным и кое-где скользким.

И когда до цели оставалось шагов десять, Сева все понял и замер.

Спиной к нему на корточках сидел Гоша Жаба, рядом с ним – Гриша Сумской. К фанерке была привязана царевна-лягушка, причем так, что ее лапы были растянуты в стороны, как растягивают баранью шкуру, чтобы просушить, или как распяли на косом кресте святого Андрея Первозванного. А если бы на лягушку посмотрел дедушка Севы, он бы решил, что попал на урок биологии. Когда-то в школе на живых лягушках учили рефлексы, условные и безусловные, и лягушек замучивали до смерти.

Свет фонаря упал на лягушку, и Сева успел увидеть, что коронки на ее голове нет – вместо нее кровавая ранка.

И тут Гоша воткнул острие перочинного ножа, хорошего швейцарского ножа с двадцатью лезвиями, которым хвастался еще утром, в лапку лягушки и вежливо спросил:

– Не беспокоит, ваше высочество?

– Ну, ты даешь! – воскликнул Гриша Сумской.

Именно этот голос и услышал Сева издали.

И Гриша довольно глупо рассмеялся.

– Ну давай же, признавайся! – Гоша полоснул своим ножичком по груди лягушки. Она сжалась судорогой и даже пискнула – а может, Севе это показалось, потому что он почувствовал, как больно маленькой лягушке под этим жестоким ножом.

– Не убей ее! – предупредил Гошу Сумской.

– А я ее убью! Убью, гадюку! Почему она молчит? Она должна признаться. Она же знает. Я ей сейчас глаз выколю!.. Ну, где здесь шило?

– Дурак ты, Гоша, – сказал разумный Гриша Сумской. – Замучаешь лягушку, останемся без клада. С одной короной.

– Корона тоже денег стоит! – сказал Гоша. – Я же смотрел. В ней бриллианты.

– Бриллианты, только для муравьев.

– Вот шило! – Гоша показал шило распятой лягушке и сказал: – Сейчас ты потеряешь глаз. Только из-за своей проклятой жадности. На что тебе бабки, тварь земноводная? Глаза дороже! С какого начать, с правого или левого?

И когда Гоша наставил шило на глаз лягушки, Сева не выдержал.

Он перестал рассуждать, а кинулся вниз, в яму.

– Убью! – кричал он. – Убью!

Конечно же, он поскользнулся, шлепнулся задом на гнилые листья и поехал, как с горки, набирая скорость.

Гоша с Гришей вскочили, обернулись, испугались и хотели было бежать, но сначала не сообразили куда, а потом Гоша понял, в чем дело, и выставил вперед нож.

– Это Савин! – закричал он. – Это Севка Савин! Не бойся, Гришка!

Но Сева даже не слышал этих слов. У него была одна цель – фанерка с распятой лягушкой, и прежде чем что-либо еще случилось, он на лету дотянулся до фанерки и изо всех сил выкинул ее наверх, прочь из бассейна.

И в следующее мгновение на него накинулись сразу два врага.

Сильный и большой Гриша принялся молотить Севу кулаками, а Гоша сначала полоснул его по руке перочинным ножиком, а потом рванулся было наверх, за лягушкой, но Сева успел схватить его за ногу и дернуть к себе. Гоша грохнулся на бетон, как раз под ноги Сумскому, который тоже не удержался и упал на дно бассейна, хотя не переставал при этом молотить Севу.