Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 94

Пришлось кинуть кличь по соседним городкам и сёлам и в город поехало много людей. Сначала с большой опаской, так как все в окрестностях знали о трагедии, а затем и без опаски, спасаясь от ужасов жизни в карельских и русских деревнях, где начинался свой виток дичайшего времени, геноцида и окаянства.

В числе первых в город приехали и родители. Самого переезда он не помнил, так как был очень мал тогда. Заселились в пустую не большую, но опрятную квартиру одного из доходных, в прошлом, домов которых было очень много, нимало не интересуясь кто там жил ранее. В квартире к моменту вселения ничего уже не осталось, кроме наглухо вмурованного в стену, разделяющую дом 19 и 17 на кухне, массивного комода резного дерева. В детстве он любил разглядывать затейливую резьбу этого облупленного комода. Здесь и прошли детство и отрочество Банщика.

Зимами на Васильевском довольно холодно. Прямые и широкие проспекты и регулярная планировка улиц не для севера, гуляет здесь ветер хозяином, Осенью и зимой сыро, ветрено и ознобно. Самое хорошее время июнь и август, в июле тоже бывает много дождей. Банщик всегда с нетерпением ждал июня. День рождения у него был в самом конце мая двадцать четвертого числа. Сегодня как раз был этот день. На душе было радостно, светло и чисто, день был спокойный, постоянные Балтийские тучи оставили небо омыв его водой и протерев насухо своими растрепанными кудрями. Поэтому солнышко светило во весь небосвод.

Он шёл к дому и вспоминал глухие питерские дворики, часть из которых была закатана асфальтом, но далеко не все. На лето детей вывозили на дачи и в лагеря. Купание в речке или озере, мошкара, лес и комары, но было очень весело. Правда не всегда Банщику и его братьям выпадали такое. Раза четыре всего и то только потому, что мама устраивалась на лето поваром в эти лагеря. В начале смены и в конце устраивались пионерские костры для детей. В костре пекли картошку и потом все перемазанные сажей бегали с этим нехитрым и обожжённым овощем по поляне, перекидывая горячее лакомство с ладошки на ладошку.

Он прошел Троицкий мост и дошел до Дворцового. По нему пересёк Неву до стрелки Васильевского острова и, по набережной Макарова, прошел до Среднего проспекта, а по нему до своего дома. Поднявшись на свой второй этаж, опять открыл отмычками дверь квартиры.

С момента его ухода в квартире никто не побывал. Он постирал грязную форму, развесил её на веревках в ванной, а затем решил сделать себе поесть и приготовить себе постель. Неведомая квартирантка явно заняла спальню родителей, поэтому он решил накрыть себе постель в своей комнате, которою он делил когда-то с братьями. Всё хранилось в нижних ящиках комода.

Комод и сейчас сиял чистотой и лаком. Банщик погладил чистый лак комода, вспоминая, как насмотревшись в магазинах «Случайных вещей» в тридцать седьмом году, перед самым его окончанием школы, отец решил сам сменить потертый черный лак комода. Тогда они вместе долго и кропотливо очищали лак не совсем обычной шкуркой светло серого цвета. Оказалось, что это шкура акул, у которых на каждой мелкой чешуйке растет маленький изогнутый зубец. Плакоидная чешуя, как он вычитал потом в книге «Ихтиология». Тогда они развели на три месяца такую пыль, что мама постоянно ходила злая и ворчала на них. Работа была очень кропотливая, но, когда они покрыли комод четырьмя или пятью слоями темно-вишневого лака, комод стал самым красивым предметом мебели. Мать была очень рада и даже приготовила для них праздничный обед с беляшами и бульоном из телятины.

В нижние ящики комода всегда было очень трудно добираться. Вот и сейчас, надо было открыть дверцу и выдвинуть внутренние глубокие ящики. Когда он двигал на себя верхний, одна простынь упала за внутреннюю стенку ящика да так неудобно, что пришлось все три ящика полностью вынимать. Когда он вынимал простынь. согнувшись почти к самому полу, то она где-то в глубине зацепилась у самого пола за неприметный выступ дерева. Банщик дернул за неё, она потянула выступ и, с тихим щелчком, комод отошёл своей правой стороной от стены. Такого никогда, сколько он помнил себя, не случалось.





Он посмотрел в щель между комодом и стеной. Комод был сделан так, что создавалось полное впечатление, что он именно вмурован в стену и никто, никогда не пытался его выломать из стены. В щели проглядывал проем в какую-то комнату, а комод был дверью в нее. Отодвинув правый угол комода, который отошёл от стены без единого звука, он вошел в комнатку. Даже не комнатку, а простенок между домами шириной в метр. Там было полно паутины и пыли, но и паутина и пыль покрывали аккуратные стопки серебряной и позолоченной посуды, стоящие на стеллажах в четыре ряда с одной стороны и затейливые ящики шкафа, с другой стороны. Он выдвинул один из ящиков и увидел разноцветные камешки, лежащие в отделениях, разложенные по цветам и размерам. В другом ящике лежали золотые царские червонцы. Он взял одну монетку и один зелененький маленький камушек. Задвинул ящички и вышел на кухню в совершеннейшем изумлении. Закрыл дверь комодом, который с тихим щелчком встал на место. Они с отцом, когда шкурили комод, даже и не предполагали, что он скрывает такую тайну. Он завернул монетку и камешек в обрывок газеты и положил в карман брюк.

Решил посоветоваться потом с Клепиковым. Тут дверь открылась и, опасливо озираясь через порог переступила очень тощая фигурка девушки с темными волосами.

— Входи, Галя, не бойся, это я — сказал Банщик.

— Да я и не боюсь. — Правой рукой девушка немного взмахнула характерным жестом, означавшим смущение и явно перевела дух.

— Ладно, как ты? Я вот тебе немного продуктов привез. Не бойся, я не на долго. Всего-то на недельку и постараюсь тебя не стеснять.

При словах о продуктах, Галя оживилась. Она рассказала, что зимой выжила только благодаря его пайку. Через несколько дней после отъезда Банщика, она нашла работу в коммунальной службе осажденного города. Ходили по домам, искали умерших, тушили зажигательные бомбы во время воздушных тревог, а самое главное, получали рабочую норму продуктов. Это помогло продержаться до весны. Потом, вместе со всеми выжившими, убирали город от мусора и трупов, запускали городской трамвай. Работали женщины, а мужики уже все были на фронтах, кроме ответственных работников и, иногда, милиционеров. А так и все милиционеры были женщины. Немногих мужиков редко можно было встретить. Всё только военные, или, если с работы отпросился и домой идёт или наоборот на работу. Расспросила она и его где был и что делал. Он рассказал, что мог. Он сказал, что завтра совершенно свободен, а в Большой Дом ему надо только послезавтра. Так за болтовней пролетел весь вечер. Дав ему запасной ключ от дома, она пошла к себе, а он к себе. Следующий день прошёл у него тоже в хлопотах. Высушенную форму надо было погладить, надо было все-же сходить на кладбище ко всей семье. А там действовать по обстоятельствам. Не плохо было бы прикупить продуктов на чёрном рынке для Гали. Подумано-сделано. Лезем в буфет, достаем десяток десяток и, вперед. Погладил всё, затем пошёл на кладбище. То, что он там увидел… не прибавило это ему энтузиазма в надежде найти место упокоения своих близких и любимых. Следующим пунктом программы был рынок. Он уже знал, что разбитные бабы с отвислыми грудями, предлагающие котлетки это и есть людоеды, поэтому решил покупать только продукты не животного происхождения или, если найдет, яйца.

На рынке было всё, даже суета, толкотня, махорка, её дымок и возня толпы, даже самодельные детские игрушки были, но еды не было, даже пирожки и котлетки из мяса не продавались. Потолкавшись то тут, то там, некоторое время между разложенным товаром, он понял, что здесь идет торговля только прошлой жизнью и не более. Везде шныряли подозрительного вида мальчишки. Одного он поймал, когда тот пытался залезть ему в правый карман.