Астийский Эдельвейс

— Кто мог предположить…

Антон, нервно ломая спички, закурил:

— Да, чистая работа, ничего не скажешь. Мат в два хода!

— Главное — озеро, Антон. Есть еще надежда…

— Что озеро! Думаешь, там сохранилось что-нибудь? Не-ет, пожалуй, мы уже бессильны. И как ни горько признавать поражение, а придется. — Он бросил недокуренную сигарету, сел на землю. — Но кто мешает нам, кто? Ты посмотри на это. Какой толчок должен быть, чтобы сдвинуть такую уйму грунта. Нет, мы с тобой два кустаря-одиночки. И к тому же, кажется, выпустили из бутылки такого джинна… — Антон вздохнул, потом взглянул на часы. — Однако время связи с Отрадным.

Максим вынул рацию, надел наушники. База ответила сразу.

— Вас слышим. Как успехи? — послышался бодрый голос практиканта Геры.

— Все хорошо, — устало ответил Максим. — Как вы там?

— Порядочек, Максим Владимирович! Только вот телеграмма из института.

— Читай.

— Значит, так…

«Отрадное. Главпочта. Платову, Колесникову…»

— Ну что ты замолчал?

— Да тут, понимаете, такое… — Гера явно медлил, нехотя прочитал: — Вот…

«Профессору Платову немедленно прибыть в институт. Доценту Колесникову свернуть экспедицию, распустить штат, отправить малой скоростью снаряжение и оборудование, следовать в институт. Срок — неделя».

— Что-что?! Повтори! — Максим сдернул наушники и нацепил их на голову Антона. Тот выслушал телеграмму с каменным лицом:

— Та-а-ак… Приехали! Гера, ты вот что… Телеграфируй в институт, что мы в маршруте, на базе будем дня через три. Ну и… пока все. Завтра связь, как обычно. Привет всем! — Он неторопливо снял наушники, помял папиросу, чиркнул спичкой.

Максим вскипел:

— Что это значит, Антон?

— Не знаю. Во всяком случае, ничего хорошего.

— Но ты позвонишь им?

— Конечно, позвоню. Однако боюсь — это не изменит дела. Телеграмма похожа на приказ.

Через два дня состоялся телефонный разговор с институтом. Трубку взял профессор Победилов:

— А-а, Антон Дмитриевич! Привет! Очень рад, очень рад! Вы что же, вс» там, в тайге? А у меня для вас новость. Да-с! Бросайте все и езжайте домой. Немедленно! Предстоит командировочка э-э… совсем другого рода. В Канаду.

— В Канаду?!

— Да, в Канаду — в Монреаль, по приказу самого министра. В порядке, так сказать, научного обмена. Года на два, не меньше. Что же вы молчите?

— Думаю. Но зачем такая спешка? Могу я провести отпуск здесь?

— Что вы, что вы, Антон Дмитриевич! Командировка с первого июля. А всякие там оформления и прочее, разве вы не знаете? Ехать придется с семьей.

— Понимаю, но как же лаборатория?

— Лабораторию передадим Колесникову. Не возражаете?

— Конечно, нет.

— Вот и отлично. Так что ждем! — Победилов повесил трубку.

— Все слышал? — обратился Антон к сидящему рядом Максиму. Тот молча кивнул.

— Надо ехать, Максим, — вздохнул Платов. — И мне и тебе. Не будем прощаться с Вормалеем навсегда, но…

— Все ясно, Антон.

— Хочешь сходить на озеро?

— Надо, сам понимаешь.

Антон скомкал папиросу:

— Ну что же, две недели дам. Но не больше. Дела не позволяют.

— Спасибо и на этом. Когда едешь?

— Сегодня, чего тянуть. Дел там действительно невпроворот. А здесь… Днем больше, днем меньше…

— Да, конечно, — согласился Максим.

Они вышли с почты, пересекли тихую деревенскую улицу. Долго шли молча, приближалось расставание. Антон пожелал Максиму только одно:

— Иди не в одиночку на Лысую гриву.

— Нет, в одиночку, Антон. Сам понимаешь, иначе нет смысла.

— Ну смотри. Я не могу запретить тебе этого, как не могу отнять твоей мечты. Хочу только предостеречь. Пожалуй, будь я на твоем месте, поступил бы… точно так же.

— Спасибо, Антон…

— Чего уж… Ну! — Он крепко стукнул Максима по плечу, тот прижал свою щеку к небритой щеке Антона.

5

Это было как чудо, о котором не мог и мечтать Максим. Он приехал в Ленинград на очередной научный семинар, как зачарованный ходил по улицам и площадям этого удивительного города, овеваемого весенним ветром, и вдруг увидел ее.

Лара шла по аллее со стороны Исаакия, шла задумавшись, глядя под ноги, и, конечно, не видела его. А он как остановился у памятника Петру, так и застыл от неожиданности, не в силах ни окликнуть ее, ни пойти за ней следом. Только тогда, когда она обогнула монумент и, свернув к Дворцовому мосту, смешалась с толпой, он словно очнулся и бросился следом, стараясь не потерять ее из виду.

Лара была уже далеко. Она шла все так же, опустив голову, не обращая ни на что внимания.

— Лара!

Она обернулась.

— Лара…

Глаза ее широко раскрылись, губы дрогнули, руки, словно в испуге, поднялись к груди. Несколько мгновений она смотрела на него, будто вспоминая что-то давно забытое, потом слабо вскрикнула. Он взял ее холодные тонкие пальцы и молча прижался к ним губами.

— Ларуся, милая… — прошептал он.

Она грустно улыбнулась:

— Я знала, что ты найдешь меня. Только очень уж долго пришлось ждать…

Этот день пролетел как одно мгновение. Теперь, когда опустилась ночь и приходилось расставаться, Максим вдруг понял, что и чудо кончается, и самая прекрасная сказка не продолжается бесконечно.

Она коснулась ладонью его щеки:

— Надо прощаться! Максим!

— Уже?

— Да. Где ты остановился?

— В Петергофе, в университетском общежитии. Это на электричке с Балтийского вокзала…

Она рассмеялась:

— Знаю, прекрасно знаю. Давно было пора отправить тебя домой. Когда ты доберешься теперь до этого общежития…

— Ерунда! Подумаешь, Петергоф!

— Никаких Петергофов. — Она решительно взяла его под руку. — Сегодня ты мой гость, пойдем ко мне. Это здесь, рядом.

— Идти к тебе?! Но как же…

Она нахмурилась, легко вздохнула:

— Я живу одна, Максим. Вернее, с дочкой. Но сейчас она с папой на даче. Замужество мое было неудачным. И мужа моего больше нет. Для меня нет. И как человека тоже. И хватит об этом! На той квартире, где я живу сейчас, он не был ни разу. Это папина квартира. Вот и все… Идем! О себе не говори ничего, я знаю. В прошлом году проездом в Монреаль у меня были Антон и Света.

— Как?! И он ничего не написал мне!

— Не сердись на него, Максим. Я взяла с них слово никому не говорить, не писать обо мне. Мне хотелось, чтобы ты… сам нашел меня.

— Ларуська… — Он осторожно прижался губами к ее дрогнувшим ресницам.

Площадь опустела. Туманные крылья белой ночи распростерлись над спящим городом. Густой аромат сирени плыл со стороны Марсова поля, провожая их по тихой Инженерной улице, мимо мрачного Михайловского замка и дальше, к Фонтанке, над которой еще плыли белые, чуть подрумяненные облака…

Лара провела его в кабинет отца.

— Здесь тебе будет удобно, Максим.

Он привлек ее к себе и поцеловал — в первый раз за этот день и за то время, пока знал ее. Она мягко высвободилась из его рук:

— Спокойной ночи.

— Нет, Лара, нет! Я не отпущу тебя.

— Милый Максим… Спокойной ночи! — Она, легонько оттолкнув его, захлопнула за собой дверь.

Утром они расстались у подъезда ее института, условившись встретиться сразу же после работы. Но через два часа ему позвонили из общежития и попросили срочно приехать в Петергоф. Максим узнал голос дежурного вахтера.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, удивленный такой просьбой.

— Тут телеграмма пришла. Не совсем ладно у вас дома…

Максим схватил портфель и бросился к остановке автобуса.

Вахтер встретил его в дверях. В телеграмме было всего несколько слов: Марина ушла от него. Это было так неожиданно, хотя внутренне подготовлено, что Максим испытал потрясение. Что будет с их сыном?.. Зачем вообще надо было телеграфировать об этом, а не подождать его возвращения?