Девочка, которую нельзя

Глава 10

Ближе к полуночи наша троица встретилась в круглом холле пентхауса и в полном молчании загрузилась в лифт. Гордеев в своём неизменном чёрном костюмчике держал «морду кирпичом» и был абсолютно непроницаем. Он вошёл в кабинку первым и так и остался стоять спиной к нам и лицом к дверям, которые откроются, когда приедем вниз. Ему, похоже, вообще было плевать на всё кроме работы.

Я, в отличие от него, изрядно нервничала и, стараясь максимально прикрыть декольте перекинутыми через плечо волосами, с трудом удерживалась от того, чтобы не протирать потеющие ладошки об платье. Очень хотела глянуть на себя в зеркало, но не решалась, так и стояла с опущенной головой.

А вот Коломоец блистал! Одетый в пижонский молочно-белый, с золотым отливом костюмчик, он благоухал парфюмом и поражал идеальностью набриолиненной укладки своих от природы густых волос. Он, похоже, предвкушал развлекуху и от этого находился в лёгком нетерпении — небрежно сунув руки в карманы брюк, покачивался на носках скрипящих туфель с крокодиловой выделкой и что-то негромко насвистывал.

С мелодичным «дзынь» менялись циферки этажей на табло. Я машинально считала вместе с колокольчиком, и от этого меня ещё больше тяготило ощущением чего-то неизбежного — как в детстве, в очереди к стоматологу.

— Готова? — полуобернулся ко мне Коломоец.

Я чуть не вздрогнула от неожиданности. Он улыбнулся, окуная меня в щекотливый плен своего томно-игривого взгляда. Боже, как я раньше не заметила эти шикарные, густые, чёрные ресницы? И ямочки на поросших ухоженной брутальной щетиной щеках. А губы, такие выразительные и подвижные — звучит банально, но они просто созданы для поцелуев! И если он реально гей, то это даже как-то несправедливо по отношению к женскому роду…

— Я говорю, готова к труду и обороне? — повторил он.

— Аха… — нервно выдохнула я и заметила, как Гордеев едва уловимо повёл головой, ловя в зеркальной двери лифта моё отражение. Но не больше.

А мне так хотелось слов поддержки! Хоть каких-нибудь, но именно от него! Потому что после нашего недавнего, довольно дурацкого разговора в машине я неожиданно почувствовала, что больше не одинока. Как уличный котёнок, которому улыбнулся случайный прохожий. И теперь котёнок готов бежать за ним через весь город, потому что ему показалось вдруг, что это и есть тот самый единственный настоящий, большой и надёжный друг, и самое важное теперь — просто не потерять его в толпе… Но прохожий просто идёт своей дорогой и думает о своих проблемах, понятия не имея, что стал для кого-то единственным не чужим среди тысяч безразличных…

Забылась и, всё-таки тиранув ладони об бёдра, нервно перемялась с ноги на ногу. Что за фигня? Я не котёнок, мне вовсе не нужны тёплые ручки «большого друга». А вот Гордеев действительно всего лишь случайный мимопроходил с замашками альфы и кожаной плёткой в комоде. И лучше бы мне сразу держаться от него подальше.

Кабинка мягко замедлилась и встала. Пара мгновений — и дверцы открылись, выпуская в холл сначала сосредоточенного Гордеева, потом и нас с Коломойцем.

Неспешное дефиле к выходу, подобострастная улыбочка портье и галантно подставленный локоть шефа, когда я невольно замедлилась перед ступенями, не представляя, как спускаться без поручня в этом платье и на этих шпильках.

— Спасибо, — повиснув на его руке, смущённо улыбнулась я, — это очень кстати.

— Если бы ты знала, как жмут мне эти грёбанные туфли, ты бы первая предложила взяться за ручки, — подмигнул он. — Если что, обратно оба пойдём босиком. Договорились?

И мне полегчало. Куда-то ушло напряжённое волнение и даже страх перед боссом. И пусть он и гей, но вроде сам по себе человек нормальный, и это главное.

Мероприятие, как оказалось, проводилось неподалёку, в одном из коттеджных посёлков Клондайка, и внешне всё выглядело как частная вечеринка: на едва выглядывающем из-за высоченного забора фасаде дома приветливо горела иллюминация, доносились звуки живой музыки. То и дело подъезжали новые гости, узнавая друг друга, махали ручками, с восторженным писком целовались в щёчки или просто сдержанно кивали издалека, и, угостившись напитками с разносов официантов, либо шли гулять в сад, либо проходили в дом.

— Сегодня тут, кстати, этот выступает, — чуть склонившись ко мне сообщил Коломоец, — ну как его… Такой, известный? Не помню, короче. Но тебе задание на сегодня — раздобыть селфи с ним.

— Чьё селфи?

— Ну не моё же! Давай, давай, просыпайся помощница! Ночь — наше время. Днём спать будешь! — Замедлился возле официанта. — Что пьёшь?

— Ничего.

— Что, совсем?

Я кивнула, шеф бросил взгляд на Гордеева: кого ты мне вообще подсунул? А может, и без умысла посмотрел — мне было не до этого. Меня сейчас, если честно, снова слегка потряхивало. Я словно окунулась в прошлое, в то время, когда отец, дорвавшись до бабла, в первое время устраивал подобные тусовки минимум раз в неделю. И заставлял нас с мамой присутствовать на «официальной части», пока гости, да и он сам, не начинали напиваться.

Тогда отцу становилось наконец всё равно на понты авторитетного главы семейства, и мы с мамой незаметно уходили отсиживаться в своих комнатах на последнем этаже особняка, но прекрасно видели всё, что происходит во дворе, включая и нашествия «ночных бабочек»

— Ему скоро надоест, — то ли меня, то ли себя успокаивала мама. — Наиграется и притихнет, вот увидишь.

И ему действительно надоело. Ну в смысле, показуха и игра в светскую жизнь — рауты становились всё реже. А уже через полтора года к нему просто периодически заваливался отмороженный костяк самых верных товарищей, частенько сразу с бабами, и нам с мамой тупо запрещалось спускаться вниз, пока все они не разъедутся.

И вот теперь я ходила среди нарядных людей и антуража богатой жизни и, хотя тут-то всё было очень даже элегантно, не могла отделаться от ощущения, что где-то здесь же, в одной из запертых комнат этого особняка, вполне может лежать связанный, избитый до полусмерти человек, поимку которого и передачу с рук на руки сегодня и обмывают.

Вскоре Коломоец разговорился с группой мужчин, я, скучая, отвлеклась и потеряла его из виду. Исчез и Гордеев. Зато я выяснила кто же был этой загадочной приглашённой звездой — действительно знаменитость, живая и самая настоящая, а потому недоступная простым смертным. Ну и какое тут может быть селфи?

Примерно через час моего бестолкового хождения по парку, неожиданно нарисовался Гордеев.

— Идём.

— Не так быстро, — взмолилась я, семеня за ним по дорожке и мечтая, чтобы шеф не передумал разуваться в конце мероприятия.

— Сейчас будет казино, — сбавив скорость, сообщил Гордеев. — Постарайся не таращиться там, веди себя как ни в чём не бывало. Твоя задача сойти за свою.

— В каком смысле?

— Играть умеешь?

— Нет конечно!

— Тогда за столы не лезь, просто гуляй. Можешь наблюдать за игрой, можешь посидеть в баре. Только…

— Что? — заволновалась я.

— На мохито не налегай… — и подмигнул. Подмигнул! Гордеев! Мне!

И не успела я игриво возмутиться, что ни в чём не виновата, и это Машка без моего ведома подливала водку, как его шутливость сменилась строгостью:

— Тут тебя, девочка, с такой беспечностью быстро оприходуют. И даже уговаривать не будут.

Возле дома нас поджидал босс. Он сразу же подал мне локоть, и мы, не сговариваясь, рассмеялись — крыльцо этого особняка было повыше, чем в Гранд-отеле. Да и вообще, шеф нравился мне всё больше. С ним, в отличие от Гордеева, было просто.