Золоченая цепь

– Что это мне говорили насчет скачек, – просипел Король, – будто ты обскакал моих гвардейцев? – Вопрос был задан не случайно, но с целью показать: у него имелись и другие источники информации – Дракон, в данном случае, но Кромман держал и собственную шпионскую сеть, не связанную с Отделом Государственной Безопасности. И наверняка было и еще что-то. Старый хитрый Амброз еще держал в кулаке свое королевство.

– Сир, подарив мне коня вроде Рубаки, вы вряд ли ожидали, что я буду кататься на нем на рыбалку. – Он все еще мог выдерживать королевский взгляд, не вздрагивая. – По дороге отсюда я предложил погоняться немного. Мои провожатые согласились, и я выиграл, обойдя их на полголовы – исключительно потому, что у меня лучше лошадь. Разумеется, это было глупо и опасно для лошадей. – Хорошо еще, Кэт об этом не слышала.

Король испустил что-то вроде кашля, что, возможно, означало смех.

– Двое вообще свалились, и ты обошел их на… три корпуса. Ничего, щенкам полезно… Пусть знают, кто лучше, – его тон сменился на раздраженный. – Что это ты приперся сюда портить мне каникулы?

Дюрандаль покосился на Кроммана.

– Ох, пусть его остается, – буркнул Король. – Все равно в скважину подслушает. В этом доме секретов не сохранишь. Стоит ли мучить умирающего человека личными распрями?

– Как будет угодно Вашему Величеству, – Дюрандаль порылся в мешке и достал свою папку с бумагами. – Мне нужны ваши инструкции по нескольким делам, сир. Нифийские повстанцы – самое неотложное из них, ибо их должны повесить в течение трех дней. Королевское помилование к Долгой Ночи…

– Повесь их.

– Двое из них совсем еще дети, сир, – тринадцать и…

– ПОВЕСЬ ИХ!

Нечасто за двадцать лет на посту канцлера Дюрандаль был близок к тому, чтобы на коленях умолять Амброза забрать у него золотую цепь. Есть вещи, которых даже преданность не может требовать от человека, и повешение детей – из их числа, и все же его решимость поколебалась при взгляде на умирающего деспота. Пусть Король не испытывал жалости к этим щенкам-мятежникам – Дюрандаль испытывал жалость к нему и не смог бы бросить теперь своего сюзерена.

– Хорошо, сир. Следующий вопрос. Казначей просит подтвердить его полномочия.

Он протянул бумагу, но Кромман бросился на нее как изголодавшая бродячая кошка. Он положил ее на доску для письма и протянул Королю вместе с пером. Амброз подписал бумагу не глядя. Секретарь забрал доску и вернулся в тень. Сколько же влияния у бывшего инквизитора на этого инвалида? Хотя бы личная печать еще блестела на королевском пальце.

После этого Король выслушивал его молча, в тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием. Каждый раз он ждал советов своего канцлера, потом кивал. Кромман получал его подпись и уносил свиток, чтобы запечатать его.

С нарастающим беспокойством Дюрандаль торопливо продолжал доклад. Поначалу они были учителем и учеником, потом – единой командой. Они могли спорить до хрипоты – и все же оставались единой командой, так было почти двадцать лет. Теперь он принимал решения, а Король одобрял их. Шивиалем правил стареющий канцлер, и это никуда не годилось. Он хотел уйти в отставку и хоть немного насладиться личной жизнью, которой никогда не знал, но не мог бросить сейчас своего поста. Трудно было не выругаться или не заплакать.

В конце концов он поклонился.

– На сегодня у меня больше ничего серьезного, сир. Остальное может подождать до вашего возвращения. Да, Парламент. Он должен собраться через три недели. Может, вы желаете отложить…

– Нет! – рявкнул Король и зашелся кашлем. Когда приступ прошел, он мог только свирепо смотреть на него.

– В таком случае, сир, ваша речь…

– Пошли мне… канву, или что там нужно.

Ему ни за что не осилить обратной поездки в Грендон и выступления в Парламенте, но никто не сказал бы этого вслух.

Блаженные старые времена! В первые десять лет на посту канцлера Дюрандаль распустил Амброза, позволив ему править как аристократу. Бездумно разбрасываясь богатством орденов, он мог не думать о налогах и не терпел, когда кто-то оспаривал его волю. Когда ему пришлось, наконец, созвать Парламент, это привело только к препирательствам, затянувшимся на десять лет. Собственно, они не прекратились и теперь. Каждый новый Парламент казался еще хуже предыдущего.

– В таком случае все, сир, – одна, последняя бумага. Да… Это не срочно, но вам все еще нужно назначить шерифа в Эппльшир. Я тут подумал, не одобрите ли вы назначение сэра Боумена. Он бы…

– Кого?

– Заместителя командующего Гвардией.

Король понял свою оплошность и отреагировал приступом злости.

– Убери лапы от моей Гвардии, слышишь?

– Разумеется, сир, я только…

– Не твое дело! Я подумаю об этом, когда… вернусь.

– Да, сир. Я понимаю.

Больной сделал слабую попытку приподняться на подушках и со стоном осел обратно.

– Что… дочь… ответила на письма?

– Нет, сир.

– Ты… написал… что я болен?

«Да» и «нет» не говорите… Такой вопрос мог привести на плаху. «Нет» означало бы, что Дюрандаль недостаточно старался убедить принцессу. «Да» противоречило бы королевским законам. Любой намек на возможную смерть равняется измене.

– Я упомянул, что ваше здоровье внушает некоторые опасения.

– Я просто хотел повидаться с ними. Ты… сказал это? Можно не сразу, а по очереди, если она мне не доверяет.

Дюрандаль вздохнул.

– Я послал все возможные письма со всеми возможными посланниками. Я даже послал туда художника с просьбой позволить ему написать портреты принцев. Я еще не получил ответа, но вы должны принять в расчет погоду в это время года, сир. Корабли не ходят. Почему бы вам не предложить секретарю Кромману тоже попробовать написать ей – вдруг ему повезет больше? – терять было нечего: ясно, что Кромман – с разрешения или без него – уже предпринимал такие попытки. Об отношении принцессы Малинды к Лорд-Канцлеру Роланду упоминать не стоило.

Судорога застарелой злости пробежала по распростертой королевской туше.

– Возьми заложников. Посади в Бастион бельского посла, купцов…

– Не стоит так говорить.

– Шут несчастный! – На бледных щеках проступил румянец. – Жалкая деревенщина! Думаешь, что можешь править королевством, а сам… не можешь совладать с одной упрямой безмозглой сучкой?

Это вряд ли было справедливо по отношению к его дочери, которая как-никак являлась женой правителя соседнего государства. Проблемы с принцессой были куда сложнее, ибо не сводились к ее личному характеру. Парламент никогда не одобрял идеи восхождения бельского варвара на шивиальский престол, хотя брачный договор четко определял условия, при которых править будет Малинда, а муж ее не может претендовать на большее, нежели место консорта. Парламент не без оснований сомневался в том, что такой всем известный пират, как король Радгар, будет думать о подобных тонкостях. Хуже того, Парламент угрожал выразить серьезную озабоченность (читай – мятежные настроения) в случае, если Король будет слишком болен, чтобы выступить перед ним, в то время как его наследница остается где-то на далеких островах. Начнутся разговоры о регентстве, грызня за место у трона и прочая мышиная возня. Время тирана стремительно истекало, но Амброз был слишком хитер, чтобы не понимать этого.

– Я старался как мог, сир. Я уверен, что ваши внуки приедут навестить вас весной, когда погода будет благоприятствовать судоходству.

Король отвернулся от него.

КАКАЯ ВЕСНА?

– У меня все, сир. Покорно прошу разрешения удалиться.

Амброз даже не взглянул на него, но после минутной паузы все же пошевелился.

– Счастливой… дороги… домой.

Дюрандаль коснулся губами пухлой руки. Она была холодна как зимние холмы за окном.

– Обещаю не переходить в галоп. Вы знаете, что я езжу только рысью.

Ответа не последовало.

Кромман открыл канцлеру дверь и придержал ее. Их взгляды встретились, когда Дюрандаль проходил мимо, и он увидел в глазах своего старого врага сдерживаемое торжество. Чему радуется этот мерзкий глист – тому, что Король вот-вот умрет, и лорд Роланд не будет больше канцлером? Весьма вероятно! Возможно, он считает себя настолько незаменимым, что новая Королева оставит его у себя на службе. Что ж, удачи ей! И ему тоже – они друг друга стоят.