Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 84

С остальными тоже все благополучно, кто поддержал семью деньгами, кто купил новый дом, скотину. Подарки родным. В общем, отошли от пирса мы в умиротворенном состоянии.

Даже я себя сумел порадовать подарком. Не поверите, настоящая испанская гитара, правда гриф немного непривычно изогнут и струны из кишок, а звучание даже лучше. Перебор был классического звучания. Короче, классное приобретение, сколько раз я вспоминал свою семиструнную, что осталась в Союзе.

Пока меня не было, Синицын в городе нашел еще четверых помощников из мальчишек. Тоже сироты, и тоже помышляли воровством и кражами. Перевоспитаем, не впервой. Поступил он просто, выпустил большинство мальчишек-пушкарей в город с наказом восхвалять меня, а одеты-то они по местным меркам богато. Вот они, покупая на базаре сладости, и рассказывали, как им хорошо под боярином и как интересно. Дальше Олег только отбирал лучших. Вот четырех и отобрал.

Отроки мне понравились, их смышленые, живые глаза давали понять, что это то, что нужно. Дуракам у пушек не место.

После принятия присяги Синицын отвел новеньких на бак, где их раздели, помыли и выдали запасную униформу — я закупил десять лишних на замену. Сами понимаете, дети. Быстро порвут. Так что скоро у меня стало вместо трех расчетов пять по три человека. Четверо новичков органично влились по одному в каждый расчет. Дальше до вечера мы шли под постоянные команды или Синицына, или второго канонира Волошина. Они тренировали расчеты. Ветров не отставал от артиллеристов и тоже тренировал пять десятков стрелков и лучников. Я для этого выделил четыре килограмма пороха и десяток свинца. Так что иногда ушкуй окутывался дымом, после залпов стрелков. Даже лучники из своих пистолей сделали пяток выстрелов, привыкая к еще не привычному оружию. Но то, что оно может спасти им жизни, они понимали прекрасно. Были свидетелями не одного такого случая.

Отойдя от города километров на шесть, я заметил, что, несмотря на то что команда уже вошла в ритм, воины все равно еще печалятся, вспоминая родных. Незаметно улыбнувшись, я решил проверить покупку и поразить своих людей. Как поют местные, я знал прекрасно, так что разница, думаю, будет существенная.

Когда я открыл дверь, часовой сделал шаг в сторону, чтобы не мешать мне попасть в каюту, изнутри выскочила Ласка и с радостным лаем начала носиться по палубе, ловко уворачиваясь от мальчишеских рук. Забрав гитару, я вернулся на палубу, сел на бухту каната и сделал перебор, привлекая к себе внимание. На секунду я замер. Не знаю, почему мне пришла именно эта песня, но хотелось спеть именно ее:

Я начал жизнь в трущобах городских И добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, Я есть просил, я замерзал. Вы, увидав меня, не прячьте взгляд Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват. За что вы бросили меня? За что?! Где мой очаг, где мой ночлег? Не признаете вы мое родство, А я ваш брат, я человек. Вы вечно молитесь своим богам, И ваши боги все прощают вам…[2]

На глазах мальчишек пушкарей, и ветеранов, и новичков появились слезы. У заряжающего второго расчета Фрола Волкова блестели дорожки слез на щеках, но он их не замечал, неподвижным взглядом рассматривая замершую у моих ног Ласку с высунутым языком. Каждый понимал, что эта песня про них.

Понятное дело, про небоскребы и виллы я не пел, заменив их на терема и дома, а так получилась складная и ладная песня. Настроения петь веселые или радостные не было ни у меня, ни у моих людей. Если бы начал петь, только бы испортил впечатление от первого выступления.

— Следующая песня, да как и первая в принципе, песни моей родины, — сказал я и, тронув струны, взял первый аккорд.

Как упоительны в России вечера, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Ах, лето красное, забавы и прогулки, Как упоительны в России вечера. Балы, красавицы, лакеи, юнкера, И вальсы Шуберта, и хруст французской булки, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Как упоительны в России вечера…[3]

Едва я успел допеть и окинуть слегка затуманенным взглядом своих людей, — многие подсели поближе, чтобы лучше слышать, — как из-за близкого поворота реки донеслись крики и звук ударов металл о металл. Там явно шла схватка.

— К бою! — скомандовал я и передал гитару одному из отроков, велев вместе с щенком отнести ее в мою каюту.

Тот, благоговейно взяв инструменты и подхватив под мышку возмущенную до предела Ласку, рванул к корме.

Одет я был для похода, то есть стандартно, в повседневную одежду — синяя рубаха, зеленые штаны с лампасами, сапожки, кольчуга, две сабли и оба пистолета. Поэтому не стал возвращаться в каюту.





— Кто же это безобразничает рядом с городом? — недоуменно спросил у меня Федор. Он прижал «Беду» к правому берегу, изредка мачтой цепляя ветви деревьев, там течение было слабее, и мы шли более ходко, благо ветер дул устойчивый.

— Тут как раз-то и логичнее. Кормчий расслабился, команда тоже, атакуй — не хочу.

Звуки драки становились все ближе, пока мы поднимались вверх по реке, а когда повернули вместе с руслом реки, то увидели два сцепившихся судна. Одна красиво оформленная ладья, второй, по-видимому, разбойничий ушкуй. С момента начала драки явно прошло не так много времени, минут пять самое большое, но оба судна уже прижало к берегу течением, затолкав в камыши. Проблема, мы с нашей осадкой можем и не подойти, и так уже четырежды садились на мели за время пути.

— Стрелять будем?! — крикнул с носа Синицын.

— Потренируемся в боевой обстановке, — кивнул я.

— Пушки товьсь! — скомандовал довольный Синицын, артиллеристы тут же засуетились у пяти пушек. Вот человек, только дай ему пострелять.

Из-за того что у нас было пять расчетов, пришлось достать еще одно орудие. На ушкуе и так места мало, а стало еще меньше.

Мы быстро приближались к сцепившимся судам. Бой уже стихал, и без подзорной трубы было видно, что победили разбойники, хотя пара очагов сопротивления еще оставалось. В это время нас наконец заметили, и прозвучал панический предупреждающий крик. Отчего поднялась паника — и так понятно, с судов было хорошо видно, как сверкают лучи солнца на шлемах моих бойцов. Не купец у меня был, а боевое судно.

— Лучники, беглый огонь, — приказал я. — Постарайтесь помочь тем, кто еще сопротивляется.

Четырнадцать лучников стали прицельно выпускать одну стрелу за другой. Попадания были, я видел, как одно тело упало в воду.

Когда мы приблизились к ним на пятьдесят метров, открыли огонь пушки и стрелки. Картечью снесли десяток разбойников, что были на ушкуе, полностью очистив его. Три орудия по ним, конечно, переизбыток, но я уже говорил, тренировать, тренироваться и тренироваться. Стрелки палили по ладье, очищая ее. Два орудия были в резерве, пока три разрядившихся быстро перезаряжались.

С громким стуком рядом со мной в мачту впился арбалетный болт. Странно, местные на Руси не любят его. Вот двое арбалетчиков из команды как рожи кривили, пока не познали, что это такое. Сейчас они у правого борта пускали болт за болтом в противника. Причем еще радостно орали при попадании или ругались, когда оба попадали в одну цель.

Даже мальчишки палили из своих пистолетов, быстро перезаряжая их, так что сближались мы под плотным облаком дыма, ветер не успевал унести его, как тот возникал снова. Стреляли воины постоянно.