Дитё 2

Глядя на острие сабли, покачивающейся у него перед носом, он попытался рыкнуть.

— Ты напал на моего сына!

— Этот ублюдок твой сын? Сочувствую. Жаль, я не успел наказать его, — оглядевшись и убедившись, что мальчишка исчез, сказал я.

— Этот щенок принадлежит ему, и он может делать с ним что хочет, — проворчал папаша, утвердившись на ногах, но продолжая с легкой опаской разглядывать саблю. Толпа его поддержала. Тут он был в своем праве.

— Сколько стоит щенок? — спросил я.

— Алтын, — сразу же ответил ремесленник.

Кинув ему мелкую серебряную монетку, что было больше раз в восемьдесят, я, вернул саблю в ножны и, кивнув Али, направился дальше. Толпа молча раздвинулась, пропуская нас.

— А за нападение за сына? — громче и наглее спросил папаша.

— Действительно. Как я мог забыть? — развернувшись, я улыбнулся. Достав из кармана медную монету, подкинул ее и выхваченной саблей разрубил наполовину, одну половинку убрал обратно в карман. Другую бросил под ноги ремесленнику.

— Больше твой недоносок не стоит. Али, пошли.

Оставив за спиной недовольную толпу и взбешенного отца, мы направились к трактиру.

— Господин, он может пожаловаться страже, — осторожно произнес Али.

Я потрепал мальчика по макушке свободной рукой, сбив тюбетейку на лоб, и ответил:

— Али, запомни. Я просто так ничего не делаю. Должен он пожаловаться, просто обязан.

Мы неторопливо дошли до трактира, расположенного в старом районе города на небольшой площади, в центре которой был работающий фонтан, небольшой, но все же.

Войдя, я поинтересовался, пришли ли купец и кормчий. Оказалось, еще нет, это меня только порадовало. Поэтому, заняв отдельный столик, я сделал большой заказ, и пока его исполняли, приказал принести блюдечко со свежим молоком.

Использовать импровизированную соску не пришлось, щенок стал жадно лакать сам, когда прислуга поставила миску на пол.

Погладив напившегося щенка, я вернул его на согнутую руку, где он быстро заснул, и стал с интересом наблюдать за посетителями трактира. Можно сказать, что он был дорогим, простых прохожих и забулдыг не было. В одном я признал капитана одного из судов, он обедал вместе с двумя местными. Наверное, обсуждали условия сделки или обмывали заключенный договор. Еще двое местных. По виду — зажиточные купцы. Отдельно сидели четверо, воины, но обеспеченные. Амуниция дорогая, вид бравый, да и поесть тут дорого стоит.

Наконец двери распахнулись и вошли купец Соловейчик и кормчий Авдей. Они почти не опоздали, да и при отсутствии часов время здесь определяли на глазок. Так что неудивительно, что они вместо семи вечера, как я назначил по привычке, пришли к ужину, а это полвосьмого.

Взмахом руки я привлек к себе внимание, а то они после улицы щурились, пытаясь меня разглядеть. Вслед за ними вошел невысокий полноватый мужичок, этакий живчик. Это оказался владелец ушкуя, купец Прохоров.

Тарантас неторопливо катился по ночной Кафе, громко стуча колесами по брусчатке. Сонный Али прижимал к себе Ласку — щенок оказался женского полу. Выбор имени долго не стоял, она оказалась ласкуньей, постоянно пускала в ход влажный язык. В таверне, когда подошли приглашенные, щенок проснулся и стал лизать мне пальцы. Я опустил его на пол, где щенок, присев, пустил лужу, после чего, забавно тявкнув, попросился обратно на руки. Хозяина он во мне определил мгновенно, именно тогда только я догадался перевернуть щенка на спину и определить половую принадлежность.

Сейчас щенок, высунув язык, крутил головой, позевывая и поскуливая. Купцы, после того как перебрали, ехали с нами. Корабли-то рядом. Авдей, склонив голову, прижимал к себе сверток с рубахой. Подарки понравились всем. Прохорову, конечно, не досталось, так он и не помогал. Да он сам это понимал и не обиделся, не за что было его благодарить.

Как только тарантас прибыл в порт и остановился у ладьи Соловейчика, я окликнул полусонного вахтенного и вместе с ним перевел ослабевшего от выпитого купца и более или менее трезвого кормчего на судно. Проделав ту же операцию с Прохоровым, подъехал к своему ушкую. Пока кучер распрягал коня для ночевки — ему уже приготовили место на палубе, — мы с Али прошли в мою каюту. Мальчика я устроил на своей кровати, щенку бросил на пол старый кафтан со следами крови, на котором тот стал деловито устраиваться после обследования помещения, и вышел наружу, подышать свежим воздухом.

— Слышно что? — спросил я вахтенного.

— Час назад подходила стража, вас спрашивала. Я местный язык плохо знаю, к счастью, не успел еще выучить, но многое понял. Точно вас искали. Я сказал — не знаю такого. Вроде должны утром подойти.

— Хорошо, — протянул я задумчиво, приказав: — Перед самым рассветом, когда еще будет темно, разбудишь меня и Немцова. Не забудь.

— Сделаем, барин.

Последний раз окинув взглядом завораживающий пейзаж ночного порта, посеребренного полной луной, я вернулся в каюту. Среди покупок была и перина, на которой сейчас спал мальчик, и матрас. Вот его-то, бросив на ковер, я и использовал как постель. Раздевшись и умывшись с помощью кувшина, я подтянул под голову подушку и накрылся одеялом.

— Хозяин, — осторожно потрясли меня за плечо, — уже утро.

— Хорошо, — так же тихо ответил я, стараясь не разбудить мальчика и щенка. Оказалось, Ласка ночью перебралась ко мне под бок, а я еще удивлялся, чего так тепло. Ладно, хоть случайно не раздавил.

Вскочив на ноги и сделав пару приседаний, пока вахтенный выходил из каюты, быстро умылся над ведром.

«Блин, надо жестянщику умывальник с раковиной заказать», — подумал я, вытерся куском мягкой ткани, заменяющим полотенце, и, быстро одевшись, не забыв скрытую кольчугу двойного плетения, вышел наружу.

Как я и велел, разбудили меня хоть и утром, но еще стояла темень. Краешек луны виднелся из-за небосклона, и света пока хватало, так что я отчетливо рассмотрел кормчего, идущего ко мне от борта после отравления естественных надобностей. Вот, кстати, фигня какая, для меня, привыкшего к современной цивилизации, стало неприятным открытием отсутствие гальюна на судне. То есть моряки или справляли малую нужду с борта, или свешивали задницу. Пришлось озаботиться и этим. Нет, гальюн я не построил, хотя мысли на эту тему были, но у меня банально на это не было времени. Я поступил проще. Купил себе ночной горшок с крышкой, он сейчас скромненько притулился у меня в каюте под столом.

— Господин? — привлек к себе внимание кормчий.

— Федор, у меня тут некоторые планы поменялись. Так надо, поверь мне. Значит, сразу после нашего отъезда в Кырым ты сделаешь вот что…

Главные ворота старой столицы ханства мы пересекли в десять часов дня, когда основной поток крестьян и других посетителей ослабел, чтобы не стоять в очереди. Кафу мы покинули при открытии ворот, так что приехали вовремя. Арбы со свежим продовольствием повернули на рынок, а мы к нашему постоялому двору. Нужно доделать дела и, наконец, сваливать из ханства. Чую, терпение местных скоро лопнет. Не привыкли они к такому отношению к себе со стороны русичей.

Встреча с торговцем живым товаром назначена на обеденное время, значит, у меня еще час на сборы и подготовку к поездке. За помощь со стороны постоялого двора, где у меня уложены вещи, я отдал целый золотой, это половина стоимости самого постоялого двора, так что расплатился я сполна. По крайней мере, хозяин был очень доволен, долго благодарил, не забыв также про пояс и нож, которые я подарил его сыну.

Тарантас Асфат отдал мне вместе с кучером до завтра, а так как возвращаться на постоялый двор я не собирался, то сразу погрузил в него свои вещи, оставив их под охраной Силантия. Я взял его с собой в качестве слуги и охранника. А то на меня косо смотрят. Все сам да сам, тогда как у каждого местного есть прислуга и рабы. Вещи, конечно, лучше было отправить на корабль, но два дня назад я ехал договариваться, не зная, что куплю корабль. Сейчас же повозку с личными вещами я хотел отправить вместе с купленными рабами — с хозяином постоялого двора это было обговорено. Поэтому о вещах я особенно не беспокоился.