Страница 17 из 19
Его не решились даже поблагодарить, – солдаты, вначале жалевшие парня, теперь уже сами избегали его, словно боясь заразиться бедой. Юноша не мог не заметить этого, но только улыбался какой-то жуткой змеящейся улыбочкой.
Клодий все же считал себя обязанным хоть что-то сделать: юноша ему нравился, из него вышел бы толк при должных стараниях, но Лей опередил его. Едва встали на ночлег, он подошел сам:
– Трибун… Можно вас попросить… – произнес юноша без всякой интонации, слепо глядя перед собой расширенными глазами: таким он и был все время с налета драконов на монастырь. Он смотрел в огонь, он смотрел на дорогу, он смотрел на летящих птиц – он только и делал, что смотрел, вот только не похоже было, что бы эти глаза хоть что-то видели.
– Проси! – Клодий чувствовал и свою вину. Это было тем более глупо, что он не был ни чем обязан помогать Обители и ее монахам.
– Эти мальчики… Дрекки и Эскен… Вы не оставите их, когда… – Лей осекся.
– Лей, – трибун поднялся и положил руки ему на плечи.
И вдруг заметил нечто новое.
– Да ты седеешь, парень! – в ужасе сказал Клодий.
Юноша судорожно провел рукой по своим спутанным волосам.
– Не бойся! Мы сумеем защитить тебя! – с жалостью проговорил трибун.
Лей обратил на него искрящийся безумием прозрачный взгляд. Он был даже слишком спокоен – как и все эти дни.
– Это не имеет значения… – неожиданно сказал он, но все же очнулся немного и добавил, – Скай прав: тогда – я убивал и детей… Но ведь это я… Пусть он и мстит мне… Он ведь сам убивал и тех, кто не напал на него!! Тех, кто ничего не успел сделать! И Дрекки… Почему?!
В ответ на этот требовательный тон, Клодий смог лишь покачать головой. Как раз трибун-то прекрасно понимал, что это была отнюдь не месть, а акция устрашения.
После того, как известие о сожжении Обители разнесется по свету – а скрыть это не возможно, – мало кто захочет пойти против драконов, учитывая их способность внезапно появляться в самых неожиданных местах…
– Это не правильно! – выкрикнул в отчаянии Лей, ищущим взглядом требовательно вглядываясь в трибуна. Как будто надеясь, что вот сейчас он скажет, что все это не правда, что ему все приснилось, привиделось… и что все будет хорошо.
И снова Клодий не смог солгать. Он сказал то, во что верил сам.
– У войны не бывает правил, Лей. И у жизни тоже. Все правила мы придумываем сами.
Следовать или не следовать им – это тоже только наш выбор… И не стоит удивляться тому, что правила у всех разные!
И понял, что сказать надо было что-то иное: какую-нибудь бессмысленную безделицу, просто утешить… Мальчишка ведь остался совсем один, а вокруг него рушились привычный мир и втравленные в кровь ценностные ориентиры. Клодий смотрел в светлые глаза чистого голубого цвета, – а казалось, что видит стремительно разверзающуюся бездну, неудержимое падение… Лей снова впал в свое почти медитативное сосредоточенное спокойствие лишь и сказав с той самой странной улыбкой:
– Да… да, правил просто нет… Спасибо, славный трибун…
Клодий остался один в оцепенении и не мог избавиться от ощущения, что только что сотворил нечто страшное.
Стыдно признаться, но только за стенами Лилибея Клодий почувствовал себя уверенно, и с нетерпением ждал возвращения легата. Срок, назначенный драконом Лею, истекал, но Клодий уверился, что для парнишки ничего еще не потеряно: все-таки гарнизон это не монастырь в лесной глуши.
Хотя последние дни пути были особенно тяжкими: юноша все дальше уходил из этого мира в себя, но в Лилибее он даже стал похож на себя прежнего. Он впервые очутился в большом городе, и бурный поток новых впечатлений пробился сквозь стену внутреннего безмолвия. Впервые увиденное море, безграничный простор сливающихся земли и неба, – поразили и захватили Лея, и он зачарованно следил за бесконечной игрой переменчивых волн…
Трибун стал надеяться, что молодость, твердый характер и жажда жизни возьмут свое, и мальчишка со временем совсем оправится от потрясений. Морское путешествие, столица отвлекут его от печальных размышлений, не позволяя сосредотачиваться на них.
– Лей, – Клодий даже попытался его успокоить, – У нас еще есть время! В любой момент ты можешь сесть на корабль в Реммий, и ни один дракон тебя не достанет…
Я не стану тебя задерживать!
Лей не сразу повернулся к нему.
– Дело не в этом, – юноша поднялся, глядя куда-то в бесконечную даль, – Я все время думаю – зачем Скай дал мне это время? Не все ли ему равно, когда, как – и каким я умру? Когда есть вера, цель, смысл – все так просто и легко… А вот найти их – особенно, для того самого последнего мига – трудно… Может, именно за этим он не торопится?
– Ты ищешь то, что не существует.
– Разве? – Лей решительно покачал головой, – Если что-то должно случиться…
Если что-то есть – как это может быть бессмысленно?!
– Может, – грустно проговорил трибун в спину удаляющемуся юноше, – К сожалению, может! И нет ничего бессмысленнее смерти…
На четвертый день прибыл легат Сулла. Он был мрачен и задумчив, и подробный рапорт Клодия не обрадовал его еще больше. Как воевать с тем, кто воевать не желает? С тем, кто не возделывает полей, и в любое время может оказаться где угодно? Тратить время в бессистемных поисках, подобно монахам сожженной обители?
Объявить их вне закона? Так же как и трибун, Сулла Грецинн прекрасно понимал, что никто из местного населения не откажет дракону, потому что кара республиканских властей – угроза далекая, а ярость дракона – неотвратима и незамедлительна. Что можно противопоставить жуткому сплаву суеверий и реального страха за свою жизнь? Легат искал и не находил ответа, – а должен был! Не часто приходилось испытывать ему это чувство – бессилие, – и оно жгло его: оскорблением и бесчестьем…
– Объявить вне закона, – задумчиво говорил Авл Руффин, так же как и легат наблюдая за юношей во дворике, – Конечно… Но этого мало. Понадобятся охотники, такие же бойцы, как и они… Драконы пришли из легенд, значит в легендах надо искать и ответ. Монахи правы, легат, нет смысла подтягивать легионы к границам.