Страница 40 из 55
Имеется и документальное подтверждение тому — письмо М. А. Шолохова Харлампию Ермакову, то самое письмо, на фотокопии которого Шолохов написал строки об отношении Буденного к Харлампию Ермакову. Вот оно:
“Москва, 6/ IV 26 г.
Уважаемый тов. Ермаков!
Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года.
Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с. г. Сведения эти касаются мелочей восстания В.-Донского. Сообщите письменно по адресу — Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам. Не намечается ли в этих м[еся]цах у Вас длительной отлучки?
С прив. М. Шолохов”.
в свое время были опубликованы К. Приймой в 1979 году в сборнике “Тихий Дон”: уроки романа” без ссылки на источник — “расстрельное“ “дело” Харлампия Ермакова, где это письмо до сих пор хранится. Видимо, получив в Ростовском КГБ неофициальный доступ к этому письму (в деле хранятся две фотокопии письма, — возможно, они делались для К. Приймы), исследователь не имел в ту пору возможностей познакомиться с самим “делом” Харлампия Ермакова.
Между тем, только увидев воочию письмо Шолохова в “расстрельном” “деле”, начинаешь до конца понимать ту уклончивость и осторожность, с которыми говорил Шолохов о Харлампии Ермакове в связи с Григорием Мелеховым и “Тихим Доном”, равно как и его многозначительную оговорку, сделанную им в беседе с И. Лежневым о Ермакове в 1939 году: “… через несколько лет после демобилизации Ермакова выяснились все его провинности во время восстания и он понес заслуженную кару”.
Письмо М. А. Шолохова Харлампию Ермакову, изъятое во время последнего ареста и обыска у Харлампия Ермакова, хранится в “деле” как вещественное доказательство в особом, отдельном пакете, с особо важными для следствия документами: “Послужным списком” Харлампия Ермакова и “Протоколом” распорядительного заседания Северо-кавказского краевого суда
от 29 мая 1925 г., прекращающего предыдущее “дело” Ермакова “по нецелесообразности”.
Нам неизвестно, знал ли Шолохов, что его письмо Харлампию Ермакову фигурирует в “деле” как вещественное доказательство. Но об аресте и расстреле прототипа своего героя он не мог не знать. Именно это обстоятельство и заставляло Шолохова долгие годы занимать столь осторожную позицию в вопросе о прототипе Григория Мелехова.
Харлампий Ермаков был арестован вторично 21 января 1927 года по доносу и на основании секретного за ним наблюдения. В “деле” хранится красноречивый документ, называющийся “Выписки из сведений”. Совершенно очевидно, что это “сведения”, полученные от “секретных сотрудников”. В “Выписке” сообщается, что “Ермаков Харлампий Васильевич… во время выборов руководил группировкой, которая агитировала против коммунистов на проведение своих лиц, объединяет вокруг себя кулаков, агитирует против Соввласти, старается провести лиц, лишенных права голоса, состоит членом с/совета. Б/б [бывший белый] офицер, активный
участник белой армии, командовал дивизией, в 1917 году был избран членом Войскового круга Донской области, в 1918 году в январе месяце Ермаков был избран Председателем Вешенского станисполкома, в то время вел агитацию к восстанию против Советской власти, где по инициативе Ермакова с офицерством было создано восстание, в коем Ермаков принимал активное участие, принял на себя командование, за боевые заслуги был произведен в чин хорунжего, в белой армии состоял до 1919 года… Руководил восстанием в Вешенском районе против Советской власти, вел беспощадную расправу с красноармейцами. Служа в Красной Армии, Ермаков умеет только примазываться и вести антисоветскую работу. В 1925 году привлекался к ответственности, как руководитель восстания, дело прекращено за давностью его преступления”.
Видимо, слежка за бывшим белым офицером велась давно и началась сразу после его оправдания в 1925 году. Велась с преднамеренной, совершенно определенной целью: получить хоть какие-то аргументы для нового ареста. Повторный арест означал и новое следствие, которое на этот раз велось жестко и предвзято, было лишено и тени объективности. Следствие сразу же приняло агрессивно-обвинительный характер. Примечательно появившееся новшество: подписки о неразглашении, которые брали с вызванных в суд свидетелей.
В центре внимания следствия — ход Вешенского восстания и роль Харлампия Ермакова в нем. Из хода следствия явствует, что Харлампий Ермаков играл исключительно важную роль в восстании, был вначале командиром сотни, а потом командиром дивизии, входил в круг организаторов и руководителей восстания, принимал, будто бы, участие в расстрелах и расправах над мирным населением, сочувствующим большевикам.
Харлампий Ермаков выбрал соответствующую линию защиты: как и во время первого своего ареста, он доказывал прежде всего, что не являлся организатором восстания и оказался в рядах восставших чуть ли не подневольно, расправами и расстрелами пленных не занимался. “5-го марта 1919 года старики-казаки выбрали меня командиром сотни. Я со своей сотней участвовал в бою под станицей Каргинской, где было взято: пехоты 150 человек, 6-7 орудий и другое, — показывает Ермаков. — Некоторые из красноармейцев были приговорены к расстрелу, но я создал такую обстановку, что они остались живы”.
Свидетели рассказывают о некоторых конкретных эпизодах участия Ермакова как командира повстанцев в боях с Красной Армией, некоторые свидетели стараются по мере сил защитить обвиняемого.
“В 1919 г. Ермаков во время восстания командовал дивизией, в его отряде служил и я, — показывает Павел Ефимович Крамсков. — Однажды Ермаков во время боя взял в плен комиссара и двух красноармейцев, из них одного кр-ца убил Ермаков, а остальные направлены в штаб в Вешенскую”.
“В конце февраля или [начале] марта месяца была проведена мобилизация казаков Вешенской станицы для участия в войне. Базковским обществом было созвано собрание и порешили: поручить Ермакову Х. В. командование мобилизованными казаками, — показывает Григорий Матвеевич Топилин. — Тов. Ермаков вел командование мобилизованными казаками и во время сражений взятых в плен красноармейцев направлял в Верхне-Донской округ в станицу Вешенскую. Бывали случаи, что пленных после допроса совершенно освобождали. Расстрелов я лично не видел и о существовании таковых при штабе отряда не слышал. Взятые в плен под хутором Токинским один комиссар и 2 красноармейца, причем один из красноармейцев был убит во время схватки, а комиссара и второго красноармейца сейчас же отправили в Верхне-Донской округ, — о дальнейшей судьбе его я не знаю”.