Страница 22 из 37
Ардон раздраженно махнул рукой.
- А то вы не в курсе! У этого Забилло папаша был какой-то шишкой в Главном Штабе… Такой же скот, как и сынок. Он приезжал тогда к нам в училище, раз пять приезжал. Это уже потом, когда первокурсник пустился в бега. Хорошо, автомат с собой не прихватил и не повесился. Пропал - и все! Под Рязанью только сняли с поезда…
- Разве? - удивился Носков. - Про папашу я не слышал!
- И никакого скандала не было, Иван Семенович. Вы это лучше меня знаете. Салагу тогда отчислили с позором, а сынку объявили устный выговор. А потом дали хорошее распределение…
Профессор развел руками:
- Ну, времена такие были, сами понимаете…
- А ведь салага этот вместо Рязани мог совсем в другую сторону рвануть, - задумчиво произнес Сперанский, разглядывая что-то за окном кафе. Потом повернулся к Ардону. - А на вашем курсе было что-то подобное? Я что-то слышал о пареньке, который погиб после распределения… И его вроде тоже прессовали…
- Это Пашка Дроздов жертва «дедовщины»? - переспросил Ардон. - Что за ерунда? Его током убило. Типичный несчастный случай - самоубийств таких и не бывает! И потом, надо знать Пашку: не такой он человек, чтобы руки на себя наложить. Да и кто мог прессовать офицера? К тому же друзья его там были: Сережа Мигунов, Семаго, Игорек Катранов. Я хорошо знаю этих ребят, они бы его никогда не дали в обиду! Так что, уважаемый Иван Ильич, это полная чушь!
- Чушь так чушь, - кивнул писатель. - А можно спросить, как вы после ракетного училища на подводной лодке оказались? Странно как-то! И почему вы про камикадзе сказали?
- Да не это странно. - Ардон доел чанахи, отодвинул горшочек и со вкусом закурил. - На лодке я не в штурманах ходил, не в реакторщиках, как раз ракетным комплексом и командовал, по специальности. Другое странно. Как из офицеров и матросов советского флота делали японских камикадзе!
- И как же? - заинтересовался писатель.
Профессор тоже насторожился, поднял голову, вслушался, даже оставил на миг свой эклер. Ардон был явно критично настроен к Вооруженным силам и общественному строю России, такие вещи следует обязательно отражать в отчетах.
- Я двенадцать лет прослужил смертником на «разовой» лодке. И экипаж был «разовый». Короче, все девяносто человек - камикадзе!
- Что это значит, Марик? - доброжелательно спросил Носков, гипнотизируя каперанга изучающим взглядом.
- Да то и значит. Лодка «К-145», проекта «434», их называли «раскладушками». Потому что из легкого корпуса поднимались ракетные контейнеры - четыре с одного борта и четыре с другого. И запуск, естественно, только из надводного положения, время на подготовку - двадцать минут по нормативу. А на наше обнаружение и уничтожение по нормативу НАТО тоже двадцать минут… Успел дать залп, и тут же тебя накрыли. А может, и не успел, а тебя накрыли…
Ардон с маху погасил в пепельнице недокуренную сигарету - будто показал, как именно его лодку могла накрыть ракета НАТО. Брызнули искры.
- Ну ладно, это дело прошлое… Сейчас-то я в штабе флота обретаюсь: бумаги, телеграммы, общий контроль. Но «раскладушки» с российскими камикадзе еще плавают!
- Да, досталось вам, Марк Яковлевич! - ужаснулся Профессор. - Врагу такого не пожелаешь!
Он выпил чай, доел пирожное, довольно потер сухие ладошки.
- Славно пообедали, Марк Яковлевич! И поговорили интересно, я прямо молодость вспомнил! Даже помолодел…
Официантка принесла счет, и он поспешно полез в карман.
- Не беспокойтесь, Иван Семенович, я расплачусь, - сказал Ардон.
- Нет-нет, что вы, ни в коем случае! - Профессор вытащил кучу каких-то потертых бумажек, досадливо поморщился, спрятал обратно и сунул руку в другой карман. Однако и там он не находил то, что искал.
Тем временем Марк Яковлевич отсчитал четыре сотенные купюры, завернул их в счет и сунул под пепельницу.
- Рад был повидаться, Иван Семенович! - Он тепло пожал руку Носкову. - Я любил ваши лекции, вы так смело обо всем говорили. Даже про Солженицына… Просто удивительно!
Со Сперанским он попрощался сухо, как с чужим, неинтересным человеком. Такое отношение писателя покоробило, и он решил сорвать раздражение на сияющем, как коллекционный золотой червонец, напарнике.
- Что, Профессор, раз Ардон заплатил за всех, то деньги на оперативные расходы надо вернуть Евсееву?
Довольное выражение как губкой стерло с желтого, туго обтянутого кожей лица.
- Как вернуть?!
- Очень просто. Под расписку.
Их эмоции находились в противофазах. Чем хуже становилось настроение Профессора, тем лучше оно делалось у Американца. Пауза затянулась.
- Зачем возвращать? - наконец спросил Носков. - Поделим поровну, и все…
Тяжело вздохнув, он выудил из кармана несколько пятидесятирублевых купюр, пересчитал, разделил на две части и с траурным видом протянул половину Сперанскому. Тот нарочно замешкался. Дрожащая морщинистая рука с зажатыми синими бумажками повисла в воздухе.
- Что ж, можно и так, - усмехнулся, наконец, Сперанский и небрежно взял деньги.
Теперь он находился в отличном настроении. И не деньги являлись тому причиной.
Высшее командное училище ракетных войск стратегического назначения, по всеобщей моде последнего времени, превратилось в Академию РВСН. [2] Но, кроме вывески, во внешнем виде учебного заведения мало что изменилось.
- Все как прежде осталось, - умиленно произнес Носков, обводя рукой девятиэтажное здание из красного кирпича, асфальтовые дорожки, плац, березовую аллею. - А деревья эти, помню, курсантики на моей памяти сажали. Такие тоненькие прутики… Вон как вымахали!
- Да уж, - равнодушно сказал Сперанский, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре.
- Левой! Левой! Ногу держать! - Молодой лейтенант вел по асфальтовой аллее свой взвод. Будущие ракетчики были без кителей - в одних рубашках цвета хаки, холод- ный ветер рвал форменные галстуки. Пацаны ежились, вид у них был далеко не героический.
- А сколько я таких желторотиков выпустил! - Носков проводил строй взглядом, поправил старый берет, пошевелил губами. - Тысяч, наверное, десять!