Страница 8 из 18
Потому, что громами гремишь, в небесах проносясь,
И идут проливные дожди там, где ступишь ногой,
Словно треснуло небо, но пышет пламя из глаз,
Нестерпимо горяч лик огненный твой;
Потому что превыше ты всех, кто и нас сильней,
Потому что ты жизнь, но «смерть» имя нам,
Потому что жесток ты, хоть нет нас жальчей,
Что рассыпал, не собрать нашим хилым рукам —
Знай: хоть разбиты сердца, колени дрожат,
Губы наши слабы и дыхание сбито,
Но перед смертью с тобой откровенны мы будем,
Тогда ты поймёшь, как дела обстоят,
Всякое сердце вздохнёт и скажет открыто:
Тебя мы все дружно осудим.
Мы все против тебя, против тебя, Повелитель.
Но, на земле живущий,
Немногословен будь;
Горячность, болтовня — пустые вещи,
Их ненадёжен путь,
Покой приходит после горя и страданий,
Смирение и страх объединяют нас,
Безветрие души и самообладанье,
И твёрдость в трудный час.
Слова красивые плодов не принесут,
Сберут колючки лишь и листья отрясут,
Слова внушают радость и тревоги,
Молчанье благородное всех победит в итоге.
АЛТЕЯ
Услышав шум вестей в пределах дома,
Я поспешила в часть восточную, где зорька
Приветствует вначале бдительных богов, на солнце
Глядящих прямо, а потом и нас; внезапно
Гром от подкованных копыт и стук спешащих ног
Заполнили холодный коридор, и сполох
Явился меж колонн, что ярче света дня,
Острее, чем рассвета пламень ярый.
Блеск факелов и крики суетливые толпы,
Мельканье всадников и пыль; вождю привет,
Что возвращается уздой к узде с Эйнеем.
Что ж, радостные вести, о царя глашатай?
ГЛАШАТАЙ
Весть радостна и велика: чудовище убито.
ХОР
Хвала богам, что милосердны к Калидону.
АЛФЕЯ
Ты слишком краток: чьей рукой сей подвиг совершен?
ГЛАШАТАЙ
Рукою девы, и пророка, и Мелеагра, сына твоего.
АЛФЕЯ
То счастливо копьё, что зверя с жизнью разлучило.
ГЛАШАТАЙ
Копьё не чужака, тобой благословенно.
АЛФЕЯ
Тебя благословляю дважды за столь радостную новость.
ГЛАШАТАЙ
По слову царскому спешил к тебе, коня загнав.
АЛФЕЯ
Ты говоришь, он ждёт, прибудет лишь с добычей?
ГЛАШАТАЙ
Так битва тяжела была, что отдыхают все, царица.
АЛФЕЯ
Нам расскажи об их удачах; и пусть слуги
Цветами увенчают статуи богов, вина нацедят,
Готовя для закланья жертвы: небо милость нам явило.
ГЛАШАТАЙ
Немного к северу, там, где сгустилась чаща,
На запад от хребта сторожевых холмов,
Чьи речки лились кровью в день жестокой битвы,
В которой Акарнанию разбил твой сын, они
Оружье осмотреть и отдых дать собакам царским
Остановились: были там Лаэрт — островитянин,
И юный Нестор Геренийский, и Панопий,
Кефей с Анкеем, мускулистые гиганты,
Аркадяне; поодаль, с ними в ссоре, Аталанта
Ослабила двойную свору, псов умерив прыть,
Сверкая зубом белоснежным из-под вздёрнутой губы
И озирая всех разгорячённым взглядом,
А стрелы оперённые звенели у плеча, о бронзу ударяясь,
И лук блестел, висевший у бедра; за ней
Стоял и Мелеагр, как солнце, что весной
Из почки лист выводит, мир цветами украшая,
Славнейший средь мужей; там был Ификл,
С ним Пирифой, что поразил волшебного быка,
Эвритион божественный и славный Эакид,
Союзом брачным связанный с богами,
И Теламон, его любимый брат, и житель
Аргивы, истины свидетель, друг видений
Амфиарай; и с ними сила четверная -
Сыны твоей сестры и матери твоей;
Ещё хранящий рёв волны чужого моря
Ясон; близнец войны — Дриас, блестящий меч,
Цветок горячей битвы, и Идас, Линкей -
Острейший зреньем среди всех людей,
Адмет, женатый трижды, и Гиппас с Гилеем,
Что велики горячими сердцами.
Там отдохнув, трубить в рога принялись, поскакав
Сквозь лес и земли в ранах бешеных потоков,
Под тисами и шапками голов сосновых,
Забрались в тёмные зелёные дубравы,
И там и здесь искали — ни следа нет,
Ни запаха добычи; и сказал тогда Плексипп:
«Поможешь или нет нам, Артемида,
Кабанью твою шкуру сильными руками мы сдерём»;
Но речь прервал, не высказав всего,
Заметив там, где ил зелёный тёплого болота
В нестройном шуме тростника неспешно колебался,
Среди сырых, многоразличных трав дремотных,
Что бредя спят, виденьями кормимы,
Чудовища огромного слепую тушу.
Увидев зверя, задрожал, хвалы желая, он
И дрот двойной метнул, но дрогнула рука
И промахнулся, одержим желаньем сильным:
Горяч он духом, волей, но слаб телом,
Рука хоть ревностна, однако неверна; и древко
Сквозь тростники пробившись, в тамариска ствол
Ударилось и с силой отскочило; все застыли,
Лишь Аталанта — аркадийка псов спустила,
И ринулись они, таща ремни, и погрузились
По уши в воду, до добычи добираясь, а она,
Сказав: «Ускорь её, ведь в честь твою стреляю,
Богиня», натянула лук, спустила; тетива
Запела, отпустив стрелу, и воздух засвистел
Сырой, и по молчавших тростников плюмажам
Прошла волна, как в безмятежном море.
Но вепрь уж над водой вздымался, отрясая
Бока от ила; он дрожал от боли в ране
И ярости; огнём горели злобные глаза,
Щетина на хребте восстала дыбом,
Проваливаясь, рвался — висли на боках собаки -
Марая кровью белые цветы, траву сдирая.
Так, клацая клыками, он добрался и ударил
Гилея, и нашёл сей муж внезапно смерть,
И вечный сон в его глаза вселился.
Тогда Пелей, чрезмерно руки напрягая,
Пустил стрелу, но вбок она ушла и поразила
В подмышку левую его любезного собрата,
Поколебался тот и пал, как и стрела упала,
И пенистая кровь всё оросила сразу,
Свалилось тело, мёртвыми взмахнув руками,
Ударившись о землю с громким стуком -
Так смерть нашёл Эвритион достойный.
Удачливей была стрела кадмийца,
Амфиарая — ясновидца: наконечник
Священный зверю злобный глаз пронзил,
Пройдя под бровь кровавой этой твари,
Убийством распалённой; но вперёд упрямо
Стремился вепрь, вздымаясь, издавая рёв
Не меньший, чем рычание ручьёв конца зимы,
Когда они пену несут в желтеющее море.
Как башня, развалившись в пекле битвы,
Обломки арок, стен кидает на равнину,
Крушит внизу железные цветы войны,
Разбив обугленные члены и поверженные трупы,
Так сквозь хаос поломанных кустов и ветвей
Шумя и топая, весь в боевом пылу,
И в сторону склоняясь от клыков кабаньих,
Медлительный, неловкий от огромной силы
Анкей прорвался; но, как лёгкий снег,
Он пал, ослабли все его литые мышцы,
И члены зверь порвал, и кровь полилась,
И был растерзан храбрый воин на куски.
Герои все дыханье затаили, руки опустив,
Глядели в ужасе; но Мелеагр, твой сын,
Встал на пути у злобного проклятья,
Как камень, тверд и смел, он губы сжал,
Взгляд устремил на зверя, тело напрягая,
Упрямый подбородок опустил к груди,
Сжав челюсти, стал страшен словно бог -
Нацелил влево он своё тяжёлое копьё,
Обняв рукой рябиновое древко, и ударил;
И без замаха ранен был кабан ужасный,
Вошло оружье чрез щетину под последнее ребро,