Страница 8 из 97
Имел право.
Самодержец.
Да только слишком часто подобное стало происходить. Словно кто-то специально его подначивал, вот так вот царевича раздергивать и доставать. По делу и без…
Слишком уж в детали Алексей не углублялся. Докладывая общими мазками. Все равно иного слушатель не разберет…
Чугун, с которого все началось, выплавлялся в первую очередь в Перми. Здесь был главный центр его выпуска с опорой на местные месторождения железа.
Его изготовление тут развивалось просто взрывными темпами. И если в 1700 тут не получали ни фунта этого металла, то к началу 1704 года уже стояло три домны, выдающие порядка шестидесяти тонн в сутки в реме 2−1. Это когда две домны работали, а третья находилась на ремонте. А по итогам 1710 года уже имелось дюжина печей, только крепче и выложенные хорошо сделанным шамотом, чтобы имели цикл до ремонта побольше. Воздух в них нагнетался паровыми машинами, и подогретый. Выплавку же производили не на древесном угле, а на каменноугольном коксе, местного же выпуска.
Как итог — за десять лет с нуля вышли на 115 тысяч тонн чугуна.
Для этих лет совершенно немыслимый результат!
Чудовищный!
Целенаправленные, масштабные инвестиции и сосредоточенные усилия государства сотворило натуральное чудо. Такой объем выпуска сам собой вырос только к началу XIX века в оригинальной истории. Но то — как бурьян произрастая, без всякой внятной поддержки. А здесь при самом рьяном культивировании. Впрочем, Алексей не стремился «складывать все яйца в одну корзину». Из-за чего вторым центром выплавки к началу 1711 году оказался… Мелитополь. Руду с Керченских приисков и уголь с Донбасса свозили на больших баркасах на переплавку…
Почему Мелитополь, а не Мариуполь?
Так на начало XVIII века западное побережье Азовского моря было в общем-то пустынным. Никаких городов там не имелось. Несколько сельских поселений и все. Куда не ткни — создавать с нуля бы пришлось город. А лиман Молочный позволял оборудовать удобный, защищенный от ветров и штормов порт, чего в Мариуполе не сделать. Да и вопросы по обеспечения города водой решать было легче решить.
В остальном же…
Да какая разница? Что туда все сырье везти, что сюда. Вот по итогу 1710 года в Мелитополе и запустили три домны аналогичные пермским. И планировали дальше город развивать. Бурно. Как Пермь. С тем, чтобы выйти на сопоставимые объемы выпуска в горизонте нескольких лет, благо что переселенцы сюда ехать куда охотнее, чем на средний Урал.
В районе Курской магнитной аномалии тоже Алексей пытался изобразить что-то масштабное. С выходом на сто и более тысяч тонн в год. Но тут пока шла разведка. Обширная. Здесь оперировало двадцать семь групп, проводящие проверочные бурения. Что само по себе было непросто и являлось одной из вспомогательных целей. Научится бурить глубоко. Даже сквозь горизонты грунтовых вод.
Все заинтересованные люди уже твердо знали — руды в этих местах много. ОЧЕНЬ много. Осталось придумать как ее из земли достать. И откуда начать, чтобы поудобнее. Когда все это получится ввести в дело — не ясно. Сама по себе проходка через мощный водоносный даже с паровыми машинами на помпах — задачка не тривиальная и мало предсказуемая.
А вот на берегу Онежского озера таки уже был запущен свой центр по выплавки чугуна. Строгановым. Люди которого нашли в тех краях довольно крупное и неглубоко залегающее месторождение железа — на восточном берегу Заонежского залива, прямо у его основания. Выплавляя примерно сопоставимый с Мариуполем объем.
Имели и другие места.
Незначительные. Совокупно же в России по итогам 1710 года сумели выплавить 182 тысяч тонн. Не считая мелкую кустарщину. И все это ушло в дело — либо на пудлинговый передел, либо на литье, в первую очередь, конечно, рельсов. И его не хватало, из-за чего чугун покупался в Швеции, которая начала наращивать его выпуск под нужды России…
Для того, чтобы все это производство могло работать требовалось топливо. В первую очередь каменный уголь, пригодный для коксования. И его добывали — под Пермью и на Донбассе.
И если на Донбассе только-только все это начинало разворачиваться. То под Пермью благодаря целенаправленным усилиям правительства превратилось в мощную отрасль. Полностью покрывающей расход местного производства. С запасом, который уходил на бытовые нужды. Что потребовало впечатляющих усилий по организации переселения готовых трудится в шахтах людей. И оснащения этих шахт разными средствами механизации.
Пока — в убыток.
В сильный.
Но денег у Алексея хватало, а угля — нет. Поэтому он и не жалел их, вкладывая в такое дело. Например, оснастил шахты паровыми машинами для организации принудительной вентиляции. Что позволило, в свою очередь как-то решить вопрос с освещением. Без электричества ведь обходились. Да и вагонетки руками тягать не требовалось — паровым машины их вытаскивали с помощью канатов и прочих приспособлений. Ну и так далее.
Дорого. Богато.
В той же Европе такими вещами не баловались. Но тут и выработка получалась — порядка 250 тонн в год на человека, занятого в отрасли. В среднем. Вдвое к той, которую показывали без всех этих ухищрений лучшие шахты Европы. И Алексей продолжал изыскивать способы облегчения труда шахтеров и повышения его эффективности…
Рабочих рук то не хватало.
Отчаянно.
Из-за чего без механизации и здравой оптимизации никуда…
А там, где с каменным углем имелись проблемы, использовали древесный или торф. Последний, кстати, коксовали очень активно с целью получения «аммиачной воды» для выделки селитры.
Переработка чугуна в железо пока шла только на Каширском заводе. Во всяком случае масштабно. Здесь уже стояло 80 пудлинговых печей единого образца, которые за три 8-часовые смены совершали по 18 плавок. Получая с каждой по 2 пуда железа. Строго говоря не железа, а низкоуглеродистой стали, но этот продукт тут все называли железом из-за особенностей. Чтобы путаницы с настоящей сталью, выплавляемой тут же, в тиглях, не возникало.
Больше нигде пока переработки чугуна не велось.
Пока.
Но уже строились переделочные заводы в Казани, Великом и Нижнем Новгороде и Азове. Совокупно же к 1713–1714 году количество типовых пудлинговых печей в России царевич хотел довести до четырех сотен…
Над сталью тоже работали.
Конвертор проскочили мимо. Не будучи металлургом, Алексей не сильно понимал нюансов, да и знал о нем понаслышке. А вот с мартеновской печью экспериментировали, благо, что конструктивно она, в сущности, являлась развитием пудлинговой. И он ее видел как вживую, так и на схемах. И понимал куда лучше конвертора.
Хотя тигельной выплавки стали не прекращали.
Даже наращивали.
И проводили опыты на Каширском заводе по выпуску легированных сталей. Пусть и в сильно ограниченном объеме — только для инструментов…
Алексей рассказывал.
Петр переспрашивал.
Непрерывно. Создавалось впечатление, что тот слышал едва ли каждое третье слов. Вон как носом клевал, когда царевич в детали погружался. В отличие от присутствующего тут же шута, которого царь не дал в очередной раз выгнать. Тот слушал очень внимательно. Слишком внимательно. Вызывая у Алексея крайне нездоровые подозрения.
Проверки раз за разом показывали — этот Ваня чист. А если и не чист, то работает очень аккуратно и не подставляется. Что для столь юной персоны выглядело странно. И это только усугубляло подозрения. Но все его поведение прямо кричало об обратном. «Смазывая уши» царя лестью шут совал свой нос во всякие, не касающиеся его дела. Зачем? Ему все это было явно без надобности. Куда он их применит? А на продажи их его пока поймать не удавалось…