Страница 16 из 19
Часть 1 Глава 5
1711, июль, 5. Саратов — Удинск
Купец степенно отхлебнул чая из чашки и поставил ее на стол. На блюдце. Это был тот самый Семен Фомич, что возил линейки да гири из Москвы на продажу в Смоленск, когда вводили новую СИ.
Ныне сей торг уже не шел также бойко. И он отправился в своеобразное турне — посмотреть да послушать. Благо, что денег на распространении СИ сколотил изрядно и лавки имел по разным городам всего северо-запада. Даже в Ригу пробился.
Маленькие.
Они себя окупали и прибыль мал-мало приносили. Но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Вот и Семен Фомич желал выйти на другой уровень торговых оборотов. Для чего линейки с гирьками совершенно не годились. Вот и отправился он погулять. Людей посмотреть. Себя показать. Да подумать — откуда-куда и чего возить сподручнее. И отправиться решил в те края, где в эти годы кипела самая бурная жизнь — на Волгу. Тут и взрывной рост торговли, и перевозок, и всякого рода особых дел. Тех же новых хозяйств поставили массу. Да производящих всякое…
Прибыл в Саратов.
Погулял по торгу. Поговорил с людьми.
Там-то и узнал, что один его старый знакомец тут поселился. Уехавший из Смоленска еще до всей этой бучи с новой СИ. Вот и решил навестить его да поговорить. Он ведь если и не местный, то вон сколько тут прожил. Всяко лучше ситуацию знает…
— Вокруг города ничего особенного нет, — добродушно ответил знакомец. — Здесь всего семь колхозов. В них маис, фасоль и тыкву растят. Тебе нужно южнее ехать.
— Тыкву знаю, — произнес Семен Фомич, — а маис и фасоль это что?
— А пойдем покажу…
Прогулялись до амбара. Он начал показывать и рассказывать.
— Фасоль — считай, что горох, только крупнее. И вариться дольше. Маис же… это зерно. Видишь какие крупные и дивные колосья? Так-то вещь. Но люди его не знают и не покупают. Да и не привычно оно.
— Тыкву, как я слышал, тоже не охотно покупают.
— Так и есть. У привычки великая сила… увы…
— И кому же это все растят?
— На прокорм колхозникам да в Пермь. Там с едой не сладко, оттого все берут. И тыкву с маисом в каше мешают.
— А зачем?
— Так с тыквой больше варева выходит. Живот набить — самое то. А тыквы у нас вон какие. На загляденье. Поговаривают, что их поначалу хотели растить скоту на прокорм. Но люди тоже жуют. Особливо ежели выбора нет.
— Не глянулась тебе чем-то тыква?
— Мне? Так нет. Я то ее люблю даже. Супружница моя ее запекает с медом — вообще лакомство выходит. Но люди у нас к ней не привычны. Оттого про скот и думали. Или птицу. Что куры, что гуси, что эти… как их… индейские куры, да, тыкву хорошо едят. Но им не достается, — улыбнулся Платон Тихонович.
— Ты сказывал про юг. А что там?
— А там много чего садят. И земляной орех с грушей, и солнечный цветок, и иное. Сверх к тому, что у нас выращивают. Солнечный цветок особенно хорош. С него масло можно давить. Хорошее. У нас в Царицыне первая маслобойня стоит. Я брал на пробу. Не оливковое, но доброе и сильно дешевле. И еще с него жмых остается, которым скотину кормить можно. Тех же свиней. Так что — дело верное.
— А груша эта земляная? Что сие?
— Ты картошку знаешь?
— Ну а как же?
— Вот что-то похожее. Только можно по всяким неудобным местам высадить. Мал-мало еды даст. Она как сорняк растет. Не скажу, что сильно много или очень вкусно, чем-то на редиску похожа, только слаще, но как подмога — хороша. Ее ведь даже вдоль тынов можно сажать. В любой угол понатыкать. Покупать и возить можно только на продажу как спасительное средство, впихивая его селянам. Говорят и на Смоленщине растет и даже на юге новгородских земель. Но это слухи. Это проверять надо.
— А орех земляной?
— Орех и орех, — пожал плечами Платон Тихонович, — на вот, попробуй. — сказал он и, зачерпнув несколько штук протянул Семену Фомичу. — Шелуху только руками разломай.
Собеседник сделал что просили.
Попробовал.
— Да не кривись.
— Непривычный вкус.
— Оттого ходу мало ему. Но он очень сытный. Его в гарнизоны дальние шлют. А если подсушить да перетереть и подсолить — на масло становится похож. Таким его на корабли дают, в жестяные луженые банки закрывая. В Царицыне мастерская небольшая этим промышляет.
— Маис подсушивать да молоть не пробовали? Коли зерно сказываешь. Может из него и хлеб можно печь?
— Да кто его знает? Может и можно. Да он весь в кашу идет. Вполне приличную, хоть по вкусу люду чуждую. Привыкать к ней надо.
— А что еще на юге дивного растят?
— Сарацинское зерно — рис. В заболоченных землях дельты Волги высаживают. Особливо из далекой Аютии людишек вывезли, умеющих сие делать. Они там какие-то канавки капают да вообще странное делают. Но тут лучше самому посмотреть. Еще просто с сорго у казаков по Яику. Хотя… — задумался Платон Тихонович, — знаешь, а ведь маис молят.
— И где?
— Не у нас на Волге. Знакомец ко мне с Дона приезжал по прошлому году. Сказывал, что по нижнему его течению тоже, как у нас тыкву, фасоль и маис сажают. И там мельницы ветряные на бровках ставят. Им туда через Иван-озеро особые жернова привезли. Бочку из чугуна литую, да шары к ней. Внутрь сыплют зерна маиса, кладут те шары, да крутят бочку. Может одну такую поставили, а может и много — не ведаю. А то и набрехал. Кто же его знает? За ним такое водилось уже — любил приукрасить. Ты бы сам туда съездил — глянул. А потом мне отписал. Самому зело любопытны.
— А сам чего не поедешь?
— Так когда мне? Ты вон — в разъездах. А я дела тут веду. Не отлучиться. Видел ветряки у города? На холмах.
— Видел. Такое не пропустишь.
— То мои. Я с Алексеем Петрович ряд заключил.
— С царевичем? — удивился Семен Фомич, перебив собеседника.
— Так, — кивнул собеседник. — Я то как из Смоленска уехал? Рискнул. Пришел к нему на прием. Да удачно… Ему как раз был нужен человек для дел таких. Вот и пристроился удачно.
— Зерно мелешь?
— Дерево пилю. С севера баркасы большие спускаются с деревом, заготовленным чин по чину по Каме и притокам ее. Просушенным по уму да в сплав не пускаемым. А я тут его пилю. Чай ветра бесплатные, — улыбнулся Платон Тихонович. — На брус и доски распускаю. Их загружаю на баркасы и дальше через Астрахань в Бендер-Энзели.
— Это куда?
— В Иран.
— Куда?
— К персам. Они свою державу так кличут.
— И хороший навар?
— А то! Я уже все вложенное в мельницы отбил. Еще и опилками торгую.
— Опилками? Кому они надобны то?
— То Алексей Петрович подсказал. И даже оснастку прислал. Я из опилок кирпичи такие давлю, вроде глиняных. После просушки их как дрова можно использовать. Обрезки же и часть опилок идет на топку в этом деле. Тоже на юг везут. Денег не так много, но тоже прибыток.
— Интересно…
— Очень интересно. Так что — занят я так, что никуда не отъехать. Если поставки сорвешь, царевич голову оторвет. Вот — присматриваю за рабочими. А все ж хочет разобраться — как у них там. Больно меня эта мельница маисовая за душу взяла. Его ведь тут много растят. И говорят, что еще колхозов ставить будут столько же на будущий год.
— А что там по Дону вообще?
— Переселенцы от турка туда едут. И эллины, и болгары, и иные. И через них едут. Поговаривают, что царь-государь наш с ихним договорился. И османы откуда-то издалека нам охочих людей везут. Магометан. Светлых ликом. Но не турка и не арабы. Другие. И странные. Царевич их обзывает берберами, но мне говорили себя эти люди кличут иначе и по разному.