Страница 1 из 29
Виктория Николаевна Абзалова
О черном маге замолвите слово
Пройди свой путь!
Он ведь один и с него не свернуть,
Пусть не знаешь зачем, и не знаешь куда
Ты идёшь.
Пройди свой путь!
Ты не сумеешь назад всё вернуть,
И не знаешь пока, что в конце тупика
Ты найдёшь!
Часть 1
Что может быть страшнее агонии… Особенно, когда умирает ребенок.
«Алэ?» И что тут можно сделать: вместо ребер крошево, легкие в лоскуты…
«Алэ!» Признанные целители этим местом брезгуют. А он всего лишь врач и не умеет излечивать мановением руки.
«Алэ…» Безнадежно. Хирург отшвырнул бесполезный инструмент и вышел. Совсем — подставив запрокинутое лицо снежной мороси, сыплющейся со смурного неба.
— Доктор Фейт… — робкий голос за спиной.
— Готовь следующего, Ника. Кого там я говорил…
Возвращаясь обратно, в коридоре наткнулся на санитарку и сорвал с нее грязный передник, посоветовав вымыть им пол и постарательнее, чем обычно. И вымыться самой хотя бы раз в жизни. По больнице понеслось невидимое: гневен.
Торопясь, пока он был занят, служители торопливо подставляли, поправляли, подчищали даже то, где и так был порядок. Пьяненький со вчерашнего дня сторож срочно протрезвлялся всеми известными способами. Вечно непросыхающий доктор Ламберт еще соображал достаточно, что бы спрятаться в кладовке, надеясь, что всевидящее око дотуда не доберется. Кухарка вернула в котел с супом два из трех стащенных кусков мяса, и даже кормившиеся у помойки собаки подобрались, отряхнулись, а деловито шуршавшие крысы предпочли убраться подальше.
Только доктор Альц не прервал своих развлечений с аппетитной девицей свободного поведения, которую сам же и лечил от целого букета дурных болезней. Он работал недавно и еще не понял весь ужас того, что вкладывалось в это краткое и емкое «гневен».
О нет, доктор Фейт не буйствовал, не кричал, не брызгал слюной. Он даже голос не повышал. Но под его всеведущим взглядом, пронзающим душу насквозь, расчленяющим на мелкие мерзкие кусочки — становилось просто страшно. Хотелось убежать и спрятаться, исчезнуть насовсем. Под этим взглядом замирали испуганным сусликом, каменели, будучи в силах только выпучивать глаза и кивать. Отнимался язык, начинали трястись руки. Или наоборот прекращали, и хмель вылетал из головы за секунду. Доктор Фейт в своем тихом гневе был страшен!
По больнице пронеслось настоящее торнадо, и затихло. Только в грозовой тишине раздавалось:
— Опять спирт доливали водой! Уж если вылакали часть, не портите остального… А здесь сколько еще будет вонять дерьмом?! Почему окно до сих пор не вставили? Вас Альц, что бы месяц в больнице не было!! Заразу только разносить! Собак накормить и вывести со двора, кто опять пустил? Забор? Заделать немедленно! Помои почему не вынесены? А белье почему не прокипятили опять? И гробовщик опять не приезжал?
Другого позовите! Мертвецкая и так переполнена… Кто отраву от крыс на окне оставил? Еще сожрет кто-нибудь! Или вынюхает… Ламберт, спать следует в своей постели, а не на работе!
В суп был возвращен и третий кусок мяса, посудомойка положила на место целую булку.
Отошел он только в Библиотеке, грустно спрашивая себя, почему он так и не научился — нет, не владеть собой. Это он умел великолепно. Но не замечать или, по крайней мере, относится ко всему равнодушно. Почему и доброе и злое до сих пор вызывают в нем такой яростный отклик, который трудно заподозрить по всегда необычайно сдержанным манерам. Доктор Фейт невесело усмехнулся себе и погрузился в чтение. Запах библиотеки успокаивал.
Этот запах не спутаешь ни с каким другим: запах клея, чернил, пыли на переплетах, сырости немножко… Запах тлена. Все эти знания, чьи-то мысли, чувства были собраны и заперты здесь как в склепе.
Он работал так же напряженно, как и в больнице. Из-за массивных старых книг мужчины почти не было видно, и когда служитель негромко его окликнул, доктор Фейт вздрогнул, как будто просыпаясь.
— Уже?..
— Очень поздно, доктор, — извиняющееся ответил совсем еще молоденький юноша, смущаясь спросил, — Вам отложить до завтра?
Это было не положено, но врача знали как постоянного посетителя уже в течение лет пяти, а то и больше. И исследования, которые он проводил, вызывали священный трепет и благоговение.
— Нет, — поморщившись, посетитель потянулся, расправляя затекшую спину, — Завтра у меня дежурство. Послезавтра в обычное время, если возможно.
Молодой служитель кивнул, собирая бережно заложенные книги.
— До свиданья, доктор.
Выйдя на улицу, он понял, что действительно уже очень поздно, особенно по зимнему времени, и Сайки не тревожа его, позволил работать дольше обычного. Пока доктор спускался по скользким от раскисшего снега ступенькам Великой Библиотеки, натягивая перчатки на узкие красивые и сильные руки, огромные древние медные двери за ним все еще закрывались. Удар — отзывающийся под ногами волной: он научился не вздрагивать от этого звука и от этого ощущения, привык.
Домой идти было довольно далеко: комнату он снимал ближе к Городской больнице и самим трущобам, чем к центральной части Рои. И это время доктор Фейт потратил на то, что бы проанализировать только что прочитанное — опять ничего ценного: горы перелопаченной пустой информации, в которой не встретилось даже полезной ссылки или имени. Ничего, что бы он уже не знал.
Последнее время это случается все чаще, а к решению он так и не приблизился, хотя теперь и сам может поспорить с любым историком…
Его размышления прервал грубый голос:
— Погодте-ка, милсдарь!
У здоровенного детины, который преградил дорогу изящному худощавому врачу, была дубинка, у припозднившегося прохожего — только сумка на боку.
Доктор Фейт чему-то едва заметно усмехнулся, но тут раздался второй голос:
— Ша под шконку, убогий! Таких как ты только пальцем у параши… Разуй зенки, эт ж господин Фейт! — голос тут же сменил свои хамливо-крикливые командные интонации на заискивающе вежливые, — Вы уж простите, господин доктор, Клавви с детства на голову ушибленный! Разве мы можем вас так обидеть, после того как вы мне брюхо знатно заштопали! С того света можно сказать… А побратиму моему не дали без ноги остаться!
Темнота скрывала старшего из нападающих, но врач, по-видимому, его узнал и даже с усмешкой ответил:
— Не он ли на тебе нож и попробовал, припоминается?
— Всякое в жизни бывает, — ни мало не смущаясь отозвался голос, — Давайте мы вас проводим, мало ли что… Опять таки.
— Спасибо, я уж как-нибудь сам.
— Доброго вам здоровья, господин Фейт! А то у вас, как и у нас, главное, что бы руки не дрожали.
— Да уж! — доктор Фейт придушенно закашлялся от такого сравнения.
Однако путь он продолжил уже улыбаясь, похоже, здорово развеселившись происшедшим диалогом.
В дом он вошел через заднюю дверь, и проходя к лестнице мимо большой жаркой кухни, приветственно кивнул хозяйке.
— Доктор, вы сегодня опять не приходили обедать! — напустилась на него пухлая миловидная женщина.
— Умеренность залог здоровья, — рассеяно бросил Фейт.
— Как же! Если голод это здоровье, то я предпочитаю быть больной! Тем более, когда лечить будет такой врач, — она игриво улыбнулась.
— Молли, — доктор Фейт, не выдержал и улыбнулся в ответ, облокотившись на перила, — Я удивляюсь, как твой муж еще не подкараулил меня в каком-нибудь темном углу!
— Да что он может, — пренебрежительно хмыкнула Молли, — Сегодня телятина особенно удалась, а Хорас привез Анкарионскую «Солнечную лозу». Я для вас придержала пару бутылочек.
— Как полезно, когда хозяйка трактира в тебя влюблена! — глаза доктора смеялись, — Врядли я мог бы позволить себе такое на жалование.