Солнце мое

А прямо из коридора — жилые комнаты. Тут мы стены ещё в прошлом году новыми обоями обклеили, с симпатичными цветочными букетиками. Хоть выбрать теперь можно, а не как раньше, два вида в магазине, да и то если успеешь. Да и бумага у этих обоев потолще стала, так не расползалась от клея.

В зале у нас, как почти у всех, стояла стенка — три трёхтумбовых шкафа в ряд. В каждом посередине была открытая часть: в двух стояли книги, а в третьем, за стеклянными дверками — фарфоровый чайный сервиз (тонкий-тонкий, прозрачный, Ленинградского фарфорового завода) и хрустальные вазочки-рюмочки, которые я периодически перемывала и расставляла в новом порядке. Красиво.

Напротив стенки — диван. На самом деле, это, наверное, какая-нибудь тахта? Не сильно я в мебели специалист. Жёсткий каркас, деревянные подлокотники, шесть плотных поролоновых подушек: три — как бы матрас и три — спинка. Можно раздвинуть основание, разложить это всё и получить почти двуспальную кровать. Мне, кстати, с моим слабым позвоночником, нравилось на ней спать, пока я в бывшую мамину комнату не переехала — не слишком мягко.

Тумбочка. На тумбочке — большой телевизор с таким здоровенным кинескопом, что телевизор едва на этой тумбочке умещается. Пришлось даже тумбочку слегка вперёд выдвинуть, чтобы хвост от кинескопа нормально вошёл.

Обеденный стол с двойной раскладной столешницей.

Из зала же выход на балкон (конечно, не застеклённый).

На полу синтетический палас. На стене над диваном — большой шерстяной узорчатый ковёр. Тюль и шторы, тоже всё стандартно.

Бабушкина комната была совсем крошечная (натурально, два на три метра). Всё, что влезло — кровать, комод, да ещё один телевизор. Зато — особенно густой кружевной тюль и герани в горшках на окне — все цветущие разными цветами. Ковры, конечно, и на полу, и над кроватью.

Здесь, правда, ещё имелась та ДСПшная шкафостена, про которую я говорила. Половина открывалась на эту сторону, половина — во вторую спальню. Такая очень кондовая попытка изобразить встроенный плательный шкаф. Вроде как трёхтумбовый. Я этот шкаф не любила до ужаса. А всё моя врождённая ловкость! Как ни полезу — обязательно занозу посажу, да ещё так удачно, под ноготь, бр-р-р… Именно поэтому, наверное, встроенный шкаф во второй комнате был на две трети заполнен — вы не поверите — моими детскими игрушками. По советским меркам я была очень «богатым» ребёнком, а всё матушка, которая мимо игрушек пройти не могла. С каждой зарплаты что-нибудь да покупала мне. Мало их у неё в детстве было, должно быть, игрушек-то. Всё же, когда семья с восемью детьми остаётся без отца, это не особо располагает к роскошествам, а бабушка стала вдовой, как раз будучи моей матушкой беременной, эх…

Вторая спальня, она же последняя из имеющихся комнат, была чуть побольше, три на три. Тут тоже была кровать-полуторка, тот же набор ковров, письменный стол, заваленный моим учебным барахлом, магнитофон со стопкой кассет, тюли, шторы… Кроме встроенного, в этой комнате стоял двухтумбовый шифоньер, уже нормальный, фабричный, которым я могла пользоваться без угрозы потери конечностей.

И надо всем господствовал некоторый неизменно меня сопровождающий хаос, мда.

04. ВЗАИМОВЫРУЧКА — ВЕЛИКАЯ ВЕЩЬ!

А ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, СВИДАНИЕ

Я с некоторым унынием перебрала раскиданные по кровати вещи. Не сказать, чтоб совсем нечего надеть было.

Вот, очень даже — шифоновое бордовое в белых мелких цветочных букетиках. Прозрачное и юбка летящая, как я люблю. Вырез глубокий фигурный — сама, между прочим, шила.

Ещё одно платье было тоже а-ля Диор: верх в облипку, декольтированный, юбка колокольчиком. Голубое с веерами серых капелек. Тоже красивое, но…

Но оба они были… не очень яркими для первого свидания, что ли? Не говоря уже о чёрном цвете, который в моём гардеробе преобладал.

А мне хотелось, чтоб прям ураган! Ярко и сногсшибательно.

И тут вдруг я представила себе дальнейшее развитие событий. Вот, допустим, встречаюсь я с этим парнем, всё здорово — а зимой? В чём я зимой на свидание ходить буду? В моей жуткой куртке???

Чтоб вы понимали, в том ужасном опилочном шкафу, со стороны бабушки, хранились летом вещи, которые понадобятся зимой и весной-осенью. И среди них совершенно чудовищная куртко-шуба.

Сейчас объясню.

Когда в девяносто втором всё стало совсем плохо (и с невыплачиваемыми зарплатами, и с возможностью что-либо купить, в принципе), и накрылось уже не тазом, а крышкой гробовой, мама в отчаянии сшила мне из старого бабушкиного зимнего пальто (бабушка всё равно зимой перестала выходить из дома) и ещё более старой своей искусственной чёрной шубы нечто. Типа кагбэ куртки. Чтоб вы понимали, мех у шубы был изрядно свалявшимся, а пальто — зелёным. Нет, крой был хорошим, модным даже, но материалы… И я в этом ходила — в чём-то надо же было ходить? А на ноги были валенки, которые дядя Наиль (мамин брат) для тепла прошил второй подошвой, подклеивая её ради прочности расплавленными кусочками старых капроновых колготок. В том же шкафу они и стояли, эти валенки, завязанные от моли в ситцевый мешок.

И что-то так мне от этих всех мыслей стало грустно, что завалилась я на кровать, как стойкий оловянный солдатик, и начала страдать.

Бабушка, как раз направляющаяся к себе, увидела это страдальчество в приоткрытую дверь, зашла и присела на кровать, сдвинув мои ноги к стенке.

— И чего ты?

Я поковыряла пальцем ковёр:

— Ну… я сегодня с парнем познакомилась…

— Ага? — поощрила меня баба Рая.

Через тык-мык я постепенно рассказала бабушке про сегодняшний день и про свои мечты относительно предстоящего свидания. Разбившиеся о суровую реальность — в этом месте я снова горько вздохнула. Понятно же, что всё не то, блин…

— Ых! — бабушка досадливо цыкнула своим единственным зубом. — Слушай-ка, а там на полке в тканях куски разноцветные лежат, а?

Имелась в виду верхняя антресоль в одном из стеночных шкафов, куда мама складывала всякие купленные по случаю ткани.

— Да там ситец один.

— Не-е-ет! Залезь, посмотри. Мать там шёлк складывала, я видела. Всё равно она из него ничего шить не будет. Давай, проверь!

Внезапно замаячившая надежда взбодрила меня чрезвычайно, я сбегала за табуреткой и полезла на верхние полки стенки.

Есть! Шёлковых отреза было даже два! Цветов они были бешеных, просто вырви глаз — вполне в духе безумных мод девяностых. Одна — ярко-синяя, с огненными жёлтыми и оранжевыми розами, вторая — не менее ярко-малиновая, с какими-то золотыми китайскими узорами.

Синий кусок оказался побольше, может, даже на платье хватит! Вот с него и начнём.

— Баба, ты чудо! — я чмокнула бабулю в щёку, — Аньке позвоню, может, она дома?

— Давай!

ХОЧУ БЫТЬ КОРОЛЕВОЙ

Аня, моя лучшая со школы подруга, была обладательницей такого ценнейшего ресурса, как журналы выкроек «Бурда моден». У неё их было штук, наверное, пять! Все, правда, на немецком языке — роднёй из Германии присланные. Но схемки в этих журналах всегда были вполне понятные, так что для нас они были прямо спасением!

Я поскакала к телефону и увидела, что трубка снова съехала в сторону. Да блин! Опять, наверное, у всех паника: куда бабушка потерялась. Я сняла трубку, понажимала на рычажки для восстановления связи и набрала Анютин номер.

— А-алё.

— Ань, привет…

— Ольга! Ну ты чё⁈ Где потерялась-то? Я звоню, звоню…

— Да трубка съехала. Слушай, а «Бурда» у тебя?

— Да-а, все лежат. Заходи! Щас и Ленка с Иркой придут.

— Всё, жди!

Я объявила бабушке, что приду часов в десять, прихватила отрез и понеслась.

У Анютки мы сидели почти каждый вечер, трепались про всякое, потом она меня шла провожать, её маман всегда всучивала ей ведро с мусором, и мы ещё неподалёку от мусорки (примерно посередине, между нашими домами) стояли по полчаса, ржали, не могли разойтись! Встанем в сторонке, за трансформаторной подстанцией, и хохочем. Мамы наши потом рассказывали, что можно было в окно выглянуть — послушать наш ржач и убедиться, что всё нормально.