Солнце мое

— Да ты что! Я не знала.

Я переложила букетик из руки в руку, не удержалась и оторвала одну конфетку:

— Будешь?

— Не, я сладкое не очень.

Тэкс, запомним. О!

— А пирожок хочешь? Несладкий. Мне бабушка с собой сунула.

Не знаю, насколько дико это прозвучало, но не таскать же мне их весь день? Кавалера такое предложение, вроде, не очень шокировало. Он оглянулся:

— Вон лавочка. Сядем?

— Давай.

Мы уселись в тени черёмухи, я открыла свой портфельчик.

— Вот, смотри. Тебе три, мне два.

— А что так не поровну?

— Я маленькая, в меня больше не влезет. Бери.

— М-м, вкусно.

Пока мы сидели, у меня появилась возможность спокойно рассмотреть значки.

— А что это за крест?

— Памятный, ИВВАТУ. Специально для нас делали.

— А парашютик?

— За прыжки.

— Целых десять?

— На самом деле, восемнадцать. Следующая циферка двадцать должна быть.

— А-а, после определённого количества меняется?

— Ну да.

— Капец. Это жутко страшно, наверное? Или нет? Мне сложно представить, я высоты боюсь просто пипец как. Или надо сказать «глубины»?

Я поймала себя на том, что начинаю болтать. Паника, что ли? Спокойне́е, граждане, спокойне́е…

Задала пару наводящих вопросов, и стала слушать про прыжки. Интересно же. И вообще, мне же ещё статью про курсантов писать, блин! Надо всё повыспросить.

— О, Рупуже!

Напротив нашей лавочки остановились трое парней, и было в них что-то странное. Длинные волосы? У двоих — завязаны в хвосты, у третьего вообще по плечам, как у какого-нибудь принца из фэнтези. И какая-то манера держаться…

— Прелестная дева! — высокопарно взмахнул рукой «принц». — Знаешь ли ты как рискуешь, находясь в компании этого коварного и беспринципного типа?

Вова встал, и я уж подумала, что сейчас он ка-ак заедет этому принцу в торец, но вместо этого он с картинным возмущением ответил:

— Слышь, Феано́р, ты не опух? — и пожал принцу руку. И остальным тоже.

Так-так, любопытно.

Парни начали представляться. Сплошь, блин, какие-то эльфийские короли. И глазели на меня так… мне прям захотелось спрятать ноги и декольте прикрыть. Дайте мне чёрный плащ! А потом, толкаясь локтями, на задний план сознания выбрались две мыслишки. «Вот до чего мерянье ногами доводит!» и «Про королеву не забудь!»

И я подумала: ну чего я, в самом деле? Ноги, по результатам теста, отличные, вырез тоже делался не для того, чтоб по углам прятаться. Недавно девки в институте меня просветили, что́ на самом деле означает выражение «твёрдая тройка». Вот у меня в декольте та самая твердая тройка была. Тонкая талия. Попа вот немодная, выдающаяся, но, с другой стороны, я никогда и не мечтала об узких мальчишеских формах, так что грех жаловаться. В целом получалось то, что моя бабушка называла «фигуристая».

Так что я перестала тушеваться, вспомнила нашу Ленку с её королевским выражением (вот её бы сюда, уж она бы не растерялась) и начала благосклонно светить лицом. Парни распускали хвосты, как павлины, и это было даже забавно. Потом Феанор сбегал, притащил откуда-то гитару и поразил меня парой песен на натуральном эльфийском языке.

— На круг в среду не придёшь? — спросил один из этих эльфов.

— Да ну, ты что! В отпуске если только.

— А на треню?

— Не, — мотнул головой Вовка, — некогда сегодня.

И увёл меня.

КРИВЫМИ МАРШРУТАМИ

— И кто это такие? — спросила я, когда мы удалились достаточно от этой колоритной компании.

— Парни из иркутского клуба ролевых игр. С Феанором мы дружим ещё с Железногорска. Он меня в клуб и привёл.

— Ага, — нет, как бы всё понятно, но на самом деле ничего не понятно.

Вова, видимо, услышал сомнение в моём голосе и начал объяснять подробнее. Хотя, собственно, когда до меня дошёл смысл… Люди любят читать. И придумали себе играть в разные миры. Иногда в вычитанные, иногда в выдуманные. Прикольно. А круг — это место, где по выходным и по средам ролевики тусуются, тоже на набережной, в другую сторону от шпиля. А треня — тренировка, на которой все учатся правильно бить друг друга почти настоящим ролевым оружием.

Время потихоньку подкатывало к четырём вечера. Бабушкины пирожки, по моим ощущениям, растворились в недрах меня безвозвратно.

Мы вышли с Юности и свернули на одну из улочек старого деревянного города, по которой я никогда в жизни не ходила.

— Ты хотела бы попробовать, съездить на какую-нибудь игру?

— А почему бы и нет? Интересно, наверное, — я шла по высокому бордюру, и Вова придерживал меня за руку. На самом деле это даже не бордюр был, а утопленная боком в землю бетонная плита, и она поднималась всё выше и выше. — А «Рупуже» это?..

— Это моё игровое имя.

— И что оно означает?

— «Сволочь» по-литовски.

— Вот так!

— Да. Я сперва был Румата Эсторский. Но не тот, который Антон, сотрудник института экспериментальной истории, а тот, который дуэлянт, бабник и специалист по боевым верблюдам.

Я подумала, что если моя бордюрина поднимется ещё немного, Вова спокойно сможет заглянуть мне под юбку, и спрыгнула. Он подхватил меня и поставил на землю, но не торопился размыкать объятий. От него пахло тёплым мужским запахом и поверх, совсем прозрачно, — мужским шампунем. И его хотелось нюхать. Стоять рядом и вдыхать этот запах. И чувствовать его тепло. Что-то совершенно животное и первобытное в этом было.

Я поймала себя на этих мыслях и смутилась, осторожно выбралась из кольца его рук, хотя, по правде сказать, мне этого делать совершенно не хотелось. Но неприлично же? Он взял меня под локоть и повёл дальше, продолжая рассказ, как будто ничего не случилось:

— Но Румат Эсторских десятки. Я хотел такой ник, чтоб больше не повторялся, специально одного парня с Литвы спрашивал.

— «Ник» — это имя?

— Да, как в компьютерных играх.

— Да я не играю, откуда мне знать.

— А хочешь попробовать?

Я пожала плечами:

— Даже не знаю… А ты играешь?

— Да, мы с парнями скинулись, купили один на всех компьютер в казарму. Начали игры ставить на него — то не тянет, это не тянет. Давай скидываться ещё, уже на усовершенствование, — он усмехнулся и покрутил головой. — Я один раз, ты представляешь, как наигрался в… — (тут должно быть название игры, но, уж простите, бо́льшая часть названий игрушек у меня мгновенно выветривается, так что наигрался он во что-то с падающими сверху человечками), — на лекции сижу, открываю учебник — а они такие сверху: чк-чк-чк-чк… — он изобразил пальцами, как эти человечки падали на страницах открытой книги.

Потом последовала история, как он однажды ночь просидел в стрелялку и к утру начал воспринимать любой движущийся объект как враждебный персонаж игры.

— Ни фига себе…

— Ага.

Я оглянулась и поняла, что вообще не узнаю́, в каком районе мы находимся.

— А мы куда идём?

— В тёмный лес, к волкам, — страшным голосом сказал Вова.

— Да ну, перестань! Правда?

— Сейчас поднимемся в горку и выйдем как раз на Волжскую. Там и двойка ходит, и троллейбусы.

Рядом с остановкой сидела тётка с большим поварским термосом и неутомимо орала: «Чебуре-е-еки-беляши! Чебуре-е-еки-беляши!»

— Пирожок хочешь? — спросил меня Вова.

— Ой, нет! Только не эти.

— Боишься собачатины покушать?

— Или кошатины. Или ещё хуже… Короче, историю тебе расскажу. Страшную. Бабушкин отец зарабатывал на семью извозом, и однажды его на улице остановили милиционеры и пригласили понятым.

— Та-ак…

— Ну что, заводят его в частный дом, а там здоровенная мясорубка и детишки, человек пять, голенькие на лавочке сидят. И следы… предыдущей переработки людей. Дед вернулся и своих предупредил ни в коем случае пирожков у торгашей не покупать и со двора далеко не отходить. Это, конечно, давно было, в двадцатые, считай, годы, но пунктик у меня засел. Если приспичивает — лучше булочку, без всяких начинок.