Страница 2 из 3
Обрусевших вполне указанным выше способом людей, но сохранивших свои чужеземные родовые прозвания, встречается теперь у нас очень много среди всех сословий. Встречалось их немало и в старину, но тогда они были менее заметны, так как иноземные родовые прозвища или заменялись чисто русскими, или переиначивались на русский лад до такой степени, что прозвища эти становились неузнаваемыми и очень часто утрачивали совершенно их первоначальный иноземный отпечаток. В одной из далее следующих частей, под заглавием «О слиянии русских с иноземцами», я уже указал на то, что большая часть знаменитых наших деятелей происходили от чужеземных выходцев, потомство которых впоследствии совершенно обрусело и даже прикрылось чисто русскими родовыми прозвищами. Поэтому в настоящей моей статье я не буду вовсе ссылаться на другие мои указания, но приведу новые, и притом такие, которые должны иметь общее значение, а не касаться тех частностей, которым было посвящено упомянутое выше исследование.
Ознакомление с происхождением родовых прозваний имеет не только относительную важность в истории страны вообще, но указывает очень часто на политическое ее развитие в ту или другую пору, а также на бытовые черты и нравственные понятия, господствовавшие среди того или другого народа.
Введение у какого-нибудь народа фамильных или родовых прозваний свидетельствует прежде всего о водворении среди него гражданственности. Это один из наиболее заметных ее признаков. В простом, несложном быту не встречается необходимости в таком способе определения каждой личности по его роду. Там довольствуются только прозванием, кому-либо лично присвоенным, без наследственного перехода родового прозвища. В той среде, где нет у человека особых наследственных прав, гражданских или имущественных, он может прожить весь свой век под одним лишь личным своим именем или особым прозванием. При совершенно простой бытовой обстановке, где не существует вовсе наследственно-сословных разделений, человеку не предстоит никакой надобности знать не только имена своих предков, но даже и имя своего отца, потому что этим не обусловливаются ни общественное его положение, ни его имущественные права. Справедливость высказанного замечания подтверждается у нас в России двумя следующими примерами. Так, в прежнее время все наше крестьянство, поголовно бесправное и закрепощенное или казне, или частным лицам, не употребляло вовсе родовых прозваний, довольствуясь только крестными именами и личными прозвищами. Между тем среди горожан, пользовавшихся все-таки кое-какими правами и встречавших надобность в разных сделках по родовому имуществу, начали устанавливаться родовые прозвания. В большем сравнительно с этим употреблении были такие прозвания среди нашего купечества, именно вследствие более широких его прав, сравнительно с правами мещан, а у боярства они почти уже три столетия тому назад установились окончательно, преимущественно в силу местничества, опиравшегося на родовые заслуги. То же самое явилось необходимым для служилых людей вообще, владевших вотчинами на наследственном праве, так как сбивчивость и неясность родовых прозваний неизбежно должны были затруднять переход наследственной поземельной собственности от одного лица или одного поколения к другому. Далее мы увидим, что когда вотчинно-наследственное право окончательно установилось и расширилось, то московские служилые люди, или тогдашнее русское дворянство, заметно стало заботиться о том, чтобы насколько возможно с большей точностью определить свои родственные связи общим родовым прозванием, с тем чтобы заранее упрочить свои наследственные права, а в то же время оказывались у них противники, отвергавшие их притязания на общее родовое прозвание, как это было, например, в деле Самариных с Квашниными. В этом деле явно было заметно желание отстранить таких родичей, которые рано или поздно могли быть соучастниками в разделе вотчинного наследства. В православном духовенстве фамильные прозвания начали устанавливаться не в давнее время, так как оно представляло отдельное сословие и состояло на особом положении относительно имуществ.
Применительно к приведенному нами замечанию насчет крестьян можно сделать подобное же замечание и относительно еврейского населения как в России, так и в других странах. Пока евреи не пользовались в той или другой стране никакими гражданскими правами, среди них очень редко могли встретиться такие случаи, в которых необходимо было прибегать к указаниям на фамильные прозвища, и только в недавнее время эти последние начали устанавливаться между ними окончательно, именно под влиянием их гражданского положения и признания за ними наследственных имущественных прав. При этом надобно заметить, что только законодательство положило конец произвольным переменам родовых прозваний среди еврейского населения в России.
Родовые прозвания были в употреблении у древних греков и римлян, достигших уже известной гражданственности, но как у тех, так и у других они не считались безусловною принадлежностью каждого лица или рода и, по-видимому, главным образом, служили только признаком знатного аристократического или патрицианского происхождения, так что в употреблении таких прозваний скорее выражалось тщеславие или гордость наследственным именем, нежели его необходимость в каких-либо общественных сношениях, гражданских делах и имущественных сделках; у греков это означалось прибавлением к имени родоначальника окончания «ид», например Гераклид, Пизистратид, и такое окончание соответствует славянскому «ич». У римлян, кроме общего родового прозвания (nomen genlite), оканчивавшегося всегда на «ius», как то: lulius, Tullius, встречаются особые названия (cognomena) той или другой отрасли одного рода, например Caesar, Cicero, Scipio. У нынешних европейских народов фамильные прозвания стали являться по мере развития среди них гражданственности, но чрезвычайно редко упрочивались окончательно за тем или другим родом, меняясь обыкновенно в нисходящих поколениях, так что об общем родоначалии и родственных, по мужскому колену, связях свидетельствовали в большей части случаев не фамильные прозвания, но предания, родословные росписи, гербы и переходы земельных владений по наследственному праву, по занятиям. Такие родовые прозвания стали являться еще в XII веке и оканчивались у испанцев на «ez». Такое окончание имеет тоже значение происхождения от кого или откуда-нибудь, как и значение славянского окончания «ич». Некоторые европейские народы кельтского племени установили у себя особые признаки для обозначения родовых прозваний. Так, у шотландцев явилось слово «Мак», а у ирландцев «О», и оба эти слова начали ставить перед тем словом, которым означалось фамильное прозвание, как, например, Мак-Лелланих. Мак-Дональд, О’Рейлли, О’Доннел и т. д.; у норманнов явилась прибавка «Фиц» перед именем, обратившимся в родовое прозвание, например Фиц-Джеральд, Фиц-Джемс. Замечательно, что во многих языках, а между прочим, и у нас, прибавка эта, переделанная в латино-французское слово «vice», т. е. «вице», стала употребляться для означения связи одной должности с другой, например: vice-roi, вице-президент и т. д.
У других европейских народов главным признаком родовых прозваний – правда, не без частных исключений – сделались окончания, преимущественно означающие происхождение от отца, деда, прадеда и т. д.; особенно это стало заметно среди славянских племен, а между прочим, и у нас, русских.
У великорусов, прежде чем начали входить в употребление фамильные прозвания, долженствовавшие свидетельствовать о родовитости тех, кто их носил, – гражданское или, точнее говоря, служебное положение, а вместе с тем и отношения к верховным правителям страны стали определяться изменением личных имен, данных при крещении. Это видно из отписок служилых людей к государям.