Страница 3 из 67
Завидев очередную толпу (точнее, очередь), Пелагея страстно возжелала присоединиться к собачьей компании и погулять на улице. Но Юлиана, уловив её тайные замыслы, зашипела на неё, как змея подколодная:
— Готовься, будешь переводить всё, что я скажу. И спою.
— А разве песню тоже надо? — изумилась было Пелагея.
— Тс-с-с! Не разговаривай слишком громко! — приложила Юлиана палец к губам. — Веди себя культурно.
— Ну а в туалет-то мне можно? — шёпотом спросила та.
— Пока очередь не рассосалась, иди. Только возвращайся быстрее.
Пелагея пообещала вернуться (прежде всего, самой себе, чтобы не задать стрекача) и двинулась на поиски дамской комнаты. Когда-то она точно так же бродила по ледяному замку своего мужа Ли Тэ Ри, так что плутать в многоэтажном здании было ей не в новинку.
На этаже, где проводился кастинг, уборной предусмотрено не было.
«Спущусь-ка я ниже», — сказала себе Пелагея.
Но только она вышла на лестничную площадку, как на неё кто-то налетел. Ветер, вода, свет — в этом парне присутствовало решительно всё из перечисленного. Ветер, казалось, основательно порезвился в его каштановых волосах, а вода и свет сосредоточились преимущественно в глазах — миндалевидных, больших, убийственно выразительных.
Юноша был высок и строен, и тень притягательной усмешки таилась на его губах, словно он только что сотворил безобидную пакость и намеревался скрыть своё авторство.
— Ой, извините! — столкнувшись с Пелагеей, на нимерийском воскликнул он.
— Ты извини, — машинально на родном языке ответила та, и юноша настороженно вгляделся в её лицо.
Иностранка? Как интересно. На конкурс пришла? А почему такая красивая?
— Ты не пользуешься косметикой? — вздёрнул он бровь, когда вдруг обнаружил, что нежный румянец щёк достался Пелагее от природы и что на коже у неё нет и следа тонального крема.
— Да ну, зачем мне.
— Тебе повезло, у тебя хорошая кожа, не то, что у меня. Ты точно должна победить на отборе. Удачи!
С такими словами странный парень скрылся с глаз долой, словно его сдуло.
— Я должна победить? — в тишине лестничной клетки спросила Пелагея сама себя, и вопрос гулким эхом разнёсся по всему свободному пространству. — Удачи? Мне?
Выйдя из транса, она тряхнула головой, и непослушные кудряшки завесили ей обзор. Победить. Нигде она не собирается побеждать. У неё и номера-то для выступления нет, и наряд неподходящий, и сама она тоже не подходит и ни в какие рамки не вписывается. Нет уж. Сейчас она спустится, найдёт дамскую комнату, а потом вернётся и сделает всё, чтобы жюри оценило голосовые данные Юлианы по достоинству.
Очередь под галогеновыми лампами продвинулась всего на пару человек — этих голубчиков не взяли, и они ушли с понурой головой. Юлиана отдувалась и барабанила пальцами по тыльной стороне ладони, поводила глазами из стороны в сторону и чувствовала себя унылой бездарностью, которой тоже непременно дадут от ворот поворот.
Её уверенность в успехе полностью улетучилась, и к моменту, когда Пелагея к ней присоединилась, она являла собой комок сплошных нервов.
— Ты чего? — спросила Пелагея, заметив необычную бледность подруги.
Та вцепилась в неё мёртвой хваткой и с разнесчастным «о-о-ох» уткнулась лбом ей в плечо.
— А что, если они и меня вот так выпрут ногой под зад? — простонала Юлиана.
— Но ты же готовилась. Если готовилась, всё будет хорошо, — неуверенно сказала Пелагея. — Никто тебя не выпрет, — добавила она, — потому что я с тобой.
Юлиана криво улыбнулась. В другое время она назвала бы это утешение посредственным, но сейчас у неё в горле была сущая пустыня и язык исправно прилипал к нёбу. Вот и как в таком состоянии перед жюри петь?
Краем глаза она заметила в конце коридора водный диспенсер с одноразовыми стаканчиками и тяжело сглотнула.
— Принести водички? — мигом оживилась Пелагея.
— Да, пожалуйста, — пересохшими губами вымолвила Юлиана.
Возле диспенсера Пелагея — надо же! — опять столкнулась с парнем, который чуть не сбил её на лестничной площадке.
— Я сегодня на танцевальную практику опоздал, — сознался тот и залпом опрокинул в себя стаканчик с водой. — Меня отчитали. Сказали, в следующий раз за опоздание удвоят нагрузку. У нас тут не церемонятся, имей в виду.
— Значит, ты практикант?
— Это понятие уже устарело. По новомодному, я трейни, — ослепительно улыбнулся парень.
Сердце Пелагеи моментально провалилось куда-то в пятки. Будто бы от страха, но на самом деле от восхищения. По-хорошему, люди с такими улыбками обязаны отчитываться вышестоящему начальству, где и когда их применяют. А сам процесс «ослепления» хорошо бы приравнять к лицензируемому виду деятельности. Ибо ну куда это годится: улыбнутся тебе разок вот так, до мурашек обезоруживающе, и у тебя напрочь отшибает память — куда пришла, зачем пришла, а имя твоё как?
— Кстати, как тебя зовут? — спохватилась она, когда юноша собрался уходить. — Есть такое поверье: если два раза случайно пересеклись, на третий никуда не денемся, станем друзьями. Так что хорошо бы мне знать заранее.
Он прищурил свои потрясающие лисьи глаза.
— Не слишком-то рассчитывай на дружбу. Девушки рядом со мной надолго не задерживаются, потому что характер мой сквернее некуда.
«Кто тебе сказал, что я девушка?» — мрачно подумала Пелагея.
В самоопределении она предпочитала не пользоваться человеческой терминологией и избегала общепринятых титулов. Хтонь лесная, неукротимая, одна штука. Если бы она и взялась себя классифицировать, то, пожалуй, только в таком духе.
— Меня зовут Кю, — наконец представился парень.
— А я Пелагея.
— Пе-ла-ге-я… Слишком длинно, — поморщился тот.
Юлиана вдалеке испустила театральный вздох и прикинулась умирающей. Ах да, стакан воды. Пресловутый стакан, ради которого мы готовы стерпеть общество буквально кого угодно, например, неукротимой лесной хтони.
Добыв из аппарата воду, Пелагея коротко кивнула своему новому знакомому и поспешила к подруге.
Очередь продвигалась. Конкурсанты заходили в кабинет и выходили — кто с лёгким сердцем, кто всё равно что с камнем на шее. Директору агентства, который находился в приёмной комиссии, было очень сложно угодить.
И когда очередь дошла до Юлианы, та изнервничалась настолько, что начала заикаться. Пелагея поняла, что дело может принять нежелательный оборот, заглянула ей в глаза и положила ладони ей на плечи. От ладоней по организму Юлианы пошло тепло.
— Сейчас ты храбро войдёшь в эту дверь и выступишь, как планировала, — проговорила Пелагея, не разрывая зрительного контакта. — Ты спокойна. Внутри тебя лес. Деревья шелестят листьями.
— Деревья шелестят листьями, — послушно, как под гипнозом, повторила Юлиана. И встрепенулась. — Что ты такое придумала? Какой ещё лес? Так, всё, пусти меня. Я иду!
Она зашла в кабинет без колебаний (с трудом удержавшись, чтобы не распахнуть дверь с ноги), предстала перед жюри с гордо поднятой головой, и мастерица гипноза воодушевилась: сработал её трюк. Сработал.
— Я Юлиана из страны Зелёных Лесов, — представилась Юлиана и ткнула соседку в бок: мол, переводи давай. Пелагея перевела на нимерийский.
— А она кто? — указал на неё своим мясистым подбородком образцово лысый директор Хаджиман. Его выбритая физиономия могла бы в равной степени принадлежать как деятелю искусства, так и главарю преступного синдиката.
— Я Пелагея из страны Жёлтых Полей. Но я не участвую в конкурсе, только перевожу, — вновь на нимерийском пояснила она.
Директора, судя по всему, ответ устроил, и он снова сделался мрачным и безучастным.
— Какой у вас номер? — спросил кто-то из судейства.
— Песня. У меня песня «Во поле берёза». Пелагея, переведи.
Пелагея перевела, отошла в сторонку, притворилась, что её здесь нет, и Юлиана вступила, как только за сценой включили фонограмму. На протяжении её выступления придирчивый директор Хаджиман то и дело неприязненно морщил нос и хмурил брови. Судейство что-то отмечало карандашами в своих блокнотах. И когда песня закончилась, жюри уже собралось выносить приговор. Как вдруг…