Трясина

Вспомнив, что видок у меня, как у покойника, что от истины не далеко, я так же осторожно вернулась обратно. Осмотрелась, оценила нанесённый помещению ущерб и закрыла дверь от греха подальше. Прежде, чем сюда кто-то войдёт, нужно навести хотя бы подобие порядка. Если обитателям поместья станет известно о попытке самоубийства, при чём весьма удачной, ко мне точно приставят соглядатаев. А этого бы ой как не хотелось.

Уборку я всегда любила. В процессе можно о многом подумать, привести мысли в порядок и разобраться в себе. А как приятное дополнение — чистота и чувство удовлетворения от проделанной работы.

Но есть огромная разница между ликвидацией беспорядка в родной квартирке и восстановлением разгромленного жилища совершенно незнакомого человека.

«В целом, у неё был повод бить посуду. И разбросанную одежду тоже можно объяснить переизбытком эмоций. Хоть внебрачную дочь за это и не похвалят, но серьёзных последствий, наверное, избежать удастся. А вот от этого точно стоит избавиться».

Я подхватила сложенную вдвое записку. Свеча нашлась тут же, а вот спичек, или хотя бы их подобия, обнаружить не удалось. Наскоро обшарив каждый ящичек рабочего стола и не найдя ничего, что могло бы стать источником огня, я направилась в сторону камина.

Скромный, выложенный из крупного камня и дополненный узкой полочкой, он легко вписывался в интерьер и из общей обстановки не выбивался. Не то, чтобы я рассчитывала на дворцовые покои с золотыми стенами и полом из драгоценных камней. В конце концов, я не персонаж манхвы, чтобы попадать в другой мир и становиться главным героем. Но даже так, комната графской дочки, пусть и нагулянной, могла бы быть чуть более изысканной.

Ей же, а теперь уже мне, выделили от силы метров двадцать жилого пространства, большую часть которого заняли кровать, стол и видавший виды шкаф для одежды. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что тёмные пятна на стенах это следы плесени. А серебристые нити паутины растянуты не только в углах под потолком, но и вообще везде.

«М-да… И слуги здесь не убирались, и сама девица за порядком не следила. Судя по мозолям на ладошках, вряд ли боялась руки испачкать. Выходит, домом это место не считала и задерживаться не собиралась. Не удивительно».

Ни на полке, ни у камина спичек найти так и не удалось. Впрочем, следов золы в нём тоже не было. Будь сейчас зима, ещё можно было бы на что-то надеяться. Но цветущий и благоухающий сад за окном не оставлял ни малейшего шанса на то, что кто-то из местных «заботливых слуг» придёт разжечь огонь.

Записку поменьше можно съесть. Так себе вариант, но надёжный. Уж точно никто не найдёт. Но прощающаяся с жизнью юная леди выплеснула в мир такое количество мыслей, что они едва уместились на листе вроде стандартного альбомного. От идеи перекусить плотной бумагой формата А4 передёрнуло. Я, конечно, голодная, но не на столько же.

«Раз, два, три, ёлочка, гори».

Устало опустившись на кровать, я с отчаяньем посмотрела на несчастный листок да так и замерла. По желтоватой, покрытой скачущими сторочками чернил, поверхности расползались тёмные пятна. Бумага тлела, и через мгновение от центра начали расползаться аккуратные язычки пламени.

— А.

«То есть вот такой это мир. С магией. Хаа…Ха-ха».

Тишину, в раз образовавшуюся в голове, изредка прерывали робкие мысли о том, что я, кажется, окончательно сошла с ума. Вернуться в реальность удалось только когда огонь добрался до кончиков пальцев. Резко стало очень больно. Не сон. Я едва не отпустила горящую бумажку. Не хватало устроить пожар, только попав в новый мир.

«Стой, стой. Подожди».

Я метнулась к окну, по пути хватая с пола половинку то ли тарелки, то ли салатницы и кидая в него остатки записки. Губы растянулись в истерической ухмылке. К чёрту физику. Никогда её не любила. И в этом мире, похоже, её правилами можно пренебречь.

Бумага не горела. Языки пламени замерли, будто причудливая фигура из стекла. Опустив осколок посуды на подоконник, я, на всякий случай, сделала шаг назад и замерла. Ничего не происходило. Волшебный огонь, как послушная собака, ждал команды своей хозяйки.

«Эээ… Гори»?

И тут же, будто стремясь наверстать упущенное время, пламя полностью проглотило бумажку. Не осталось ни пепла, ни потемнений на глянцевой поверхности осколка посуды. Некоторое время потребовалось, чтобы осознать и принять происходящее. Магия. Волшебство. Как в книжках из детства. Но сейчас я создала её сама. Это было… Здорово.

Может, мне стоило испугаться? Заплакать или хотя бы пожелать вернуться домой, но зачем? Последние лет десять слились в сплошную череду одинаковых дней. Работа с утра до ночи без стабильного графика и выходных. Отпуск, существующий только номинально. Редкие встречи с друзьями, давно ставшие просто воспоминанием. Когда у нас кончились общие темы для разговоров? Кажется, давно.

Вернуться в пустую квартиру, к одиночеству и любимой, но бесперспективной работе или начать всё с начала в новом мире с магией и кто знает чем ещё? Выбор очевиден. Улыбнувшись и предвкушая захватывающий процесс сбора информации об этом месте, я взялась за уборку. Как использовать для этого новообретённую магию, я не поняла, но и по старинке выходило не плохо.

Когда уцелевшие платья отправились в шкаф, а потрёпанные, но пережившие бурю книги расположились на краю стола, оказалось, что всё не так уж страшно. Весь мелкий мусор вместе с остатками посуды я ссыпала в корзину для бумаг. Разбирать его не хотелось, да и смысла особого не имело. А вот с висящими на стенах располосованными картинами нужно было что-то делать.

Как-то так случилось, что у нас стал очень популярен абстракционизм. В последнее время аляповатые картины с разбросанными по холсту цветными пятнами и брызгами пробрались даже в редакцию. Веянье не новое, но мне, как человеку далёкому от высокого искусства, совершенно непонятное. Достаточно уже того, что я изучила необходимый для работы минимум. А больше? Нет уж, увольте.

Тем приятнее оказалось обнаружить на повреждённых холстах привычные глазу портреты, судя по всему, членов графского рода. Меня, разумеется, ни на одном из них не было. Зато глава семейства нашёлся быстро. Из всех полотен, только у него лицо не было повреждено. Знать бы, почему. Боялась ли его прежняя владелица тела на столько, чтобы даже готовясь умереть, не рискнуть повредить изображение? Или всё же питала к биологическому отцу тёплые чувства? Жаль, теперь это так и останется загадкой. А ведь выяснить, какие отношения связывали обитателей дома, было бы весьма полезно.

Конечно, если девушку ненавидели и презирали, а она отвечала семейству взаимностью, всё бы стало проще. Но если было что-то ещё, и я, не зная этого, ошибусь, поймут ли они, что место их подарка императрице занял другой человек?

«Впрочем, рассуждать об этом сейчас смысла не много».

Я протянула руку к портрету мужчины, едва не касаясь кончиками пальцев гладкой поверхности. Никаких широких мазков и ярко выраженного рельефа. Как будто попала на школьную экскурсию в Русский музей. Сейчас мало кто так пишет.

Взгляд пробежал по прямым тёмным бровям, задержался на водянисто серых глазах, с застывшими в них осколками неизвестной печали, по прямому носу и замер на тонких, поджатых губах. Правильные, аккуратные черты. Строгая осанка. Непоколебимая уверенность в своих силах. Образ с портрета совсем не вязался с тем, который я себе представила, читая прощальное письмо.

«Граф Матиас Виллар де Цероми. Вот встретимся и узнаем, польстил ли тебе художник, или мне следует перестать судить книгу по обложке».

Портрет супруги моего гулящего папаши нашёлся прислонённым к стене. Изображение пытались искромсать с особым остервенением, и крепления, державшие картину, сдались под этим натиском. Я присела на корточки, пытаясь разглядеть внешность женщины и её детей. Светлые волосы, бледная кожа, тонкие руки, как-то испуганно прижимающие поближе к себе пару похожих как две капли воды мальчишек. Невыразительная. Обычная. Но я всё продолжала смотреть, пытаясь уловить что-то, что ускользало от внимательного взгляда.