Страница 3 из 15
Глаза девочки сверкнули, повторила губами: «милая»… Будто остального и не слышала. Улыбнувшись, показала полный рот жёлтых щербатых зубов и, прижав книжку к груди, радостно выскочила из кабинета, догоняя своих друзей. По дороге все повторяла:
– Милая, милая… – пыталась запомнить интонацию, разгадать – что за ней кроется, фантазировала. В такт звучали колокола, душа трепетала: Антон Борисович… Милая…
У Антона отлегло. Напряжение схлынуло. Он постарался понять, что могло взволновать его в случившемся знакомстве, но не мог. Гадал. Неужели этот патриотический порыв подростка задел за живое. Напомнил о молодогвардейцах, боровшихся с фашизмом? Или что-то другое, более близкое и понятное, тянувшееся из прошлого, таившееся глубоко в сердце за семью печатями – в чём он и сам не хотел себе признаваться.
Казалось, что с тех пор, как поступил на службу, добровольно надел невидимый бронежилет – стал «человеком в футляре», отстранился от чувств и переживаний, от людского вскипающего горя, обжигающего грудь. И неожиданно слова этой девочки легко прошли через годами выстраиваемые преграды, задели, растормошили. Броня оказалась картонной. Вспомнил о матери, но по-доброму, не как раньше. Столько лет прошло – она стала другой, спасибо, что приютила. Мысли перекинулись на детей, жену. Разве они виноваты, что он выбрал такую работу, которая заставляет заботиться о незнакомых людях больше, чем о своей семье?
Окружающая действительность всё сильнее закручивала происходящие события в узел, жизнь менялась на глазах. И только граждане, оказавшиеся по ту сторону стола от Заботкина, оставались всё теми же беспомощными существами с правом навешивать ярлыки и ничего не знающие ни о себе самих, ни о своём будущем, прошлом или настоящем…
Скоро эта встреча забылась.
Глава 3. Новая встреча
Лампочка над дверью стала мигать. Заботкин подумал, что никого на сегодня не приглашал и вряд ли дежурная часть пошлёт к нему потерпевшего. Все знали, что вчера обмывали приказ о присвоении Антону очередного звания – капитан. Лето было жаркое, в кабинетах духота, в голове туман, в теле – тяжесть.
Оторвался от писанины. Подождал ещё немного – может, ошиблись? Устало с недовольством посмотрел на раздражающее вспыхивание. Убрал документы в стол и медленно поднялся. Вышел из кабинета. Направился по коридору к металлической двери, за которой находились кнопки звонков и ожидали страждущие. Отодвинул щеколду, приоткрыл…
Звонкий девичий голос заполнил всё окружающее пространство:
– Антон Борисович! Антон Борисович, вот! Я привела. Он сознался!
На пороге стояла давняя знакомая. Антон не мог вспомнить, как её зовут – целый год не виделись! Стал перебирать в памяти имена: Оля, Аня, Юля…
Девочка явно подросла. Лицо округлилось. Формы стали более выразительные. Выпуклости груди подчёркивала черная футболка в обтяжку с изображением черепа. Джинсы были широковаты – стягивались клепаным кожаным ремнём на пояснице. На шее и запястьях – тоже ремни, с металлическими шипами. Короткие смоляные волосы растрёпаны, как раньше, стоят дыбом, концы осветлены. Чёрные глазки-буравчики сверкают гневом из-под густо накрашенных синих век.
За шиворот она держала парня – своего одногодку. Сказать «держала» – не совсем правильно, поскольку тот был выше ростом на голову, и рука девочки тянулась вверх. Крепко сжимала в кулаке ворот рубашки сзади, скручивала, ожесточенно подёргивала. Вторая рука угрожала кулачком, маячившим перед носом парня.
Девочка периодически сбоку заглядывала ему в лицо, грозно изрекала:
– Ну, говори, говори! Вот сотрудник милиции Антон Борисович! Признавайся – крал?.. Крал?
Взгляд парня испуганно метался по сторонам, точно пытался зацепиться, найти опору. Подросток кивал с напряжением, поскольку захваченный воротник тянул назад. Хрипел:
– Ххрра-ал…
Из кабинетов стали выглядывать коллеги. Хитро усмехались и скрывались за дверьми, возвращались к работе. Антон едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Отошел, пропуская гостей внутрь. Завёл к себе и прикрыл дверь.
Девочка тут же села к столу. Парень хотел пристроиться на стул у стены.
– Стоя-ять! – громко скомандовала она, угрожающе приподнялась, набычившись по-борцовски. Парень выпрямился, встал ровно, зашептал:
– Алла, прости, я всё отдам…
Значит, Алла, – вспомнил Заботкин, обратился к девочке:
– Алла, давай, я отведу его пока в комнату задержанных, а мы с тобой поговорим.
Девочка согласно кивнула.
Антон взял парня за предплечье и повел в дежурную часть. Вернувшись, успел заметить, как Алла резко откинулась на спинку стула, убрала что-то в карман брюк и напряжённо улыбнулась. Губы стали ярче.
Усмехнулся про себя – ох уж эти женщины успела подвести! Улыбнулся:
– Ну, рассказывай, – сделал вид, что ничего не заметил.
Алла набрала в грудь побольше воздуха. Выпучив глаза, изобразила лицом крайнее возмущение, выдохнула:
– Знаете, сколько он денег упёр?.. У Катьки из шестнадцатой комнаты; у Юльки из двадцать восьмой; у Лизы из тридцать первой; даже у воспитательницы Ирины Петровны… – затараторила, перечисляя жертв воришки. – А ещё он в гости ходил…
– Подожди, подожди, – остановил её Антон, деловито спросил, – кражи зарегистрированы?
– Что?
– Ну, вы в милицию по поводу данных краж обращались?
Алла рассмеялась наивности сотрудника:
– Ха-ха! Зачем? Мы же не знали, кто воровал! А теперь – вот он! Арестовывайте!
Она села ровнее, выправив спину, закинула ногу за ногу. Но, увидев свой выставленный белый грязный кед, смутилась. Убрала ноги под стул:
– Можно закурить?
– Вообще-то я не курю, – Антон стал серьёзным, – да и тебе не надо.
Щёки девочки зарумянились:
– Да я… тоже, только так, балуюсь иногда на тусовках.
Антон сдержал улыбку. Положил локти на стол, приблизив лицо:
– Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься?
Алла замерла. Подозрительно посмотрела на оперативника и, что-то вспомнив, зарделась ещё сильнее. Залепетала:
– Я же к вам по делу, АнтОн БОрисОвич… – в памяти возникла «милая», мелодия колоколов…
Произнесла имя отчество как на приёме у логопеда – выделяя ударение, с тем же таинственным восторгом, как год назад.
И от этого странного произношения, наполненного детским благоговением, в глубине души Антона снова что-то затрепетало. Слова точно проникли под одежду, щекотали по коже. Вспомнилась прошлая встреча, прощание, выпавшая книжечка стихов. Отозвалось ощущением безрадостного детства, вожделением любви. Разлилось в душе жаром вспыхнувшего стыда. Будто без разрешения, попытался он незаметно приоткрыть ту далёкую захлопнутую в детстве дверь, но уже с внутренней стороны. Точно матери не было дома, и кто-то стучался, стучался, едва слышно… Он осторожно потеребил щеколду, чуть сдвинул её в сторону…
Чтобы скрыть смущение, Антон наклонился, распахнул дверцу тумбы стола, загремел ящиками, заглянул внутрь, пошебуршил, точно что-то искал. Достал лист бумаги и положил рядом ручку.
Сосредоточился, принял деловой вид, тихо сказал:
– Давай по порядку. Воровство – дело серьёзное. Буду вас всех допрашивать!
– А я-то здесь причём? – Алла вскинула брови.
– Ты же свидетель!..
– Я ничего не видела! – растерялась, сама непосредственность. Стала удивительно беспомощной, глаза расширились.
Антон рассмеялся:
– Раз ты что-то знаешь – значит, свидетель.
Сейчас мы это выясним! – он взял ручку и приготовился писать. – Узнала своё отчество?
– Никанорова Алла Михайловна.
– Год рождения?
– 1970, первое ноября.
Антон решил сразу оформить протокол. Подумал – раз уж воришка в клетке – зачем лишние бумаги? Потом подпишет, что по поручению следователя или дознавателя! Стал неторопливо расспрашивать и заполнять листок за листком.
– А теперь иди домой и пригласи сюда всех ребят, у которых украли деньги и воспитательницу, напутствовал Заботкин, отложив ручку. – Сейчас выпишу ей повестку, чтобы отпустили с работы.