Персональный детектив

Как, кстати, не собирался тратить силы на поимку какого-то там преступника, который прямо сейчас ничем для Кублаха интересен не был.

Глава 5. На фасетте

– Дон?

– Угу.

– Ну, как?

– Пока ноль, но я только начал. Погоди еще денек-другой.

– Есть разговор.

Дон досадливо хмыкнул. Слова «есть разговор» на языке Яна Куастики означали, что через мемо он говорить опасается. А если Куастика желает секретничать на фасетте, это что-то очень серьезное. Скажем, долгожданное сообщение о том, что Кублах встал на тропу.

– Разговаривать сейчас?

– Один-два часа погоды не сделают. Но вопрос хотелось бы решить срочно. Так что ты покопайся там пока, а в обед жду.

«Итак, даже не два часа вместо двух дней, а где-нибудь около получаса – почти наверняка придется срываться отсюда после обеда. Плохо».

Дон задумчиво огляделся. Кубическое помещение со спартанской обстановкой: кровать, тумбочка, пара нераскрытых кресел в углу, углубление для базина, камин, который камином никогда не был, а совмещал в себе оба двигателя с автономной энергетикой.

– Я что-то немного подзаблудился у вас, Куастика, – с сомнением сказал он. – Сам, наверное, быстро к тебе не доберусь.

– Ты где сейчас?

– Четырнадцать пятьдесят шесть. Здесь так написано. Если нужно заводской номер…

– Не нужно. Так… Четырнадцать…

– Пятьдесят шесть.

– …пятьдесят шесть. А, вот… сейчас. Пробираться будешь наверх. Через пять – нет – шесть этажей увидишь одиннадцать ноль восемь, оттуда налево, если смотреть на цифры. Там такой коридор будет, на шесть блоков, а в коридоре тебя встретят мои ребята.

– Орарио и…

– Орарио и Хпантазма.

– Да, помню. Еще бы такое имечко не запомнить. Я их узнаю, спасибо. Я еще минут на сорок здесь задержусь. Тут по пути кое-что…

– Повнимательнее там. Тридэшки где-то именно в тех краях бродят.

– Ага. Конечно. Минут сорок, не больше.

На этой фасетте Дон остановился после коротких, но нервных скитаний по Ареалу. Он уже начал жалеть о своем побеге. За недолгие дни свободы он умудрился несчетное число раз совершить умопомрачительные скачки от одного убежища до другого и столько же раз прийти в отчаяние. Везде его принимали с радостью, любовью, но и откровенным страхом, отовсюду его очень вежливо гнали. Что неудивительно – никому не хочется связываться с человеком, к которому пусть хоть свято относишься, но которого никак, даже при самом горячем желании, невозможно спрятать.

Дон, еще не старик, но уже и не юноша, весьма и весьма умный, в некоторых вопросах остающийся «вечно молодым», обнаружил вдруг, что есть у людей, даже самых отчаянных, предел самопожертвования – им не нравится жертвовать собой просто так, и им перестают нравиться те, кто от них этого ждет.

Он улыбался, благодарил, говорил или – по обстоятельствам – давал понять, что все понимает, не обижается и ни секунды лишней никого подвергать опасности не собирается. Когда люди понимали, что вот прямо в настоящее время нешуточная угроза отсутствует, потому что, со слов Дона, его джокер, некто Кублах, еще не на тропе, они порой предоставляли ему убежище на несколько часов – но не больше. Дон за эти дни потерял несколько друзей, ни секунды не потратив на ссоры, а одним своим появлением поставив их перед выбором: быть сволочью или по отношению к себе и своим, или только по отношению к Дону.

Он много о чем не подумал, Дон. Он, выяснилось, до сих пор не привык к тому, что у него есть собственный и неизбежно побеждающий охотник.

В бессмысленных поисках хоть сколько-нибудь надежной норы, которой не существовало во всем мире, Дон попал на фасетту Куастики. Фасетта, которую он посетил до того, оказалась насквозь криминальной, там для начала Дона вознамерились без лишних церемоний прикончить. Дон не обиделся, нескольких покалечил, но не убил, что было оценено, а затем позаимствовал вегикл с хорошей частотой, насквозь провонявший наркотиками и «проникающей» рыбой шамма – основными товарами контрабанды обитателей фасетты, – и в спешке убрался.

В прежние времена Дон считал фасетты идеальным убежищем, ибо таковым они и были. Первые фасетты появились с полвека назад, когда специально для любителей Большого туризма, обожающих огромные скопления себе подобных в самых несуразных местах, транспортная корпорация «Сине аир, Т.А.» приступила к производству так называемых «блочных» прогулочных вегиклов. Имели они очень средние ходовые и нырятельные параметры; были при этом из-за удешевления весьма уродливы на вид и неудобны в работе, а также оборудованы лишь узаконенным минимумом удобств, однако обладали тем достоинством, что могли легко собираться в огромные, хотя бы даже и многокилометровые конгломераты, – назывались они фасеттами, или сборами. При соединении между вегикл-блоками автоматически устанавливались энергетическая, сигнальная и информационная связи; автономные системы жизнеобеспечения тут же дополнялись сервисом из центрального коллектора. Конгломерат таким образом мгновенно превращался в идеально работающую структуру городского, а то и малопланетного типа, очень быстро собираемую и очень удобную для гранд-туристов.

Последние, однако, к фасеттам большого интереса не проявили – в чем-то здесь маркетингеры «Сине аира» немного ошиблись. Били потом себя в грудь, и каялись, и объясняли, что, по-видимому, дело в том, что гранд-туристы по какой-то странной, никуда не лезущей этике презирают все удобства – им подавай Вселенную в чистом виде.

Однако в убытке корпорация не осталась, а, наоборот, получила от фасеточных вегиклов колоссальные прибыли. Обнаружилось у них одно достоинство, несущественное для гранд-туристов, зато необходимое для другой части потребителей, на которых корпорация – во всяком случае, по словам ее представителей – поначалу вовсе и не рассчитывала.

Фасетты не только собирались очень быстро, но и разбирались в мгновение ока. Это их свойство оказалось образцовым для тех, кому необходимо прятаться в космосе и при этом иметь постоянный адрес. Поэтому на самом деле селились в них не благонамеренные гранд-туристы, а отъявленные преступники: пираты, контрабандисты, охотники за «мантиями» – запрещенными к отлову солнечными медузами, очень дорогими и неуклонно вымирающими, – отшельники, изгои, космоломы и прочий не ужившийся с цивилизацией люд. Как только фасеттой начинал интересоваться полицейский вегикл, структура тут же разметывалась по кирпичикам, да и сами кирпичики тут же испарялись в ближайшем – как правило, очень близко расположенном – входе в Полость.

Поскольку сигнал к распаду фасетты должен подаваться из одной точки, учитывая безответственность, а порой и гадостность контингента, на любой фасетте порой демократически, но чаще силой назначался президент – Человек с Кнопкой, – который в зависимости от личных качеств захватывал большую или меньшую порцию власти. Как-то так повелось, что Человек с Кнопкой где номинально, а где и фактически отвечал не только за безопасность фасетты, но и за порядок на ней, а иногда и за процветание ее постоянных обитателей.

Например, известна была фасетта, многие десятилетия добивавшаяся от властей Ареала статуса государства с правом независимости, неприкосновенности, торговли, установления официальных отношений с другими Субъектами и прочих совершенно на самом деле ей не нужных глупостей. Кончилось все тем, что фасетту в один прекрасный день заставили распылиться, причем навсегда, одновременно изрядно пошерстив ее обитателей.

Фасетта, на которой прятался Дон, была сравнительно некриминальной и спокойной. Там жили главным образом хнекты, никакого существенного вреда моторолам не приносящие, но считающие, что те спят и видят, как бы их отловить, и потому надо хорошенько спрятаться. Благодаря сверхъестественно высокой образованности они очень хитро укрылись в одной из топологически труднодоступных точек. Фасетту хнектов тут же облюбовали отшельники и космоломы, и, хотя чуть позже на ней обосновалась пара-тройка контрабандистов среднего уровня, жили там очень спокойно и хорошо.