Маморитаи

Тянущее чувство в груди, казалось, было способно сломать рёбра. Крик застревал в глотке, тремор завладел пальцами, отчаянно цепляющимися за отстранившуюся сестру, возжелавшую в последний раз заглянуть в родные глаза, чей огонь ужаса мог сжечь весь мир. И глядя на побледневшего Итачи, и смахивая теряющими материальность подушечками пальцев чужие солёные капли, вся когда-либо жившая обида рассосалась, как не бывало. Изуна широко улыбнулась, последний раз гладя носогубные складки на лице самого любимого человека в её жизни и будущем посмертии. Даже если за чертой окажется самый жестокий дьявол, поджидающий её, Изуна не станет жалеть о том, какую судьбу для мира выбрала. Судьбу, являющаяся исключительным, будущее, где родной человек жив, здоров и силён, где никто не причинит ему вред. Плевать, что в этой версии целый мир понёс глобальные человеческие потери, а земли пришлось утопить в море крови, оставляя гнить сотни миллионов невинных.

— Изуна.

Столь легко произнесённое имя — столь многое понятно в дрогнувшем голосе.

Не уходи. Останься. Не умирай. — кричал тот безмолвный взгляд, а губы поджимались, будто на них повесили замок. Все слова застревали в горле, забитые под надёжной невидимой преградой.

— Итачи, — тёплый тон не скрывал грусти, но эта печаль, сквозившая в ней, не превышала уверенности. Она не о чём не сожалела.

«Прости, любимый старший брат. Прости, и прощай» — отвечала та, едва сощуриваясь из-за накатывающих слёз.

Секунда. Он в смирении улыбается. Вторая.

Итачи тянется медленно, будто это растянет мгновения её жизни. Он дарит нежный поцелуй в лоб, прежде чем, сверкая прощальной улыбкой, Изуна не исчезла. Распалась в сизой массе, снесённой последним ветреным порывом. Окружающая иллюзорная природа стала затухать вместе с сознанием и не требующий ответа вопрос поставил окончательную точку: Почему с её уходом внутри что-то сломалось?…

***

Солнце. Жалящее, палящее, безжалостное к простым смертным, оно удивительно мягко падало на конусообразную крышу недавно отремонтированной резиденции, осветляя тёмные тона черепицы. Лучи скользили вниз, как поток водопада, лились на сухие песочные дорожки, с высеченными скрупулёзно ветвистыми линиями, огибающими крупные красивые камни, выставленные по особой, ведомому лишь хозяину, композиции. Они заполняли весь сад, плавно переходя по утонувшим в песке плитам, сквозь длинную арку к, до абсурда, симметричным гальковым тропам. Эта сторона резиденции ощутимо отличалась пышущей растительностью, лёгкой прохладой от окантованной крупными валунами пруда, где плещется семейство карпов, разбавляя умиротворённую тишину водными шлепками и брызгами.

Путь к деревянной беседке красят крупные синие ирисы, плавно сменяющиеся цветущей гортензией и обтекающими её вокруг ликорисами, чьи лепестки пропитались алой жидкостью. С них словно свисали кровавые капли, но так и не окропляли душистую землю.

За дубовым столом, на мягкой ткани диванчика уютно расположился молодой человек, чью кожу не способен был испортить загар — она из месяца в месяц радовала своей излишней белизной. Летний ветер придавал свежести в столь жаркий сезон, играясь в длинных, не скованных резинкой волосах, густыми прядями прятавших небольшие рожки во лбу.

— Брат.

Спокойный, но с ноткой раздражения голос обратил на себя внимание Итачи. Он прервал чтение не самой интересной отчётной сводке за последний квартал, мысленно делая заметку обратиться к бухгалтеру клана, и поднял голову.

— Саске, — тёплая улыбка сама вырвалась из пут контроля.

На мгновение младший Учиха явно заколебался, однако упрямо сдвинул брови к переносице, резко наклонился, отчего короткие чёрные пряди колыхнулись, и у носа Итачи упали результаты медицинского осмотра с кучей сданных анализов. Медкарта завершила стопку, нагло закрывшую отчётность. Единственное, что торчало сквозь подобную кучу — контрактация. Помятая.

Итачи в ожидании приподнял бровь.

— Ни следа от заболевания, — буркнул Саске, сложил руки на груди.

— Мы это выяснили ещё год назад. Хотя в то время я бы предпочёл, чтобы ты больше заботился о своей реабилитации.

— Ты не понимаешь, брат! Даже Десятихвостый не смог бы выдернуть корни у той болезни. Он, как объяснил Сенджу-сама, непреднамеренно лечит только физические повреждения.

— А болезнь не связана с физическим состоянием?

— Ты меня понял, — передёрнул плечами, а от снисходительного взора старшего брата вовсе скривился.

— Твоё беспокойство приятно, Саске, — тихо засмеялся Итачи, сложил руки в замок на столе и уткнулся подбородком в сцепленные пальцы — Спасибо, но прошу прекратить каждый месяц заманивать меня в больницу. Полагаю, у уважаемых ирьенинов без нашей помощи есть достаточно хлопот.

— Это их работа — поддерживать твоё здоровье, как у Главы малочисленного клана-основателя. Тем более, я бы не беспокоился так сильно, если бы ты не шлялся каждый месяц непонятно где.

Саске покосился на старый дневник на краю стола и сдержал раздражённый вздох, пока Итачи невозмутимо смотрел на него, не собираясь пояснять свои странные решения.

Вдруг с безоблачного неба, словно из ниоткуда, рядом с локтем Итачи приземлился белый орёл. Птица столь пронзительно оглядела младшего Учиха золотыми глазами, что по спине пробежал холодок.

Вопреки ожиданиям Саске орёл мягко потёрся о запястье Итачи, ища заветной ласки и получая ее в ответ. Порой Саске казалось, словно его где-то дурят и скрывают что-то. Он даже догадывается с чем этот секрет связан, поэтому специально не желает лезть в бездну, носящее имя сестры. Кто знает, что было у неё на уме, когда она воскрешала Наруто, как задержала Четвёртого со Вторым на земле в живой оболочке. Зачем…

Саске прервал нить мучающих на протяжении всего года мыслей, кисло скривился, отвернулся от заметно повеселевшего брата, бормоча:

— Иногда я чувствую себя лишним. Наверное, лучше было бы умереть на войне — так должно было случиться.

— Не смей столь безмятежно заявлять подобную чушь, — ледяной тон хлестанул Саске, как накалённый прут. Он вздрогнул, с расширенными глазами посмотрел на серьёзного брата, не ожидая, что на него обратят какое-либо внимание.

— Это… — он напряжённо выпрямился, скрывая сжавшийся внутри неприятный клубок, вызвавший скованность в конечностях — Моя жизнь окончилась тогда. Я обязан был умереть! Потому что сейчас, да даже спустя чёртов год, я брожу по непривычно пустынной деревне как призрак! Новые миссии для меня — глоток свежего воздуха, но они слишком редкие, чтобы ими насытиться! В остальное время ноги приводят либо на кладбище, либо к тебе, но ты…Ты вечно занят, поднимая и восстанавливая дела клана, налаживая поставки продовольствия для кланового квартала, для заселившихся сюда арендаторов, для Конохи, помогая Какаши, а остаток месяца тебя вовсе непонятно где носит за пределами деревни, хотя никаких миссий ты не берёшь! Вот как почувствовать себя нужным, живым в подобной ситуации?!

Короткий стрёкот орла поставил точку в импульсивном спиче младшего Учиха. Повисшая неловкая, напряжённая тишина не играла роли для плещущихся недалеко карпов, для шелеста листьев, поддающихся ветру, ни для жужжания перелетающих с бутона на бутон пчёл. Никому не было разницы, что между последними Учиха накалился воздух, разогреваемый их взглядами.

Первым контакт прервал Итачи. Он опустил взгляд на гладкую поверхность стола, упёршись в ровные строчки иероглифов, исписанных спешащей рукой ирьенина — вот кого точно заставили работать там, где в помощи нет нужды.

Саске пытался успокоить бешено стучащее сердце с учащённым дыханием, но ничего не получалось. Лелеемая обида выпустила когти в самый неподходящий момент, отчего вина, поднявшая голову, ужасно душила. Его душевные проблемы не должны отягощать Итачи. Старший брат взял на себя все возможные заботы по обеспечению их комфорта, лишая себя малейшего отдыха. Он резиденцию отремонтировал, когда как сам Саске много лет избегал даже войти в родной квартал!