Страница 4 из 13
Насчет греческой героини Хлои я, конечно, тоже была виновата сама. Что делать, если гости постоянно обсуждали при ребенке греческое восстание и слегка, а иногда и не слегка осуждали правительство за то, что не хочет прийти на помощь эллинам, истребляемым турками. Вот дочка и решила быть последовательней – отправиться спасать несчастных греков.
Само собой, дочку ждала еще одна, сугубо келейная лекция. Непростая – я не могла прибегнуть к самому простому аргументу: оружие не для женщин. Столько говорила ей про Жанну Д’Арк, а тут… От балды сообщила, что девочки раньше четырнадцати лет никогда оружие в руки не брали, даже амазонки. Кажется, опять была убедительной.
Примерно тогда же выяснилось, что Лизонька, когда приходят гости, слушает не только разговоры о греках. Выяснилось это благодаря дочкиному альбому. Грамотные дети заводят блоги во все времена, не исключением стала и моя. С самого начала мы договорились, что есть дневник, который можно никому не показывать, и есть альбом – он существует для всех. Так и не поняла, ведет ли дочка дневник, а вот альбом у нее был. Я заглядывала в него не меньше двух раз в месяц, конечно же по приглашению владелицы, иногда подправляла рисунки и находила ошибки в записях. Часто Лизонька была инициатором сама: иные ровесницы-завистницы испытали бы искреннюю радость, обнаружив отсутствие запятой.
В очередной раз я открыла альбом. Посмотрела на новый рисунок. Вдохнула-выдохнула, досчитала до пяти и спокойно спросила дочку:
– Лизонька, а что этот дяденька делает с другим дяденькой и почему остальные люди смотрят на это и смеются, хотя мне не смешно?
– А эта картинка – про стишок, который я услышала, когда к нам в гости офицеры приезжали, – радостно ответила Лизонька и тут же прочла стишок:
Я повторила внутренний счет и принялась объяснять в общем-то уже знакомые Лизоньке вещи. Нельзя не то что радоваться насилию, тем более смерти, но даже и любоваться на это с интересом. Вспомнила, как нам удалось спасти Зефирку от поедания удавом. Зефирка, наша чудесная кавказская овчарка, присутствовавшая при разговоре, будто сама вспомнила и заскулила. Я предложила Лизоньке вообразить, приятно ли ей было бы увидеть в чужом альбоме, как змея переваривает щенка.
В итоге пробудила в ребенке добрые чувства и получила обещание: не слушать глупостей, которые говорят дяди, выпившие вина. Что касается картинки – ее вырезали и предали огню. Что касается гостей – в нашем доме появилось правило: никаких разговоров об официальных лицах.
К одиннадцати годам Лизонька стала шалуньей-помощницей. Не раз бывало так: она появлялась в моем кабинете.
– Мама, все уроки сделаны! Можно прогуляться на Дэзи?
Я не сомневалась, дочка заслужила прогулку на пони, подаренном на прошлые именины. Но прибегала к простенькой хитрости:
– Конечно, Лизонька… Помоги, маме, пожалуйста. Все секретари заняты, а мне надо срочно отправить ответ в Таврическую губернию, где мы недавно приобрели поместье. Управляющий пишет: своего скота недостаточно, взял в аренду в немецкой колонии шесть пахотных волов. Вспашут наши работники, оплатить надо только скотину – отдать с урожая за неделю работы пуд зерна. Я думаю, будут работать полторы недели. Рассчитай, мой свет, сколько нам осенью надо отдать пшеницы.
Лизонька наморщила носик и принялась за расчеты. Я проверила, улыбнулась.
– У тебя лишний пуд по ошибке или нарочно?
– Нарочно, маменька, – бодро сказала дочка. – Управляющий пишет, что быков дали сразу же, а бис дат, кви цито дат: дал быстро – дал вдвойне.
Я похвалила Лизоньку. К латыни мы ее приучили множеством афоризмов, которыми перебрасывались с Мишей. Теперь она, кроме французского, английского и немецкого, может сконструировать несколько фраз на мертвом языке, вполне живом в медицине и юриспруденции. Ну и, кстати, стала с особым энтузиазмом изучать латынь, когда поняла, какое это оружие в беседах с некоторыми заносчивыми ровесницами, критикующими ее французский. У юной княжны Голицыной, или Ливен, кормилица из Прованса, а у Лизоньки акцент «тре маль». Немецкий юные княжны знают, иногда и английский. А вот задвинуть им на латыни – и никакой кичливости.
Когда сегодня пожалуют юные гости, начать кичиться могла бы сама Лизонька. Если бы не знала, что это «тре маль». Потому что никому из ее ровесников в России, а может, и во всем мире, такого еще не дарили.
Между прочим, мальчики уже знали о подарке. Алеша и Саша встали раньше сестренки. У них своя комната, ведь Лизонька почти барышня. Теперь они шли за мной, тихо, как заговорщики, и вели подарок, стараясь не шуметь.
Глава 3
Едва мы подошли, героиня дня сама распахнула дверь. В зеленом платье, бежевая шляпка – настоящая царь-девица.
– С днем ангела, милая, – сказала я.
– Спасибо, маменька, – ответила Лизонька с вежливым поклоном. Вежливость далась ей непросто – Лизонька пристально глядела на подарок. Обычный для девочки из моего времени, но для ребенка начала XIX века более неожиданный, чем если бы на пороге стоял слоненок. Ведь слонов она видела, правда на картинках. А такую игрушку – впервые. И сразу же поняла, для чего она предназначена.
Самокат. Уже изобретенный к тем временам в Англии и Германии, но там он громоздкий, тяжелый. Развлечение для взрослых экстравагантных чудаков. А вот наш – легкий, удобный, классической для XX века формы.
Для этого пришлось постараться. Несколько вечеров я и Миша, временно забросивший свои расследования, провели в особой мастерской, ключи от которой имели только мы, а еще для надежности установили механический кодовый замок. Кстати, именно на этот секретный объект – небольшое помещение внутри механического цеха – мы перенесли все оружие, кроме пистолетов мужа.
Конечно же, кроме самоката, супруг развлекался и более интересными вещами. Как-то вечером он вызвал меня из дома по внутреннему телеграфу. Провел в особую мастерскую.
– Знаешь, чем я занят? Любимое развлечение военрука – собираю и разбираю калашников, – азартно сказал он и отдернул парусину.
Если скепсис может смениться ужасом, это был тот самый случай. Да, без приклада, но машинка для человекоубийства действительно напоминала самый знаменитый автомат XX века.
– Если бы меня услышали на любом профильном форуме, застрелили бы без патронов, – смеясь продолжил муж. – Конечно, это не калаш, а усредненная автоматическая штурмовая винтовка середины XX века. Изготовить оказалось не так и трудно. Федосеич сделал коробку и пружины, а Шульц – нарезку ствола, ничего не зная о существовании магазина. Тем более и патронов для него нет. Здорово было бы, – продолжил он со знакомым вдохновением мальчишки, дорвавшегося до оружия, – разобрать его, спрятать ствол, показать всем современным Кулибиным и спросить: для чего эти потроха?
– Милый мой, – заметила я с интонацией ледяного горного ручья, – по закону всемирного несчастья такой гений как раз найдется, все поймет, запомнит и воспроизведет, не у нас, так в Лондоне. Мы ведь с тобой договорились.
Супруг мгновенно переключил бойцового кота на кота Леопольда.
– Патроны не сделал и не собираюсь. Сейчас все будет разобрано. Пружина пойдет в экспериментальный автомат по продаже пряников, магазин приспособим для леденцов, а нарезным стволом в эти годы уже никого не удивишь. Любой… ладно, почти любой оружейник скажет, что нарезки в стволе увеличат дальнобойность, но уменьшат скорострельность.
Я кивнула, с улыбкой созерцая, как муж, опять став мальчишкой, разбирает автомат с закрытыми глазами. Вообще-то я не беспокоилась, насчет оружия мы говорили не раз. Миша не сомневался: он легко сформирует конструкторский коллектив, который за год работы создаст простой, но действующий пулемет… Вот только зачем? Массовый выпуск такого оружия легко освоит тульский завод, но заводы в Манчестере и Лидсе освоят еще быстрее – такие секреты долго не держатся. Поэтому мы сообща решили: драконов на волю не выпускать, и Мишины оружейные эксперименты не шли дальше капсюльных револьверов – их и так начнет штамповать Кольт через полтора десятилетия. Не грех его опередить и на этом подзаработать. А заодно «прокачать» хоть какой-то элемент будущей российской промышленности.