Инцидент. Сборник рассказов

***

Когда Лиза, усталая и разбитая, к вечеру вернулась домой, её ждал ещё один неприятный сюрприз. Дверь квартиры оказалась незапертой. Сначала она подумала, что сама забыла её запереть, но, войдя в комнату, поняла, что дело обстоит намного хуже. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: стулья лежали опрокинутыми, ящики шкафов и комодов выдвинуты и содержимое их раскидано по ковру. Даже книги с полок валялись все на полу. Первым делом Лиза бросилась к документам и деньгам, которые потихоньку скапливала на чёрный день. И те, и другие оказались на месте в целости и сохранности. Драгоценностей у неё вообще никогда не имелось. Что же искали тогда воры? Лиза в бессилии уселась на пол и, окидывая бардак беспомощным взглядом, пыталась найти здравый смысл в действиях домушников. Не было никакого смысла. Сберкнижку, с которой ещё вчера она перевела детям Алексея Петровича все те деньги, что они успели ей за три месяца переслать, тоже не тронули. Лиза осмотрела замок на двери – взлома заметно не было, открывали умело, словно родным ключом. Ничего не понятно. Хотела было позвонить соседке, узнать, не видела ли та каких-нибудь странных людей отирающимися возле их дома, но так и не решилась. Не сильно она была знакома с соседями, да и не хотелось лишний раз обращать на себя внимание, особенно сейчас. Кому же она вдруг стала интересна в этом безумном мире? Таких людей она не могла представить.

На кухне, слава богу, воры не тронули почти ничего. Лиза вскипятила чайник, налила большую кружку кофе и заревела. Потом достала сумочку, с которой ходила на работу, нашла в ней пачку сигарет, предназначенную для Папа́, и закурила. Последний раз курила она лет в девятнадцать, на втором курсе. Но в эту минуту давно позабытая привычка вдруг вспыхнула с новой силой, словно и не было тех лет, которые отделяли Лизу от славной студенческой поры. Лиза сделала затяжку и закашлялась. Посмотрела на пачку – «Ява» явская. Такие она обычно и курила раньше, не жалуя «Яву» фабрики «Дукат». Но вкус был отвратительный. Она затушила сигарету под струёй воды из-под крана и выбросила в ведро. Это теперь никак не поможет.

Допив кофе и доплакав до красных глаз, Лиза вернулась в комнату и стала собирать разбросанные вещи. Аккуратно сложила бельё в ящики, вернула в исходное положение стулья, сложила в один общий пакет все документы. И вдруг поняла, что кое-что всё же пропало – её красные кружевные трусики от «Петры», которые она купила три года назад, отстояв шесть часов в очереди в январскую стужу. Она и одевала-то их всего лишь один раз, в ночь на годовщину их с Андреем знакомства. Ну, это уж вообще ни в какие ворота не лезло. Воры пришли за её трусами? Она рассмеялась. Какая чушь! Может, просто сунула куда-то в другое место. Но нет – лифчик, который шёл в паре, лежал на своём месте, а трусики очевидно пропали. Кем бы ни были эти воры, но с фантазией у них явно проблемы.

Странным образом это обстоятельство подняло Лизе настроение. Она уже заканчивала ставить обратно на полки книги, когда в руках её оказалась «Последняя экспедиция» Алексея Петровича. Поднимая её за корешок, Лиза заметила, как из книги выпала фотография. Девушка подняла снимок и всмотрелась. Господи! Она глазам не могла поверить. С фотографии смотрела на неё она же сама, Лиза Замятина, только совсем молоденькая и в странной одежде, какой у неё никогда не могло быть. Карточка была старой, потрёпанной на краях, потрескавшаяся и пожелтевшая от времени. Но лицо легко можно было рассмотреть. Её лицо. Чуть раскосые глаза, высокие скулы – раньше люди всегда думали, что она какая-нибудь кореянка. Это досталось ей от отца, который, собственно, и сам не знал, в кого из своих предков пошёл такими азиатскими чертами. Для одного дня всё это было уже чересчур. Не могло быть Лизы на этом фото. Разгадку следовало искать в книге.

Девушка открыла страницы на последней главе, о которой ей говорил Алексей Петрович, и начала читать:

«Я ждал больше месяца, надеясь, что Ну Ну с отцом вот-вот постучатся в мою дверь. Но ничего не происходило. Я вернулся к работе на кафедре. Всё шло своим обычным чередом. За доставленные в институт образцы из Бирмы меня наградили премией. О пропавших напарниках по экспедиции тоже известий никаких не было. Несмотря на разлуку, образ Ну Ну не переставал терзать моё сердце. Супруга моя словно почувствовала это, всячески допытывалась, не разлюбил ли я её и не замыслил ли какую-нибудь пакость. Я чувствовал себя виноватым. Я любил её. Я любил нашего сына. А четыре месяца спустя, узнав, что у нас будет ещё один ребёнок, искренне был этому рад. Но то была совсем другая любовь – привычная, земная, уютная, не требующая никакого надрыва. Чувства мои к Ну Ну я видел иными. Она звучала в моей душе, как отголосок чего-то небесного, равного самому настоящему чуду. Но тревога за её судьбу становилась с каждым днём всё сильнее. Я начал читать газеты, надеясь найти там новости о последних событиях в далёкой Бирме. И однажды такая новость попалась мне на глаза: одной из враждебных и правительству, и коммунистам группировок были захвачены в плен и позже казнены отец и дочь из знатного бирманского рода, за головы которых ранее назначили большое вознаграждение. В новости не упомянули ни их имён, ни конкретных титулов. Но мне всё стало понятно.

Я уехал с чемоданом на свою старенькую дачу, сказав жене, что отправляюсь в командировку, и целую неделю проливал там горькие слёзы, вспоминая о своей погибшей в муках принцессе. И всё же я мог ошибаться. Новость могла оказаться совсем о другой семье, не имеющей никакого отношения к Ну Ну. Слабая, конечно, отговорка для того, чтобы продолжать верить. Однако это затаилось в моём сердце не гаснущим угольком.

Я достал из потайного отделения драгоценности Ну Ну, не зная, что теперь с ними делать. Документы можно было хранить и дома, но объяснить наличие этих сокровищ никаким образом невозможно. Я вертел их в руках и так и сяк, вспоминая принцессу и её танец в отблесках быстрого тропического заката. Память об этом нужно было спрятать в самой глубине своего сердца, а кольца и браслеты закопать в лесу, чтобы больше не таскать с собой в чемодане. И я схоронил их в надёжном месте.

Милая Лиза, эта глава написана мной исключительно для тебя. Только ты знаешь её содержание, если смогла, как я тебя и просил, дочитать до конца мою книгу. И ещё знает художник, потому что ему пришлось рисовать карту с точными координатами моего тайника. Ты, конечно, можешь мне не поверить и посчитать, что я под конец совершенно сошёл с ума. И всё же я надеюсь на твою интуицию, на твоё женское начало. На фотографии, которую я прилагаю, моя Ну Ну. Представляю, как ты удивилась, увидев её впервые. Понимаешь теперь, почему я так к тебе привязался? Вы с ней почти близнецы. Как только я увидел тебя в больнице, то будто воскрес. Память, до этого уже превратившаяся в решето, обрела прежнюю цельность. Всё ожило внутри меня – каждая деталь, каждая минута испытанного мной когда-то восторга. К счастью, ты оказалась, ко всему прочему, очень хорошим человеком. А это такая редкость – сочетание совести и красоты в нашем мире. Только не говори ни слова моим детям. Держись от них подальше. Они догадываются о существовании клада. В бреду я, видимо, часто о нём говорил, и они заподозрили, что это может быть правдой. Хоть и неправильно так говорить о своих детях, но они, к несчастью, выросли нехорошими людьми. Возможно, я уделял им слишком мало времени. Я не отрицаю своей вины. Я не могу доверить им самое ценное, что было в моей жизни. Бедная моя жена, наверное, проклинает меня на том свете за такие слова. Но слов из песни уже не выкинуть. Говорю как есть. Не браслеты, и не колечки я называю здесь самым ценным. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Но если любовь мою я могу унести с собой, то драгоценности пусть останутся здесь, на земле, но только в добрых руках достойного человека. Я завещаю их тебе, моя дорогая. Ты одна можешь справиться с этой ролью. Так уж решила судьба.

Съезди ко мне на дачу по адресу, разыщи по карте то место – и сама увидишь. Только будь осторожна. Если что-то в последний момент пойдёт не так… Впрочем… Это вряд ли, если ты будешь благоразумна. Сам клад закопан под живописной такой корягой. Её нельзя не заметить. Она ещё там, я проверял перед тем, как окончательно лишиться рассудка. У неё есть толстый острый сучок. Ни в коем случае не трогай его, не хватайся сильно рукой. Это опасно. Небольшая инженерная хитрость на случай непредвиденных обстоятельств.