Беломорье

Лавочник долго вздыхал, кляня беспутного парня, затем принес чернильницу и перо и написал под счетом: «Товар полностью получил».

— Но вы же не проверили тюки? — удивился Федин.

— Савватия Николаича проверять не надо. Этот человек но ошибется. Коль пишет двадцать, значит, двадцать. Барышом тебя обидит, а числом завсегда правилен, — с явной гордостью за своего компаньона ответил хозяин, — какой десяток годов друг с другом дело имеем…

Федина очень тянуло пойти к пилоставу, но было бы неблагоразумно показать, что у него есть на заводе знакомые. Оставалось поблагодарить хозяев и лечь на перины гостевой постели.

Рано утром появился Зосима. Умиленно щуря заплывшие глазки, он долго молил хозяев «не говорить тятеньке, что дома не ночевал». Взяв расписку, он тотчас покатил обратно, ожесточенно нахлестывая лошадь.

— Теперь того и гляди коня загонит, — безнадежно махнул рукой лавочник. — Микола милостивый! Ну, скажи, что за дурак растет?

Федин знал, что шуерецкий учитель уже переехал в Сороку, и прежде, чем посетить Никандрыча, он решил побывать у Власова. Оставив свои пожитки у лавочника, Федин направился в школу — небольшой одноэтажный барак, в конце которого находилась комнатушка учителя.

Власов был в классе. В комнате сидела его жена и шила распашонки.

— Наследника ожидаете, — улыбнулся Федин.

— Первенца, — застенчиво прошептала женщина. — Да вот боюсь чего-то. Старшая сестра умерла от родов. А моя мать чуть жива осталась, рожая ее.

Вскоре в сенях зазвенели детские голоса, и в комнату быстро вошел учитель. «Бородка, длинные волосы, рубашка, подпоясанная ремешком, — рассматривал его Федин, — вероятно, «окает». Но Федин ошибся. По скороговорке и «аканью» можно было легко догадаться, что учитель откуда-то из Замосковья.

— Давно пора, давно, — проговорил Власов. — Я писал Туликову, что опыта у нас нет, кустарничаем, кто во что горазд… В Поморье жить вам, Кирилл Афанасьевич, не запрещено?

— Нет. Запрещен въезд в столицы и промышленные центры.

— До прихода Никандрыча посидите с моей благоверной. Она вам подробно расскажет, что ее старшая сестра умерла от родов, а мать чуть жива осталась, ее рожая… Уже рассказала? — заметив улыбку гостя, всплеснул руками Власов. — Вот проворная…

— А тебе бы только смеяться. Сам виноват, сам и в стороне…

— Бегу, бегу, а то волноваться тебе вредно. Через час освобожусь.

«О чем я с ней разговаривать буду? — подумал Федин и, сияв пенсне, стал тереть переносицу. — Вот несчастье». Но жена Власова оказалась приветливой, умной женщиной, и в беседе с ней время пролетело незаметно.

— Вот не думал, что вы оба так разговоритесь, — удивился учитель, входя в комнату. — Ну, побегу Никандрыча предупредить. А ты пока сообрази… Мариночка, — обратился он к жене. — Ведь соловья баснями не кормят.

В сумерках взвыл заводской гудок, и скоро на пороге учительской комнатки появился старичок с бородкой клинышком и в таких больших очках, что они чуть не целиком закрывали его сморщенное лицо.

— Заочно давно знакомы, а руки пожать не удавалось, — заговорил он, сперва здороваясь, а затем обтирая запотевшие с холода стекла. — Хорошо, хорошо сделали, что заехали. Спасибо товарищу Туликову. Поди, это он вас натакал в наши палестины направиться?

— Да, он, — признался Федин, — опоздало бы письмо на час, и я бы уже двигался на Малошуйку.

— Нельзя, Кирилл Афанасьевич, сперва нам помочь надо. На одном месте топчемся, а жизнь вперед идет. Хорошо понимаем, что вас на родину тянет, да и здоровьишко этого требует… Мы уж надолго не задержим вас… А пока что надо вас к какому-то занятию пристроить. Вы какой специальности человек?

Узнав, что до перехода на нелегальное положение Федин был статистиком в земской управе, пилостав обрадовался:

— Словно по заказу. Нашего статистика неделю назад паралик разбил. Управляющий слезы льет, не знает, что делать. Прямо к нему шагайте.

Прочитав справку, что «податель сего… был статистиком с такого-то и по такое-то число, в службе аккуратен, точен и исполнителен», управляющий, опасливо поглядывая на Федина, спросил:

— А забастовки нам не устроите?

— Не моя это специальность, — усмехнулся Федин.

— Вот и хорошо, а то, батюшка, такие пришли времена, хуже не было. И с чего все эти заварухи начались?

Федин молча развел руками…

Служба занимала у Федина не так много времени. Он взял на себя еще ряд обязанностей, получив возможность бродить по всему заводу и выезжать на лесозаготовительные участки. С Иваном Никандровичем и учителем Федин первое время не встречался, поэтому никто не мог сказать о нем что-либо предосудительное, сам же он получил довольно точное представление о рабочих завода.

Как-то в субботу, когда Федин проходил мимо школы, его тихонько окликнула жена учителя.

— Приходите завтра в девять вечера, — шепнула она. — Вас будут ждать.

«Завтра начнется то, ради чего я задержался в Поморье», — глядя на миловидное лицо молодой женщины, подумал Федин.

На следующий день Федин в назначенный час зашел к учителю. В комнате были плотно занавешены окна и, кроме хозяев и Ивана Никандровича, находилось еще шесть человек. С двоими из этих людей Федин уже успел познакомиться на заводе. «Так и знал, что они наши! Не утратил еще умения распознавать людей», — мелькнула мысль.

— Не подумайте, что нас так мало, — заговорил Никандрыч. — Это только гвардия, это те, что друг за друга головой поручиться могут… А так нас куда больше. Васенька, — обратился он к пареньку, — поброди вокруг школы, вдруг какое свиное ухо к окну прижмется? Зазябнешь, так кто другой сменит.

Паренек приосанился и вышел. Все уселись за стол. На нем кипел самовар, в металлической корзиночке лежали ломти белого хлеба домашней выпечки. Никандрыч начал рассказ о революционной работе на заводе. Изредка его дополнял то один, то другой участник собрания. Когда старик кончил, Федин понял, что на заводе есть около десятка революционно настроенных рабочих, что наберется десяток-другой сочувствующих им. Но настоящей революционной работы на заводе еще нет.

— Чем вы закрепили февральский успех, когда администрация уступила по всем требованиям? — после некоторого молчания спросил Федин.

Пилостав переглянулся с учителем, а тот лукаво подмигнул Федину.

— Прямо сказать, начисто все возможности промазали. Нам от него, — пилостав кивнул в сторону учителя, — за это крепкая взбучка была.

— А связь с рабочими других заводов есть? — спросил Федин.

— Нет. Там еще хуже, чем у нас, — ответил учитель. — Не считая кемского завода, там больше на сезонниках выезжают. Рабочего костяка больше всего у нас да в Кеми.

— С ковдскими заводами связь можно установить, — перебил Власова Никандрыч. — Там пмлоставом мой выученик. Толковый парень, когда не пьян. А заливать горазд, жена крепко с ним мается. Детишек куча, а он все пропить норовит. Опасный попутчик нашему делу — пьянка. Сам попадет и других погубит, как в Сумском Посаде три года назад приключилось.

Неожиданно в комнату вошел Вася.

— Вокруг школы биржевой мастер крутится. Я за ним брожу, к окнам подойти близко мешаю. Едва лембой в сени не заскочил. «Ты чего, Васька, на улице городовым торчишь?»— спрашивает меня. Говорю, что ребят жду, на вечорку в село ладимся. «А ты чего, — спрашиваю, — Федот Макарыч, около школы потерял?» Плюнул и ушел. А сейчас опять к школе бежит.

— Выйдите-ко, ребята, в кладовку. Я зазову гада, а вы тем временем на улицу выскользнете.

Вскоре, бесшумно ступая, в сени вошел старик, вытягивая голову и прислушиваясь. Власов вынтел ему навстречу.

— Никак до ветру зашел, Федот Макарыч? — почти в ухо крикнул он мастеру. — Или погостить захотел?

— Погостить, погостить, — заговорил тот, — погостить, голубок.

— Ну, входи, коли так соскучился. — Власов распахнул дверь и почти втолкнул старика в комнату. — Заведи, Марина, граммофон ради почетного гостя… Веселиться старец пришел!