Страница 24 из 30
– Ах наглец! – Каммамури, в свою очередь, поднял руку, собираясь отвесить пленнику затрещину. – Твои светящиеся глаза заставили отступить голодных крыс, а они собирались тебя сожрать.
– Вовсе нет. Они убежали, испугавшись звона цепей.
– Надеешься обвести нас вокруг пальца? Да я сам тогда едва устоял перед твоей черной волей. Твои глаза светились, будто у пантеры в ночи.
– Тебе померещилось, – невозмутимо возразил пленник.
– Хватит ломать гнусную комедию! – гаркнул Янес, взбешенный его дерзостью. – Приказываю тебе освободить мою жену, которую ты загипнотизировал.
– Не могу, ваше высочество.
– Продолжаешь упорствовать?
– Я ничего не делал вашей жене!
– Мы видели достаточно! И ты еще смеешь упорствовать после такого? Вели ей вернуться в спальню.
– У меня нет на это сил, ваше высочество.
– Приказывай! – Янес занес кулак.
– Хоть убейте, я не могу исполнить ваш приказ. Госпожу рани заворожил кто-то другой.
– И кто же?
– Наверное, тот, кто отравил министров.
Терпение Янеса лопнуло. Он со всего маху ударил пленника по лицу, выбив ему глаз. Теперь пария наполовину ослеп. Из пугающе пустой глазницы потекла кровь.
– Вы за это заплатите, ваше высочество! – закричал пленник. – И скорее, чем вам кажется! За меня отомстят!
– Кто за тебя отомстит? Синдхия? – продолжал бушевать Янес, которого с трудом удерживал Каммамури, опасавшийся, что португалец прикончит негодяя.
– Я никогда не встречался с Синдхией. Говорят, он прежде правил Ассамом, вот и все, что мне известно.
– Каммамури, займись подлецом, – буркнул Янес.
– Сию же минуту. Надо же, сколько кровищи! Ох и тяжелые у вас кулаки, господин Янес. А пленнику пока умирать нельзя, совсем нельзя.
Янес отправился к себе, осторожно поддерживая рани. Тремаль-Наик нес маленького Соареса. Каммамури разорвал платок, взял у раджпута фляжку с крепкой тафией[34], обильно смочил лоскут и бесцеремонно запихал прямо в кровоточащую глазницу. Раненый завизжал.
– Заткнись, шакал. Будет больно, зато кровь остановится.
– Чтоб вас Брахма проклял!
– Будем ждать, – усмехнулся Каммамури. – Оставь в покое бога, которому до тебя нет дела.
– Я брамин! – из последних сил выкрикнул пленник.
– Будешь и дальше морочить нам голову, получишь новую порцию побоев. Может, и второго глаза лишишься. Клювы у марабу острые.
– Уж лучше убей меня!
Каммамури только фыркнул. Раджпут и крысолов расположились поодаль от тюфяка, с безразличным видом наблюдая за подвывающим пленником. Тот же пытался сосредоточить всю свою силу в единственном оставшемся глазу. Маратха раскурил папиросу из пальмовых листьев, сел на пол, подогнув под себя ноги, и сказал парии:
– Теперь я знаю, чего ты боишься больше всего. Ослепнуть.
– Оставь меня в покое! От твоей тряпки рана горит огнем.
– Но так нужно. Для твоего же блага.
– Можешь скормить мой второй глаз марабу, если хочешь. Все равно рани сделает то, что должна.
– Ты на что намекаешь? Говори прямо, хватит угроз.
Пленник, как и все индийцы, обладавший немалой силой духа, лишь пожал плечами и хрипло выдавил:
– Скоро узнаешь…
Трое мужчин с воплями: «Убить негодяя!» – вскочили на ноги.
– Убивайте. – Пария уставился на них одним, дико горящим глазом.
Они готовы были наброситься на наглеца, и тут Каммамури опомнился:
– Остановитесь, друзья. Довольно с него. Еще один удар – и он окажется в объятиях Кали. Что ты за человек такой? Тебя, наверное, изрыгнула сама преисподняя.
– Я родился с благословения Брахмы.
– Скорей уж Рудры[35].
– Дай мне попить… У меня язык к нёбу прилипает…
– Дам. Сколько угодно, хоть все реки Индии. Но сначала ты должен во всем признаться.
– Позволь мне умереть… Не могу больше… Молю, отдай меня птицам, они ждут не дождутся, когда смогут вонзить свои клювы в мою плоть и внутренности…
– Будешь говорить, подлец? Зачем ты отравил министров? На кого работаешь?
– Ничего не знаю… Воды… Я готов выпить весь Ганг.
– Придется потерпеть. – Маратха достал серебряные часы размером с луковицу и не без труда прикинул время. – Полдень. Пора обедать. Пойдемте перекусим, друзья. А заодно выпьем несколько бутылочек пивка.
– Пиво…
– Да-да, пиво. Мы напьемся вдоволь. В погребах раджи его полно.
Несчастный зашевелил губами, словно пытаясь произнести еще что-то, и вдруг обмяк.
– Не помрет? – забеспокоился раджпут.
– Не думаю; марабу быстро заставят его очнуться. Как вопят! Ревут, что твои буйволы. Удивительные птицы!
– Они сами скоро спятят от жажды, – заметил крысолов. – Дай им попить.
– Нет-нет, воды не получат ни марабу, ни пария, – сурово отрезал маратха.
– Закончится тем, что они нападут друг на друга, чтобы напиться крови.
– Пусть сперва цепи порвут. Это поводки мастифов. Сам подумай, насколько они прочны. – Каммамури осклабился, продемонстрировав два ряда зубов, которым позавидовал бы молодой крокодил. – У меня в животе пусто. Пойдемте-ка обедать.
– А с ним что делать? – спросил раджпут, заметив, что пленник приоткрыл глаз.
– Пусть беседует со своим Брахмой или ругается с моими пернатыми мудрецами, – со смехом ответил Каммамури. – Он заговорит! Заговорит, или я не маратха. А нас ждет обед.
Они направились к выходу, отбиваясь от плешивоголовых марабу, тянувших к ним клювы. Поднялись на верхний этаж, в комнату, где стояли походные койки. Слуги уже принесли корзины с жареной птицей, холодным мясом, маслеными лепешками, бананами и кокосовыми орехами, полными прохладного молока.
– Отдадим их парии, – с усмешкой предложил крысолов. – Что может быть лучше кокосового ореха, когда хочешь есть и пить?
– Нет, сами выпьем. – Каммамури начал распаковывать корзины. – Пусть страдает, пока язык не развяжется.
– Ты все еще на это надеешься?
– Конечно.
– Я б уже сдался, – протянул раджпут. – Кажется, мои барабанные перепонки, привычные к грохоту английских пушек, того и гляди лопнут от криков марабу.
– Раз ты их слышишь, значит еще не лопнули, – засмеялся Каммамури, с аппетитом набрасываясь на еду.
Он как раз отрезал кусок жареного огаря[36], которого обнаружил под лепешками, когда в дверях появился Тремаль-Наик в сопровождении крепкого юноши лет двадцати с умным взглядом.
– Тимул! Следопыт Тимул! – воскликнул маратха и с тревогой посмотрел на хозяина. – Есть новости? Что с госпожой рани?
– Спит рядом с сыном. Однако Янеса чрезвычайно беспокоит ее состояние.
– Меня тоже, хозяин. Негодяй заявил, что рани сама знает, что делать, и его взгляд ей больше не требуется.
– Подлый шакал и отравитель строит против нас козни. Теперь и у меня сердце не на месте.
– Хозяин, хочешь, марабу выклюют ему второй глаз? Проглотят мигом, будто яйцо.
– Нет, не надо. Янес собрался уже привязать его к пушке и разметать на тысячу клочков, да я не позволил. У парии – ключ к тайне дворцовых убийств, за которыми наверняка стоит Синдхия. Боюсь, опальный принц сбежал из Калькутты в надежде вернуть корону Ассама, которую замарал кровью не меньше, чем его брат. Может, я ошибаюсь, но сдается мне, у нас под ногами мина, готовая в любой миг взорваться. Что бы ни твердили младоиндийцы, мы никогда не приблизимся к благам цивилизации. Нам нужны голод, холера и массовые казни.
– Да, это наша беда. – Каммамури подвинулся, давая место Тремаль-Наику и Тимулу, и продолжил нарезать утку. – Зачем вы привели сюда следопыта?
– У меня родилась идея.
– Какая, хозяин?
– Прихватить раджпутов, отправиться в крокодилий залив и переловить там париев из клоак.
– Вряд ли они сообщат что-нибудь полезное, хозяин. Брамин у них главный, только ему все известно.
– Посмотрим… Вдруг мне повезет?
34
Тафия – алкогольный напиток, изготавливается путем перегона перебродившей патоки из тростникового сахара, заранее разбавленной водой.
35
Рудра – в древнеиндийской мифологии божество, связанное с несчастьями и болезнями.
36
Огарь – водоплавающая птица семейства утиных, имеет характерное оранжево-коричневое оперение.