Архипелаг

Как далеко он сейчас от женщины, которую любит по-настоящему. «Отдайте мне назад мою жизнь, — молит Гэвин, роняя слезы. — Отдайте! Я хочу в свою кровать, домой, в объятия моей жены». А прошлой ночью со шлюхами был не он, а какой-то другой Гэвин. Он вспоминает, как лежал на огромной кровати, и одна женщина сидела на его лице, другая — на члене. Кто они вообще такие, эти женщины? Он не знает их имен, они разговаривали на тяжелом испанском наречии, в основном друг с другом. А он хохотал, орал песни и вообще производил очень много шума.

Там его и нашел под утро Рафаил, без которого он вообще не смог бы уйти от них. Сколько же времени он провел с крылатыми жрицами любви? Они не снимали пушистых крыльев даже во время секса. Он выложил двести гульденов. Рафаил притащил его обратно к фургону, и он заплатил еще и Лейле, за то, что сторожила его спящую дочь и собаку.

Гэвин припоминает, как греб в темноте к яхте и над головой мерцали звезды. Этот секс, эти женщины… Их соленый вкус до сих пор стоит у него во рту.

Боже милосердный! Он должен срочно возвращаться домой, в Порт-оф-Спейн! Ползти на коленях в свой офис, проситься обратно. Чем плоха была его старая жизнь?

— Папа? — В проеме двери появляется Оушен.

— Да, ду-ду?

— Ты что, болен?

Она выглядит помятой и сонной. Как и он, она любит поспать, как и он, медлительна по утрам. Она подходит к нему, пытается обхватить его маленькими ручонками.

— Да все в порядке, детка. — Он кладет руку на ее шелковистую головку.

— Фу, ты плохо пахнешь.

— Знаю.

— Ты просто ужасно пахнешь, папа.

— Ну, извини.

— А что мы будем сегодня делать?

— Сегодня, — говорит он, слегка сжимая ее, — я отвезу тебя в одно волшебное место.

— В какое?

— Это секрет.

Он пытается вспомнить, какой сегодня день. Воскресенье, да, точно, воскресенье, 19 декабря. Где они оставили машину? Ах, он же сам доехал до пристани. Рафаил высадил его по дороге, прямо около арендованной тачки. К тому времени он немного протрезвел, смог доставить свои сокровища до гавани в целости и сохранности. Ну и дела… Вот почему люди вроде него толстеют, вот почему предпочитают проводить время в офисах, — ведь скатиться до вчерашнего состояния так просто, были бы деньги. И один бог знает, на какие неприятности можно нарваться.

Но постойте, ведь неприятности начались гораздо раньше, задолго до вчерашнего дня, до проституток, до выкинутого в море мобильника, до отъезда. Он вообще — одна ходячая неприятность. Десять лет жирел на работе, жил не своей жизнью под каблуком у жены… Наводнение в один миг смело его прошлое, как карточный домик.

И что же он сделал после того, как у него отняли жизнь? А ничего особенного: построил новый дом, только хуже прежнего. Пошел обратно в офис, от которого хотелось блевать. Кислый вкус во рту, изжога, шелушащиеся руки, бесконечные чашки кофе… Столько кофе, что даже моча стала темного цвета и изо рта воняло. «Вам пирожок с картошкой, мистер Уилд? Может быть, пончик?» Сколько пончиков он сожрал на завтрак за всю свою жизнь? Миллион? А те вчерашние шлюхи, господи ты боже мой! Он так хорошо не чувствовал себя лет десять, а то и больше. Почему жена никогда не садилась ему на лицо? Почему не носила крылышки во время секса, не золотила соски, не навешивала на них кисточки? Почему не трахала его с такой страстью, чтобы ему хотелось петь?

Он стал совсем не тем, кем хотел. В молодости, когда они с Клайвом ходили в море на «Романи», он был больше похож на себя настоящего. А потом превратился в обычного толстяка, женился на приличной девушке, обзавелся домом и двумя детьми, работал как проклятый, пока пришедшая с горы волна в один миг не разрушила всё.

Вчера он снова, хоть и ненадолго, побывал самим собой.

Он смотрит на дочь и говорит:

— Сегодня мы как следует повеселимся, моя русалочка.

* * *

Лулу рассказала ему об океанариуме на Кюрасао, расположенном рядом с морем: «Обязательно побывайте там, поплавайте с дельфинами!»

Сейчас они стоят в очереди за билетами, на Оушен зеркальные очки и джинсовый комбинезончик. Кажется, она немного подросла за это время, а он похудел: смешно, что он уменьшается в объеме, в то время как этот маленький цветочек стремится ввысь.

— Помнишь тех дельфинов, которых мы встретили в море? — спрашивает Гэвин.

— Да.

— Одних мы видели, когда только отошли от Тринидада, а других — когда пересекали пролив.

— Да.

— Ну а сегодня мы сами поплаваем с дельфинами.

— Как, прямо в море?

— Не совсем, скорее в большом бассейне с морской водой.

Океанариум занимает огромную территорию и часть пляжа недалеко от Спаанс Вотер, рядом с океаном. В разных бассейнах тут живут тюлени, акулы и скаты, их можно покормить, так же как фламинго и черепах. Сквозь высокие стеклянные стены виден риф с его разнообразием морских рыб. Но Гэвину хочется показать Оушен именно дельфинов.

В маленькой комнате кроме них еще шесть человек: две молодые женщины, наверное подруги, супружеская пара и мать с дочерью. Дочке лет сорок, у нее зеленые волосы и кольцо в носу, у матери трясется голова, как при болезни Паркинсона.

Молодая девушка-инструктор рассказывает, как вести себя с дельфинами: они не любят, чтобы их трогали за нос или катались на них, как на мотоцикле; боятся и нервничают, когда кто-то плещется в воде или издает громкие звуки. Их нельзя тыкать пальцем и скрести ногтями, но им нравятся легкие поглаживания по корпусу.

— И вообще, если ваши вибрации им не по нраву, — говорит инструктор, — они даже не подплывут к вам.

Группу снаряжают ластами и надувными жилетами, и вот уже Оушен сама превратилась в крошечного дельфинчика. Его девочка — дитя водной стихии, в море она чувствует себя как дома.

Они проходят к части аквариума, отгороженной от моря только прозрачной стенкой. На низком моле их ждут три инструктора в гидрокостюмах, а в бассейне плавают шесть дельфинов.

— Круто! — восклицает Оушен, и у него в груди снова начинает что-то подрагивать.

Все осторожно, парами, спускаются в воду. Гэвин держит Оушен на руках. Каждый инструктор закреплен за конкретным дельфином. Отдавая команды, он свистит в свисток или хлопает в ладоши. По хлопку дельфины вплывают в бассейн, и вот они уже снуют между людьми, серо-синие, гладкие. Один проплывает совсем рядом, и Оушен протягивает маленькую ручку и гладит его по боку. Гэвин тоже дотрагивается до шершавого, как наждачная бумага, бока; кожа дельфина испещрена белыми шрамами, полученными в играх или драках. Дельфин выгибается тугой дугой, взмывает вверх так, что хвост оказывается над водой, обрушивается вниз. И вновь Гэвин поражается силе и гибкости этого животного. Вблизи дельфины представляют собой что-то среднее между тунцом и анакондой, акулой и гусем. Они — трогательные, добродушные создания, но все же не совсем ручные. Считается, что по развитию дельфины достигают уровня восьмилетнего ребенка.

— Ему нравится, когда его гладят, да, пап?

— Мне кажется, да.

— А я ему нравлюсь?

— Очень.

— Он ведь большая рыба, правда, папа?

— Вообще-то, он млекопитающий, как кит. У него теплая кровь, наверное, поэтому ты ему нравишься. Как будто вы с ним одной крови.

Дельфин оплывает их по кругу, внимательно следит круглым темным глазом. На его удлиненной морде ясно написана довольная улыбка, но в пасти скрываются сотни острых зубов. Кажется, Оушен интересна дельфину больше, чем он, и Гэвин ослабляет хватку, отпуская дочку в одиночное плавание. Вскоре они с дельфином уже плавают рядом, морское животное не отплывает далеко от ребенка, а когда Оушен поворачивает обратно к отцу, сопровождает ее, как собака. Вдруг дельфин глубоко подныривает под девочку и, появившись на поверхности, поддевает ее своим носом и поднимает в воздух. Оушен сидит, как на троне, и визжит от восторга.

Дельфин ныряет в бассейн, затем снова поднимает Оушен высоко над водой.