Архипелаг

— Что же, русалка, — улыбается он, — пора плыть обратно на яхту. Что ты хочешь на завтрак?

— Кукурузные хлопья с фруктиками.

— Прекрасно, я тоже буду хлопья.

Он сажает Оушен на спину, и они доплывают до яхты, а собака плывет рядом, пытаясь укусить аквапалку. Девочка и собака забираются на яхту по пандусу, а он подтягивается, чтобы достать до кормовой лестницы, с досадой чувствуя, как тяжело ему тянуть свое грузное тело вверх.

* * *

Около полудня Гэвин надувает резиновую шлюпку и спускает ее на воду. Пока они завтракали, в бухте появились первые рыбаки: отвязав пироги, они устремились в открытое море — каждый, проплывая мимо, в знак приветствия кивнул ему. Но много пирог пока стоят пустыми. Подплыв к берегу, Гэвин привязывает шлюпку к пристани, и тут его одолевают сомнения: а вдруг ее украдут за время их отсутствия? Может, оставить Сюзи за сторожа? Нет, решает он, придется рискнуть, собака принесет больше пользы, если поедет с ними.

На берегу Оушен берет в руки поводок — какая милая парочка! Глаза дочки широко раскрыты, она даже немножко подпрыгивает от нетерпения, а Сюзи терпеливо сидит, ждет его. Оушен ведет собаку на поводке по раскаленному асфальту, он идет следом. В небе висят облака, серые, словно дымящиеся.

Они подходят к так называемому Плейя-дел-Агуа, или «Водному пляжу», — длинной песчаной косе, окаймленной пальмами и усеянной ресторанами, явно рассчитанными на туристов. Это место напоминает ему залив Маракас в Тринидаде.

Они находят самый симпатичный бар, садятся за стол. Он обещал накормить Оушен обедом, потом они возьмут в аренду машину и отправятся на экскурсию в мангровые рощи, а ближе к вечеру навестят знаменитую Девственницу долины.

Над стойкой бара установлен огромный плазменный экран, не смотреть на него невозможно. Бармен полностью поглощен происходящим на экране. Гэвин тоже начинает присматриваться — показывают сцены хаоса и разрушения, людей, копошащихся среди полуразвалившихся стен. А затем на экране появляется сеньор Уго Рафаэль Чавес Фриас, президент Венесуэлы. Одетый в армейскую форму цвета хаки, он проходит в самый центр лагеря беженцев — крепко сбитый, как настоящий латиноамериканец, невысокий, загорелый, на вид страшно крутой.

Гэвин раскрывает рот, прислушивается к голосу журналиста, стараясь разобрать испанские слова. Ух ты! Оказывается, в Венесуэле прошли наводнения, сильный дождь не перестает уже много недель. С горы сошел сель, снес целую деревню, тридцать человек погибли или пропали без вести. Сеньор Чавес обещал предоставить собственный дом в распоряжение оставшихся без крова людей как залог того, что он построит им новые жилища. Люди толпятся вокруг него, суют младенцев, просят поцеловать их. Взяв на руки темнокожего малыша, Чавес вдруг начинает напевать: «Cumpleaños feliz, cumpleaños feliz!» — «С днем рождения тебя!» Ему подносят микрофон, он воркует в него, качая ребенка. Завораживающее зрелище, глаз не оторвать.

Гэвину неловко беспокоить бармена, и он покашливает, чтобы привлечь его внимание, спрашивает, говорит ли тот по-английски.

— Немного, — отвечает бармен.

— Что там происходит? — Гэвин кивает на экран.

— Дождь, плохо, — объясняет бармен. — Чавес обещал помочь, а вместо помощи поет песни. Я так боюсь за мою семью в Венесуэле.

— Да, ужасное положение. — Желудок Гэвина сжимается, ему жаль бармена, но обсуждать наводнение не хочется.

— Моя семья оказалась в западне, их деревня на склоне горы, по обе стороны — две реки, того и гляди разольются. Им оттуда не выбраться. У них нет ни воды, ни электричества, а теперь и телефон не работает. Мне так страшно за них.

— Мне очень жаль. — Гэвин с трудом выдавливает слова сочувствия.

Бармену на вид лет около двадцати пяти — красивая улыбка, длинные ресницы.

— Что будете пить? — спрашивает он.

— Две колы, пожалуйста.

— Простите, мы не подаем колу.

— О, почему?

— Это напиток империалистов.

— Да неужели? — У Гэвина невольно вырывается смешок.

— Кока-кола — это очень плохо. Американский, плохо! — поясняет бармен. — Как насчет пепси?

— Подождите, но ведь пепси тоже американский напиток.

— Не так плохо, как кола.

— Хорошо, два стакана пепси, пожалуйста.

— А поесть?

— Рыбу. Можно улов дня?

— Есть ваху.

— Прекрасно. Тогда ваху с жареным картофелем. И еще бутылку воды. Можете дать мне миску для собаки?

Бармен кивает, записывает заказ, передает ему миску, достав ее откуда-то из-за спины, и снова поворачивается к экрану. Чавес что-то горячо вещает, грозя небесам кулаком. Люди вокруг кивают, слушают его, затаив дыхание. Гэвин передает Оушен стакан пепси, и девочка залпом осушает его наполовину, втягивая холодный напиток через соломинку.

— Папа, а кто это там, в телике?

— Фрэнк Синатра.

— А он кто?

— Певец. И еще коммунист. Не пей так много холодного пепси, товарищ.

— Товарищ? Это кто?

— Друг.

— Хороший друг?

— Да, типа того.

— А когда мы поедем смотреть на Деву Марию?

За завтраком он рассказал ей о Девственнице долины, защитнице моряков.

— Скоро.

— А она тоже товарищ?

— Нет.

— А кто она тогда?

— Святая, мать Иисуса.

— Товарища Иисуса?

— Ну нет, Иисуса вряд ли можно назвать товарищем.

— А что такое девственница, папа?

— Потом объясню! — Он выразительно смотрит на нее, типа отстань, она закатывает глаза, но замолкает.

Он наливает собаке воды, откидывается на стуле. Его подташнивает, — почему он всегда чувствует себя виноватым, когда слышит о бедствиях других людей? Но ведь и в самом деле ужасно видеть, как твой дом вдруг начинает съезжать с горы вниз, прямо в мутный, бурлящий илистый поток! На память почему-то приходит Альфонс, — интересно, как чувствует себя человек, имеющий собственный бизнес.

* * *

По всему пляжу разбросаны павильоны, где можно купить отдельную экскурсию или тур на целый день, взять в аренду машину или мотоцикл. Около павильона с вывеской «Чудо-тур» стоит мужчина, такой колоритный, что они невольно тормозят рядом с ним.

— Хай! — окликает их мужчина. — Чем могу вам помочь? — При этом многообещающе усмехается, как будто желает разделить с ними какой-то секрет.

Мужчина одет в пеструю гавайскую рубашку, на нем зеркальные очки, волосы зализаны назад в прическе а-ля Элвис. Ему под шестьдесят, загорелый до черноты. Здоровенная бородавка у носа пляшет вверх-вниз, когда он говорит.

— Может быть, и можете, — задумчиво произносит Гэвин, плененный бородавкой.

— Хотите заказать экскурсию? Купить тур?

— Скорее, взять в аренду автомобиль.

— Может быть, хотите отправиться на джип-сафари?

— Нет.

— Уверены? Все любят джип-сафари, это очень весело, открытый джип, громкая музыка. Девочки.

— Я слишком стар для этого. К тому же со мной дочь и собака.

— Сколько здесь пробудете?

— Недолго.

— В каком отеле остановились?

— Мы приплыли на яхте.

— А! Тогда, может быть, хотите понырять? Есть прекрасный тур…

— Да зачем? Я могу нырять с борта яхты.

— А где пришвартовались?

— В заливе Мансанильо.

— Эээ, там? Будьте осторожны.

— Буду.

Затем, непонятно почему, Гэвин доверительно наклоняется к мужчине:

— Мы сбежали, понимаете? Приплыли сюда с Тринидада. Я бросил свою работу.

Гид поднимает на лоб очки и ухмыляется Гэвину с искренним восхищением и немного заговорщически, как жулик жулику. Его акцент и манеры напоминают то ли служителя казино из Лас-Вегаса, то ли сутенера из Каракаса.

— Ну, парень, ты даешь! Меня зовут Сонни. — Он протягивает руку. — И куда теперь двигаешься?

— На Бонэйр.

— А чего не на Лос-Рокес?

— А что нам делать на Лос-Рокесе?

— Там рай земной, брат! Реально! Обязательно съезди на Лос-Рокес — подумаешь о душе, сольешься с природой, понимаешь, о чем я?